Трою надоело притворство. Влечение к Энди оказалось сильнее его, сильнее всех его благих намерений. Что есть, то есть. Попытка относиться к ней как к запретному плоду лишь ухудшила дело. Пришла пора попробовать действовать по-другому.
— Тянет? — повторила вслед за ним Энди. — Вот еще! Тянет! Ты очень самонадеян, если считаешь, будто меня к тебе тянет! Можно подумать, у меня есть выбор после того, как ты так грубо меня схватил...
— И вовсе я не хватал тебя! — прервал ее Трой. — Ты хотела поцеловать меня ничуть не меньше, чем я тебя. И ты не можешь отрицать, что тебя тянет ко мне.
— Нет, могу. Ты глубоко заблуждаешься.
— Ушам своим не верю! Даже в этом ты со мной не согласна! — не сдержался и перешел на крик Трой. — Мы что, должны обязательно пререкаться по всякому поводу и без повода?
— Да! — огрызнулась Энди. А потом вдруг внезапно расплакалась.
Вся злость у него мгновенно куда-то улетучилась.
— Не плачь. — Он протянул руку, чтобы смахнуть слезинку с ее щеки.
— Я не плачу, — прошептала она и, оттолкнув его руку, сама принялась дрожащими руками утирать слезы. — Я в порядке.
— Ну конечно, ты в порядке, — покорно согласился Трой, ничуть не удивившись, что она снова ему противоречит. — Именно потому, что ты в порядке, ты и решила уехать куда глаза глядят на моем тягаче.
— Ладно, твоя взяла, — засопела она.
— Я не хотел тебя расстраивать.
— Как же, не хотел. Хотел, конечно, но это, в сущности, не твоя вина. Это...
— Это что?
Энди снова шмыгнула носом.
— Не знаю. Может быть, просто перенервничала. — Она деланно засмеялась.
Трой мягко положил руку ей на талию, и она, не сопротивляясь, пошла с ним обратно к грузовику. Они снова уселись на ступеньку кабины.
— Почему ты убежала в тот день из церкви? — помолчав немного, спросил Трой. Он чувствовал, что, если хочет понять, чем она дышит, ему придется вернуться к этому вопросу. — Ведь дело не в одной только свадьбе, правда?
Энди долго молчала, ничего не отвечая.
— Да, — призналась она наконец.
— Так в чем же дело? — настойчиво спросил Трой, почувствовав, что вот-вот может получить кое-какие ответы.
Энди вздохнула.
— Во всей моей жизни, надо думать, — шепотом ответила она, уставившись взглядом куда-то вдаль, в темноту. — Я потратила столько времени, пытаясь быть не тем, кто я есть на самом деле.
— Не понимаю. — Он наклонился к ней, весь обратившись в слух.
Энди еще крепче обхватила себя руками.
— Я всю свою жизнь боролась с собой, пыталась подчиниться правилам, — пояснила она. — Старалась быть такой дочерью, какую хотели видеть во мне родители. Но мне никогда не удавалось им угодить.
Трой не сводил глаз с лица Энди.
— Как дочь я не оправдала их ожиданий, — продолжала она. — С самого детства я всегда сознавала, какое огромное разочарование принесла своим родителям.
Трой слушал, и у него непроизвольно сжимались кулаки. Внутри закипал гнев на родителей Энди.
— Продолжай, — настойчиво сказал он, боясь, что она снова замолчит. — В чем же ты их разочаровала?
— Лучше спроси, в чем я их не разочаровала, — горько заметила Энди. — Уже одно мое рождение принесло им разочарование. Отец мечтал о мальчике. Он... как бы это сказать... ну, он слишком властный, подавляет всех вокруг себя. К счастью для него, мама идеально подходит ему во всех отношениях. А вот я, напротив, оказалась далеко не идеальной дочерью. Хотя изо всех сил пыталась угодить им и вести себя, как подобает, с их точки зрения, хорошей дочери, но все напрасно.
Трой молчал. Он не хотел сейчас подгонять ее.
— Всякий раз, когда меня наряжали, я умудрялась вся перемазаться. Когда меня с гордостью представляли гостям, я обязательно что-нибудь проливала на себя или роняла на пол. Я вечно говорила невпопад; дружила не с теми, с кем надо, да еще приводила их к нам домой. Что бы я ни делала, почему-то всегда выходило как-то не так. И чем больше я старалась, тем хуже все получалось.
Она говорила безо всякого выражения, как-то совершенно отстраненно. Словно и не о себе вовсе, а о каком-то постороннем человеке. Сколько же лет страданий и боли понадобилось, чтобы научиться так спокойно говорить о своем несчастье, подумал про себя Трой.
— Я любила искусство, но отец относился к нему с пренебрежением. Я пыталась убедить его, что у меня есть способности, и на первом курсе в колледже записалась на искусствоведение без его ведома. У меня были только отличные оценки. Когда в конце учебного года отец приехал на родительский день, я привела его в корпус, где проходили наши занятия, и познакомила со своими преподавателями.
— Но это не произвело на него ни малейшего впечатления, — догадался Трой.
Энди взглянула на него, и он увидел в ее глазах незатухающую боль.
— Мои преподаватели восторженно говорили ему о моем таланте, о том, что меня ждет блестящее будущее, но, как только мы остались вдвоем, отец приказал мне бросить занятия. Он был в бешенстве, пригрозил, что перестанет помогать, если я осмелюсь нарушить его волю.
Трой молча положил свою руку на ее, не зная, как еще выразить ей свою поддержку.
— Мне было всего девятнадцать; я привыкла, что меня всегда опекали, и страшно испугалась, что мне придется жить совершенно самостоятельно. Кроме того, я бы не вынесла, если бы отец отрекся от меня. Я чувствовала себя такой неудачницей. И в следующем семестре записалась на подготовительный курс по юриспруденции.
Трой ласково сжал ее руку.
— Я с трудом закончила колледж; но изучать юриспруденцию мне стало совсем невмоготу. Какое-то время, правда, кое-как справлялась, но... Вот тогда родители и решили выдать меня замуж, окончательно потеряв всякую надежду на то, что я сумею чего-нибудь добиться в жизни самостоятельно.
Трой не смог сдержать свое негодование. Он потер ее ладошку, как бы предлагая ей воспользоваться своей силой.
— Они решили, что мне нужен муж, а Филипп был блестящей партией — молодой, честолюбивый, с определенным положением в обществе. С другой стороны, и для него наш брак был весьма выгоден, так как мог бы существенно поспособствовать его продвижению.
— Так этот тип собирался жениться на тебе только потому, что это способствовало бы его карьере? — Трой не скрывал своего отвращения. Сочувствие, которое он до того испытывал к нему как к мужчине, которого невеста бросила прямо у алтаря, сразу же пропало раз и навсегда.
— Ему нужны были деньги и связи моего отца, — устало пожала плечами Энди. — Конечно, поначалу я об этом даже не подозревала. Когда он начал настойчиво за мной ухаживать, это приятно щекотало мое самолюбие. Но как-то раз я случайно услышала разговор между ним и отцом, и тогда мне все стало ясно.
— Ну и тип, — возмутился Трой, но тут же снова все его мысли сосредоточились на Энди. — Так почему же ты, узнав правду, продолжала поддерживать весь этот фарс? Почему не положила этому конец?
Энди чуть пошевелилась, вытянула ноги. Она смотрела в сторону, стараясь не встречаться глазами с Троем.
— Просто я... У меня появился последний шанс сделать так, чтобы отец мной гордился, — сказала она настолько тихо, что ему пришлось наклониться, чтобы услышать ее слова. — Сделать так, чтобы он...
Комок в горле помешал ей договорить. Она вырвала свою руку из руки Троя и, вся дрожа, прижала ее ко рту.
— Сделать так, чтобы он что? — Трой не собирался отступать от своего намерения выяснить все до конца. Только не сейчас.
— Чтобы он полюбил меня, — срывающимся голосом прошептала Энди. — Но я не сумела. Я сама снова все испортила.
Трой притянул ее к себе и, не говоря ни слова, просто крепко сжал в своих объятиях. Она уткнулась ему в плечо.
— Энди, ты такая красивая, ты просто прелесть, — прошептал он. Она тут же немного отодвинулась, но не стала вырываться из его рук. Щеки ее были мокрыми от слез. Он видел, как мучительны ее переживания. — Твои родители... — Он тряхнул головой, опасаясь, как бы у него с языка не сорвались гневные слова, которые буквально душили его. — Родители не имеют права так давить на своего ребенка. Это несправедливо. Ужасно несправедливо. Не твоя вина, если они постоянно чувствовали разочарование. Сами виноваты, что пытались контролировать твою жизнь.
