Во время перерыва Лоуренс Фаэторн подошел к Брейсвеллу.
— Я чувствую, что на этой пьесе лежит проклятие, Ник, — пожаловался он.
— Она принесла нам как неудачу, так и удачу, — ответил суфлер, оглядываясь по сторонам. — Если бы не Пай, мы бы не попали в Сильвемер и не играли бы в этом чудесном просторном зале. Мы бы так и сидели, съежившись, у каминов в Лондоне и тешили себя надеждой, что вот-вот потеплеет. А так — у нас есть работа, пропитание, жилье, чудесный зал и внимательные, чуткие зрители. Радоваться надо.
— Я и радовался. Покуда голоса не лишился.
— Так ведь ненадолго. Он же к тебе вернулся.
— А вдруг снова пропадет? — обеспокоенно спросил Фаэторн. — Я прямо чувствую, как со страниц пьесы вот-вот соскочит новая хворь и обрушится на меня.
— Но ведь по сюжету другим персонажам достается не меньше твоего, — заметил Николас. — Возьмем, к примеру, адвокатов Лонгшафта и Шортшрифта. Мистер Пай не щадит свою братию. На обоих законников нападает немочь, однако ни Эдмунд, ни Джеймс не пострадали… Не бойся этой пьесы. Она может принести нам великую славу.
— Может, ты и прав, Ник, но скажи, останусь ли я в итоге в живых, чтобы сполна этой славой насладиться?..
Взяв себя в руки и вновь надев маску уверенности, Фаэторн отправился распекать актеров за недостаточное усердие. Пропавший накануне голос вернулся во всей своей силе. Николас радовался такому чудесному выздоровлению, но вместе с тем был им озадачен. Суфлер подозвал к себе Дэйви Страттона. Мальчику дали в новой пьесе крошечную роль, а кроме того, поручили кучу важных заданий. Как и в первом спектакле, многие актеры играли по нескольку ролей и должны были быстро переодеваться. Мальчик подавал костюмы, держал наготове реквизит, вместе с Джорджем Дартом менял на сцене декорации.
— Дэйви, ты знаешь, что тебе делать в следующей сцене?
— Думаю, да. Выкатить на сцену ведьмин котел.
— Это во-вторых. А во-первых?
— Ах да, — спохватился Дэйви. — Надо помочь переоблачиться Мартину Ио.
— Гризельде, — поправил его Николас. — Мартин играет Гризельду, вот и считай, что он Гризельда.
— Я стараюсь, но у меня плохо получается. Он все равно для меня Мартин Ио.
— Знаю, — сурово сказал Николас. — Я видел, как ты его дразнил. Чтоб больше, Дэйви, этого не было. Я поселил тебя с Джорджем и Диком Ханидью, чтобы ты держался подальше от других учеников. Не буди лиха.
— Он сам со Стефаном надо мной издевается! — пожаловался мальчик.
— А ты не обращай внимания. Все внимание — пьесе. Даже на репетиции. Надо работать вместе, а не подсиживать друг друга. Понимаешь? — Дэйви виновато кивнул. — Вот и славно.
— Это все?
— Нет, не все. — покачал головой Николас, не понимая, отчего мальчик поскорее хочет от него избавиться. — Я хочу тебя кое о чем спросить. Ты когда-нибудь слышал о матушке Пигбоун?
— Конечно. Ее весь Эссекс знает.
— Кто она?
— Ведунья. Живет в лесу за Стейплфордом.
— Ты ее видел когда-нибудь?
— Нет, но, думаю, с ней знаком мой отец.
— Это правда, что она готовит снадобья от неведомых хворей?
— Матушка Пигбоун всякое делает. Поговаривают, что она ведьма.
— А я-то думал, ты в ведьм не веришь.
— Я, может, и не верю, а другие верят.
— И как мне ее отыскать?
— Спросите моего отца.
Фаэторн уже махал суфлеру. Перерыв закончился, пора было снова приниматься за работу.
Убедившись, что все готово к репетиции, Брейсвелл направился в костюмерную. Комедианты уже собрались. Они репетировали в костюмах, тренируясь быстро менять наряды. Барнаби Джилл деловито поправлял перо на шляпе. Эдмунд Худ придавал лицу суровое выражение, входя в образ адвоката. Дэйви Страттон помогал мрачному Мартину Ио облачиться в платье Гризельды, молодой служанки сэра Родерика Лоулеса. Ричард Ханидью нарядился в красочные одежды супруги лорда Мэлэди. Стефан Джадд напялил на себя рубище Черной Джоан. Убедившись, что все идет по плану, Николас взял экземпляр пьесы и направился в зал, чтобы оттуда подсказывать актерам текст. Устроившись поудобнее, он махнул музыкантам на хорах, и они заиграли веселую мелодию, открывающую сцену.
Первым появился лорд Мэлэди в сопровождении преданной жены, которая не отходила от него ни на шаг, когда он слег с загадочной хворью. Сцена была прописана мастерски. Смешная, она одновременно была преисполнена драматизма и скрытой иронии, понятной только истинным ценителям. Затем появился доктор Пьютрид, между ним и Мэлэди последовала словесная дуэль. На этот раз Фаэторн и Джилл выкладывались полнее, чем в предыдущие разы. Все шло гладко, пока Мартину Ио в образе Гризельды не пришлось нагнуться, чтобы поднять с пола брошенный цветок. Ио грациозно склонился; на мгновение показалось, что на сцене и вправду молоденькая женщина. Но стоило юноше с розой в руках разогнуться, как он издал дикий вопль и, схватившись за зад, словно его подожгли, заметался по сцене.
Сочувствия несчастный не дождался. Фаэторн принялся выговаривать ему за срыв репетиции, Джилл добавил пару насмешек, Ханидью хихикал, Илайес хохотал. Помогать пришлось Николасу. Вспрыгнув на сцену, он схватил мечущегося Ио и помог ему снять платье. Причина столь странного поведения мальчика тут же выяснилась: к внутренней стороне юбки была аккуратно прикреплена веточка ежевики, которая и дала о себе знать, только когда юноша нагнулся. Повытаскав иглы из ягодиц Мартина, который громко стенал от боли и унижения, Николас яростно прокричал:
— Дэйви Страттон! Вон отсюда!
Преподобный Энтони Димент понимал, в каком затруднительном положении оказался. Будучи капелланом Сильвемера, он не хотел обижать Майкла Гринлифа, но при этом он также не желал давать Реджинальду Орру лишнего повода для попреков.
Приглашение на «Двойную подмену» поставило Энтони в тупик. Если он пойдет на спектакль, Орр обвинит его в сделке с дьяволом, если откажется — расстроит человека, которому обязан должностью капеллана и приходом. Компромисс невозможен. Сославшись на сильную мигрень, Энтони отказался от приглашения, однако, желая задобрить сэра Майкла, на следующий же день явился в Сильвемер. Едва войдя в дом, он тут же услышал голоса актеров, доносившиеся из Главного зала. Слуга провел Димента в лабораторию, где сэр Майкл беседовал с Джеромом Страттоном, не оставляя, однако, работы над составом нового пороха.
— Заходите, Энтони, — пригласил ученый, заметив стоящего в дверях викария. — Надеюсь, вы оправились от мигрени?
— О да, сэр Майкл, — ответил Димент. — Слава богу, она меня больше не мучает.
— Воистину. Не вы один так быстро избавились от хвори. Давеча, под конец спектакля, Лоуренс Фаэторн совершенно потерял голос. Слова вымолвить не мог. Доктор Винч ничем не мог ему помочь. А потом бедный мистер Фаэторн выпил чудодейственное снадобье, и к нему тотчас вернулся дар речи!
— Невероятно! — пробормотал Димент.
— Это снадобье составил доктор? — спросил Страттон.
— Нет, Джером. Его сварил кое-кто другой, отнюдь не внушающий такого доверия, как наш любезный лекарь. Это была матушка Пигбоун.
— Вы доверяете ей врачевание ваших гостей? — забеспокоился Димент.
— Матушка Пигбоун — знахарка известная.
— Однако, сэр Майкл, я бы на нее полагаться не стал.
— Я тоже, — пробормотал Страттон. — Но, насколько я понял, больной выздоровел?
Сэр Майкл сиял от удовольствия:
— Ступайте в зал и убедитесь сами. Голос как труба! — Он перевел взгляд на Димента: — Жаль, что вы не смогли насладиться «Двойной подменой». Она бы излечила любую мигрень. Мы с женой в жизни так не хохотали.
— Печально, что и я не видел спектакля, — вставил Страттон.
— Да, Джером. Вам бы понравилось. Непременно присоединяйтесь к нам завтра — «Уэстфилдские комедианты» будут ставить трагедию.
— Непременно, сэр Майкл. Энтони, а вы пойдете?
— Не знаю, не уверен. — Димент переступил с ноги на ногу.
— Надеюсь, вы ничего не имеете против театра? — Страттон приподнял бровь.