Литмир - Электронная Библиотека

Полизеня шла по глине, а пальцы другой руки все давили и давили стенку, скользя по ней вверх-вниз, дожидаясь, когда через стенку будет слышно мякоть полизени. Тонкую кринку-то просили, чтобы звенела. Тонкая и будет. Вон как она поднимается, уж ребро ладони задевает, течет по нему. Тянется и в тонкую Кондратьева-то глина! Теперь только ладонь собрать щепотью да тянуть шейку. Повыше ее, чтобы пела. Запоет, небойсь! Круг бы вот подхлестнуть, чтобы бодрей бежал, да полизеню бы макнуть, а то мажет плохо… Только руку-то отпустить нельзя, а то как качнет сейчас кринку, так вокруг щепоти и намотается. Вот задача-то, какой не бывало!.. И солнце, трижды неладное, палит прямо спину…

Он все-таки успел макнуть полизеню в воду и подхлестнуть круг, но видно, лишку крутнул впопыхах – почувствовал, что кринка пошла одним боком толще. Первый раз у него такое случилось у трезвого. У пьяного, бывало, уходила глина – она слабую руку не любит. А сейчас-то он трезвей трезвого, чего же она ползет на одну сторону? И круг идет так, что никак не поспеешь поймать толстый край, и руки обе заняты – не оторвешь их от кринки – скувыркнется. Чем же круг прижать? Хоть Матрену кличь или гостей проси. Вота, попал мастер! Это при всем-то честном народе! И тут он сообразил, что и коленом можно притормозить. Поднял одно колено, подавил им на круг, поймал нервными пальцами толстый край кринки один раз, потом другой и растянул его помаленьку.

– Вот вам и тонкая! – сказал он и перевел дух.

Трудно далась ему эта криночка. Сама-то с гулькин нос вышла – на литр молока – не больше, а руки ему вымотала. Видно. отдыхать теперь надо после того, как глину-то приготовишь, а не махом за круг садиться.

Пока Михаил Лукич вытирал руки об фартук, а гости соображали, что сказать мастеру про его новое изделие, у кринки потихоньку стали пухнуть бока – слишком тонкие они вышли, а шейка потолще, и бока не держали ее. Пропала кринка! Гости и ахнуть не успели, как он смахнул ее с круга, смял в комок и бросил на доску.

– Не вышла звонкая. Бока перетонил, – сказал он с видимой весельцой. – Ужо других наверчу.

Глава 3.

Этим временем возле дома фыркнул мотоцикл Митьки Савелова, а следом подкатил и газик председателя.

– Электрик, чу, приехал, – сказал Михаил Лукич.

Гости пошли на улицу потолковать с Митькой, а Михаил Лукич потихоньку стал собирать инструмент. И все-таки неожиданно это для него – смазать глину. Никогда не бывало…

– Оплошал я, мать, перед гостями. Тоненькую просили, а она и опухла у меня, – пожаловался он Матрене.

– Хлебнул, поди, даве с приятелем-то со своим, за глиной-то ходил.

– Полно!

– Чего полно-то? Чего бы она пухла-то? Все крутил по-людски, а теперича пухнуть стали…

– И опухла! Уж не своя глина, дак не своя и есть. – Он бросил полизеню в горшок и смахнул ком глины вместе с молошничком за окно. – Думаешь, зря Кондратий чугунные-то ляпает? Не тянется она у его в мой-от черепок… «Хлебнул», главно…

Митька Савелов уважительно оглядел осветительные приборы киносъемочной группы и присел на подножку автобуса подумать.

– Нет, граждане, – сказал он, подумавши, москвичам. – Зачихаем мы с такой нагрузкой.

– А, может, ничего? – спросил председатель.

– Ну, если только свои работы остановим. А вместе если, то не зачихаем, так задымим. А то и полыхнуть можем. Я вон ферму подключу, чтобы доилка работала, так в деревне вполнакала свет делается, а тут… Да при наших-то сетях! – И Митька поднялся с подножки, дескать, тут и думать больше нечего, и разговор окончен.

– Вам, может быть, не совсем ясно, зачем к вам товарищи прибыли? – строго спросил у Митьки молоденький.

– Знамо, не киселя хлебать – как-нибудь разбираемся, – обиделся Митька. – Ну. Если нельзя, так нельзя, наверно.

– И как же теперь быть, Леонид Константинович? – повернулся к председателю осанистый.

– А как быть? – сунулся Митька. – Вота гослиния-то, на дворе, – махнул он рукой за околицу. – И разводка по деревне готова, а не зацепишься за нее. Мужики вон телевизоров, радиол напокупали – сохнут без дела, включать не даем.

– А в чем дело, Леонид Константинович? – снова спросил осанистый и достал блокнот.

– Некому подключить, Николай Иванович. Мы уж и деньги за все перевели, а монтажников нет и нет. Велено ждать.

– Так, – пометил себе Николай Иванович. – Что еще?

Леонид Константинович глянул на Митьку, мол, говори, коли начал.

– Опоры бетонные нужны под трансформатор, – сказал Митька.

– Все?

– Да пока все…

– А не пока?

– А не пока, трансформатор бы помощнее… Мастерские шефы строят – чуть шевелятся. А без мастерской чего? Болта простого, и того наищешься.

– Этот вопрос не здесь и не со мной решать. Давайте со съемками разберемся, – остановил Митьку Николай Иванович.

– А про съемку я вам все сказал: трансформатор, опоры и монтажников надо. А мастерские – это само собой. А то чуть чего, то соседям, то Сельхозтехнике кланяйся.

– Погодите, а если на центральной усадьбе? – осенило председателя. Там мы хоть сотню киловатт обеспечим. В клубе комнат сколько угодно – любую выделим.

– А ведь это идея, Денис Михайлович! – подхватил Николай Иванович.

– Ну, если ничего иного… Хотелось-то, конечно, снять мастера в естественной для него обстановке.

Митька шумно вздохнул и, махнув рукой, пошел, было, к мотоциклу.

– Ты чего, Савелов? – спросил председатель?

– Да так… Старика, конечно, легче по чужим углам таскать…

– Ну, это уж не твоя забота, – сердито оговорил его Леонид Константинович. – Дела у тебя другого нет?

Разговор кончился тем, что Николай Иванович уехал в область обговаривать с кем надо насчет бригады монтажников. Василия, молодого беспокойного заведующего районным отелом культуры, он попросил побыть и помочь, если в этом случится нужда, киносъемочной бригаде. Леониду Константиновичу и говорить ничего не надо – он председатель колхоза и дело тут его хозяйское.

Москвичи пошли по деревне, чтобы оглядеться, где и что можно снять с натуры. Василий и Леонид Константинович остались у машины. Им надо было решить, как быть с «обрядом». Тут ли его совершить. Или пригласить гостей и Лукича, конечно, в дом к председателю?

– Николай Иванович, между прочим, услышав про ваш «обряд», выразительно на меня посмотрел, – сказал Василий.

– Ну, что уж мы, не русские, что ли? Наверно, ведь не каждый день с киносъемками из Москвы в колхоз приезжают, понимать должен Николай Иваныч.

– Смотрите… Но уж если решено, можно и здесь этот обряд. Это не суть важно. А вот с выбором места съемок мы поторопились. Можно было их уговорить и на центральной усадьбе снимать.

– А, собственно, разница-то нам в чем?

– Я думаю, в кадр могли бы попасть не дед да горшки, но и фон. А фон – это колхоз. Один из лучших в районе. В этом и разница. Вместо того, чтобы показать во всем масштабе лучшее хозяйство, в кадре будет отжившая деревня Пеньки.

– Больно ты здоров деревни-то списывать. Нормальная деревня. Спроси-ко вон Митьку. У него, правда, тут особый интерес. По нему лучше Макарова дома вообще ничего нету, но и без этого он бы сказал, что жить в Пеньках так ли еще можно… Так, что ли, Савелов?

Митька небрежно оседлал мотоцикл, и прежде, чем пустить его с места в карьер, ответил снисходительно:

– Разве дело-то в этом, Леонид Константиныч? За делами-то мы бы так до осени и не вспомнили про трансформатор. А тут, погодите, все быстренько найдется. У них нужда, у них и сила.

– Лихо ты, брат! – качнул головой председатель. – Ну-ну… Гляди, как момент уловил. Только ведь если завтра с гослинией ничего не получится, светить-то тебе все равно придется.

– И посвечу, придется если.

Глава 4.

Дело склонялось к обеду, поэтому долго ждать к столу никого не пришлось. Закуска собралась простая, крестьянская – хлопот с ней немного, а бутылку открыть – и того проще.

3
{"b":"194893","o":1}