– Ботвинник вообще славился своим умением готовиться к ответственным соревнованиям. Он заранее приезжал на турнир, чтобы акклиматизироваться, активно занимался физкультурой, полноценно отдыхал…
– Ты прав! Ботвинник, по сути, – эталон настоящего шахматного рыцаря. В конце своей шахматной карьеры он был готов сыграть с Фишером показательный матч. На подобные поступки способен далеко не каждый.
– Как Вы считаете, профессор, если бы матч Алехин – Ботвинник все же состоялся в 1946 году, кто бы оказался победителем?
– Я сам не раз думал об этом. Ботвинник в 40–50 годы был чудовищно силен. С другой стороны, – Алехин, еще не старый шахматный лев… Думается, что шансы были «фифти-фифти», и определяющим фактором стало бы физическое состояние Алехина на момент матча. Алехин был великим концентратором внимания и во время партии входил в глубокий творческий гипноз. Он резко реагировал на любые посторонние шумы, доносившиеся со стороны зрительного зала. Но в этом даже Алехин не идет ни в какое сравнение с Фишером. Когда Фишер предъявлял повышенные, как казалось многим, требования к условиям игры, его называли «взбалмошным», «капризным», «эпатажным». Он стремился к идеальным для творчества условиям, где бы было тщательно продумано освещение, каждому игроку гарантировалось подходящее для него кресло, достаточная вентиляция, удаленность сцены от зрителей… Все эти моменты обеспечивали бы полноценную концентрацию внимания, и хороших партий было бы гораздо больше.
– Фишер добивался и солидных гонораров.
– Конечно! Высококвалифицированный шахматист должен достойно жить, хорошо питаться и полноценно отдыхать. Для этого, естественно, нужны деньги. А если мастер или гроссмейстер, я уже не говорю о шахматистах более низкого класса, во время партии думает, чем же он сегодня будет кормить свою семью… Это, мой друг, уже не творчество, а просто издевательство. Шахматы – это борьба умов, и свой ум (считай: мозг!) шахматист должен и обязан содержать в приличном состоянии. Фишер боролся за достойное отношение к шахматистам, а его называли «чудаком» и обливали помоями в прессе. А ведь еще Тарраш говорил, что «шахматы, как и музыка, способны сделать человека счастливым». Кто не согласен с этим высказыванием?
– Некоторые шахматисты во время партии целенаправленно мешают своему сопернику полноценно сосредоточиться, сконцентрироваться…
– Шахматы – это прежде всего спорт, борьба, противостояние. Как говорят, «в любви и спорте все средства хороши». Даже шахматист, являющийся по натуре джентльменом, непроизвольно пытается оказывать на соперника психологическое влияние. Но нужно различать допустимые формы влияния и те, которые цивилизованное спортивное сообщество не приемлет. Взять хотя бы матчи на первенство мира. Капабланка обвинял Алехина в том, что тот его якобы усыпляет. Спасский после провального матча с Фишером заявлял, что «пошел у соперника на поводу и тем отдал в его руки психологическую инициативу». Корчной в 1978 году жаловался на то, что Карпов во время партии пристально на него смотрит, и чтобы противодействовать, специально надевал зеркальные очки. А «туалетный скандал» нашего времени?
Любой шахматист всегда должен быть готов к тому, что его соперник каким-нибудь способом попытается подавить его нервную систему, волю, концентрацию внимания. Фишер, как отмечают современники, смотрел на соперника тяжелым «стеклянным» взглядом. Мы-то с тобой психотерапевты и понимаем, что он был в это время в состоянии гипноза, а каково его партнерам? Вот и распространяются потом легенды, что тот или иной чемпион «гипнотизирует» своих соперников. А чемпион-то сам в это время был в гипнозе, потому что научился в него погружаться для лучшей концентрации внимания!
Американский профессор психиатрии Милтон Эриксон по праву считался самым выдающимся гипнотизером 20-го века. Он часто повторял, что обычный человек треть жизни бодрствует, другую треть спит, а треть – находится в гипнозе. Он расширил границы понимания гипноза и считал, что свои главные жизненные достижения мы совершаем именно в этом состоянии. По его мнению, человек, увлеченно читающий книгу, вынужденно погружается в состояние гипноза. А ведь это действительно так! Если вы полностью ушли в книжные события, то окружающий мир для вас в этот момент уже практически не существует: вас окликают несколько раз, а вы не слышите. Читатель замирает, у него тяжелый (фишеровский!) взгляд, дыхание размеренное и спокойное. Грамотный психотерапевт или психолог сразу определит все эти признаки наступившего поверхностного гипноза! То же самое происходит с человеком, когда он буквально глаз не может отвести от просмотра знаменитой картины или скульптуры. А кинофильм? Посмотри на зрителей: большинство из них сидят в оцепенелых позах и с «тяжелым», сосредоточенным взглядом.
Все человечество можно разделить на две категории: одни погружаются в бытовой гипноз глубоко, другие – поверхностно. Но то, что все мы владеем навыками подобного гипнотического погружения, – это факт, и факт, доказанный современной психотерапией. Мы в той или иной степени погружены в гипноз, когда выступаем с длинным докладом, занимаемся сексом, играем в шахматы, что-то читаем, обдумываем научную гипотезу…
– Значит, чем сильнее шахматист, тем глубже он во время партии погружен в гипнотический транс?
– Верно! Шахматный гипноз можно смело назвать фракционным. Игрок, обдумывая свой ход, погружается в транс, а после того как найдет верное решение и сделает этот ход, он выходит из гипноза и спокойно разгуливает по сцене. Наступает очередь сделать следующий ход – и игрок опять уходит в транс! Просрочка времени объясняется тем, что игрок, находящийся в гипнозе, просто забыл о часах, т. к. они на какое-то время просто перестали для него существовать.
– Почему гипнотическое состояние считается наиболее продуктивным для человека?
– Потому что в гипнозе человек использует мощь самой главной сферы своей психики, подсознание.
В советские времена считалось, что человек – существо преимущественно сознательное. Нам часто говорили в школе: «Будьте сознательными!» или «Проявите сознательность!» Западная же психология уже 100 лет назад определенно знала, что человеком управляет подсознание. Оказалось, что сознание весьма ограничено в своих возможностях. Сейчас мы сидим с тобой в этом кабинете, и каждый из нас сознательно воспринимает всего 5–7 предметов. Например, ты видишь перед собой камин, горящий внутри него огонь, кочергу, картину на стене, меня, дерево в окне и кота на пуфике. Все остальное для тебя не существует! Если же ты посмотришь еще на статуэтку, стоящую на столе, то твое сознание, к примеру, перестанет отражать кочергу. Сознание примитивно и слабосильно. В наше время только последний неуч считает сознание гегемоном психики.
Другое дело подсознание. Его можно сравнить с бесконечным складом, где на разных полочках разложен весь наш жизненный опыт, начиная с внутриутробного развития. Здесь хранится все, что мы видели, слышали и чувствовали в течение всей нашей жизни. Подсознание сохраняет колоссальную психическую энергию, равной которой нет в природе. И вместе с тем эта часть нашей психики, несмотря на свое всезнание и силу, весьма доверчива и наивна.
Подсознание можно уподобить великану, у которого сохранилась детская психика. Попробуй надуть большой воздушный шар. Тонкая резиновая оболочка – это сознание, а воздух, стремящийся вырваться наружу, – это подсознание. В своем обычном состоянии бодрствования мы не осознаем даже части того, что хранится в подсознательной сфере. Кое-что мы можем урвать у подсознания во время ночного сна (вспомни причудливые сновидения!) или во время гипнотического транса. Сильный шахматист, погрузившись в гипноз, через некоторое время чувствует своеобразное озарение и… делает гениальный ход! Эту информацию он добыл из глубин своего мозга. Именно поэтому все творческие люди так часто погружаются в гипноз: в этом состоянии открываются врата подсознания.
– Выходит, если мы научим шахматиста погружаться в гипнотический транс, он станет более активно «включать» свое подсознание?
