– Да. Но я опоздал. Лафит сказал мне, что ты уже уехала с капитаном Стоуном. Неужели ты настолько любишь этого капитана, что готова пренебречь своими брачными обетами? – горько спросил Филип.

– Роб добрейший и сердечнейший человек из всех, кого я знаю, – резко ответила Габби. – А что я видела от тебя, кроме жестокости и высокомерия?

– Я спросил тебя, любишь ли ты его, Габби? – повторил Филип более мягко.

– Не знаю, Филип, – ответила она, избегая его взгляда. Его гранитно-серые глаза пронизывали ее до глубины души. – Но Роб любит меня и просил стать его женой.

– Это невозможно! Ты моя жена.

– Существует такая вещь, как развод. Это трудно, но возможно, – отозвалась она.

– Габби, – начал Филип таким тоном, какого она раньше от него не слышала, – ни слова больше. Ты должна кое-что узнать.

– Что бы ты ни говорил, ничто не изменит моего мнения о тебе или о Робе.

– Он умер, Габби. Твой Роб умер.

Такой удар невозможно смягчить, подумал Филип, увидев, как кровь отхлынула от щек Габби. Она должна узнать правду. С тревожным возгласом Филип рванулся вперед и успел подхватить Габби прежде, чем она упала на пол. Он осторожно положил ее на кровать, впервые обратив внимание на ее обтягивающие брюки и на холмики грудей под рубашкой.

Габби медленно возвращалась из небытия в мир печали. Милый, добрый Роб умер. Никогда больше она не увидит его веселые голубые глаза, не услышит его заразительный смех. Слезы выступили на ее глазах, когда она вспомнила их последние минуты нежности перед разлукой.

– Капитан Стоун был твоим любовником! – услышала она обвиняющий голос Филиппа. – Боже мой, Габби, что с тобою сталось? Где та девочка, которая собиралась посвятить свою жизнь Господу нашему?

– Та девочка вышла замуж за тебя, Филип, и больше никогда не была прежней, – ответила Габби без всякого выражения. – Скажи, как умер Роб?

Филип рассказал ей то, что ему было известно, и Габби тихо плакала, чувствуя себя такой одинокой, как никогда в жизни.

Тронутый ее слезами, Филип сел на край кровати и разгладил влажные волосы на лбу.

– Я не верю, что ты по-настоящему любила его, Габби. Но все это теперь не имеет значения. Ты понимаешь? Он умер, а я все еще твой муж. – Габби затихла. – Неужели мы не можем начать заново? Наверно, я был тебе не совсем безразличен, раз ты спасла мне жизнь. Я... ты мне очень дорога, моя милая. И... я по-прежнему хочу тебя.

Недоверие на ее лице сменилось изумлением. Филип просит почти невозможного. Ведь ей придется всю жизнь прожить в страхе. Она сомневалась, что Филип скоро забудет то, что Роб был ее любовником. Даже если забудет, то никогда не простит. Так и она не может забыть о Сесили и простить его за убийство.

– А что потом? Ты задушишь меня, как свою первую жену, когда твою душу источит мысль о том, что другой мужчина обладал мною? – спросила g Габби не в силах сдержаться.

– Габби! – воскликнул Филип, побледнев. —

Откуда ты взяла, что я задушил Сесили? Как ты могла поверить, что я способен на такой чудовищный поступок?

– Ты сам мне сказал, что убил свою жену, – ответила Габби. – А Марсель рассказал, что ее нашли задушенной. Что еще я могла подумать?

– Марсель! – Филип с горечью сплюнул, произнеся это имя. – Ну разумеется, он с радостью извратил мои слова в своих низменных целях. Черт возьми! – вдруг выругался Филип, когда до него дошло, что думала про него Габби все это время. – Так ты решила, что станешь следующей жертвой?

Габби молчала, и Филип понял, что угадал. Габби не хотела возвращаться к нему, опасаясь за свою жизнь. Ну и глупцом же он был!

– Послушай меня, милая, – сказал он серьезно. – Я не убивал Сесили своими руками. Я просто считал себя виноватым в ее смерти и до сих пор так считаю.

– Но... я не понимаю.

– Пожалуйста, выслушай меня, а потом суди сама, – произнес Филип с мольбой в голосе. – Я встретил Сесили, когда вернулся на Мартинику из Франции, где провел десять лет, получая образование. Вернулся, когда получил известие о смерти отца. Поместье Бельфонтен принадлежало мне, так же как и большая плантация сахарного тростника. Я упорно работал три года и, пожалуй, был чересчур серьезным молодым человеком, потому что редко участвовал в веселой светской жизни Сен-Пьера в отличие от моего доброго друга и соседа Марселя Дюваля. Однажды он познакомил меня с Сесили, и вся моя жизнь в одночасье переменилась.

На всей Мартинике не было другой такой красавицы, и я влюбился в ее красоту, а также в ее жизнелюбие и веселый нрав. Она любила флиртовать и постоянно находилась в окружении поклонников, которые осыпали ее комплиментами и кидались наперегонки выполнять малейшее ее желание. Я настойчиво ее преследовал, и, судя по ее поведению в те редкие моменты, когда мы оставались наедине, мне казалось, что наши чувства взаимны. Я сделал ей предложение, но она мне отказала, заявив, что она еще не готова к благоразумной семейной жизни, да еще в таком далеком месте, как Бельфонтен.

Но я не согласился с ее решением. Страсть к ней захватила меня, как болезнь. Марсель предупреждал меня, что я ей не пара, позднее я догадался, что он просто ревновал. Наконец в отчаянии я пошел к отцу Сесили и попросил ее руки. Старик ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы непокорная дочь вышла за меня замуж. У меня было большое состояние, и я считался прекрасной партией для любой девушки на острове. Отец переживал, что Сесили никогда не найдет себе жениха по вкусу. Вдвоем мы надавили на нее и убедили выйти за меня замуж, но только после того, как я пообещал ей, что мы будем жить в Сен-Пьере. Я ни в чем не мог ей отказать.

Филип уже давно встал и расхаживал по комнате.

– Продолжай, Филип, – сказала мягко Габби.

– Мы были безумно счастливы, по крайней мере я, несмотря на то, что она отказалась от моего предложения провести медовый месяц в морском путешествии на «Стремительном». Сесили заявила, что умрет со скуки на корабле. Я часто уезжал по делам. Сесили в мое отсутствие была вольна жить в свое удовольствие, и я никогда ее ни о чем не расспрашивал. Она тратила деньги с такой ужасающей скоростью, что я в конце концов был вынужден поговорить с ней, и это была наша первая серьезная ссора.

Мы прожили в Сен-Пьере почти год, когда я получил срочное донесение от управляющего. В нем сообщалось, что пожар уничтожил западную часть тростниковой плантации, включая установку по изготовлению рома, и меня срочно вызывают в Бельфонтен, чтобы поправить дела. Когда я объявил Сесили, что нам придется поехать на плантацию на неопределенное время, она плакала, спорила и протестовала, но в конце концов вынуждена была уехать со мной. Вот тогда-то и начались серьезные проблемы.

Филип пристально посмотрел на Габби, как бы прося ее понять то, что произошло затем.

– С первого дня нашего пребывания в Бельфонтене Сесили отказала мне в близости. А я, как влюбленный глупец, находил для нее оправдания и говорил себе, что она привыкнет и вскоре вернется в супружескую постель. Тем более одно можно было сказать о Сесили – она была исключительно страстной женщиной, и я был уверен, что зов плоти вскоре пересилит ее детские капризы.

– И что, твои ожидания оправдались? – спросила Габби. Она легко могла себе вообразить капризную красавицу Сесили, которую обожал Филип.

– Все наоборот, – сознался он, и воспоминания омрачили его лицо. – Она почти перестала со мной разговаривать. А потом я совершил нечто, что невольно ускорило ее смерть. Я обратился за утешением к Амали и в ее объятиях нашел то, в чем мне отказывала жена.

– Твоя любовница!

– Да, но она стала моей любовницей только тогда, когда Сесили отказалась быть мне женой. Я обратился к Амали за утешением. Я мужчина, Габби, – сказал он, как будто это все объясняло. – Когда Амали щедро предложила мне то, в

чем отказывала Сесили, я принял ее дар и в ее объятиях смог забыть, хотя бы на время, отчаяние, которое я испытывал из-за постоянных отказов Сесили.