© Лысенко С. А., 2017

© Издательство «RUSSIAN CHESS HOUSE», 2017

– Нет, моего имени не указывай! – сказал, как отрезал, Г.

Я начал приводить логические доводы, доказывать, что нет ничего страшного в том, что его имя окажется в книжке рядом с моим.

– У вас большой опыт оказания психологической помощи шахматистам, – урезонивал его я, – ваш опыт и знания бесценны!

– Да… У меня были в работе шахматисты. Многим из них я помог. Я расскажу тебе эти случаи. Ты помоложе. Публикуйся.

Не убедил я его. Придется выступить своеобразным доктором Ватсоном и пересказывать подвиги другого… Скажу только, что Г. – один из крупнейших психотерапевтов нашей страны. К нему как к специалисту обращаются в основном крупные бизнесмены, политики. Может, это и послужило причиной отказа? Не знаю. Он не говорит на эту тему. Да я и не спрашивал. Г. был и остается моим главным учителем в психотерапии. Если я и состоялся как психотерапевт, то только благодаря ему.

Г., как и я, – страстный шахматист. В свое время ему прочили будущее гроссмейстерского класса, но… не случилось. Может быть и к лучшему? Тогда Г. вряд ли стал бы психотерапевтической звездой. Нельзя совмещать две великие человеческие игрушки: Большую Игру и Большую Науку.

Главное, что Г. поделился знаниями, пусть и анонимно.

– Дайте хотя бы название книге! – взмолился я.

Г. улыбнулся, подошел ко мне и негромко произнес на ухо: «Назови книгу как хочешь». На том и порешили. Я регулярно приезжал к Г. на выходные. Мы садились возле горящего камина (дело было зимой), расставляли шахматы, курили дорогие сигареты, иногда Г. доставал из своих запасников дорогой коньяк или вино и говорили о шахматах и шахматистах. Иногда я просил включить видеозапись проведенного психотерапевтического сеанса.

Пациентами Г. преимущественно были кандидаты в мастера и мастера. Думаю, что все нижеизложенное будет большим открытием для практикующих шахматистов. Приведенные психотехники можно взять на вооружение прямо с листа.

Просматривая библиографию шахматной игры за последние 30–40 лет, я обратил внимание на то, что книг, подобных этой, – единицы! А ведь психология шахматной борьбы – это не пустяк. Не стоит забывать, что все великие шахматисты были тонкими психологами. В шахматах вы играете с соперником, а не с его фигурами.

Очень важно, что Г. – игрок большой практической силы. Психотерапевт, не играющий в шахматы, вряд ли поймет специфику шахматной борьбы и принесет пользу шахматистам.

«Постарайся написать книгу живым языком, – напутствовал меня Г. – Шахматы – прежде всего игра, здесь не должно быть сухости и академичности. Вспомни, как интригующе писали о шахматах Нимцович, Алехин, Рети и Бронштейн».

Только одно условие Г. я не выполнил. Во время нашей беседы мэтр часто отвлекался на философские отступления, которые он предназначал лично мне, а не читателям. Знакомя его с готовой рукописью, я был отчасти сконфужен и боялся, что он в сердцах бросит мои старания в камин. И только когда, сняв очки, он одобрительно хмыкнул, я вздохнул с облегчением.

– Это говорил я? – спросил он, и его лицо расцвело знаменитой улыбкой.

– Слово в слово! – произнес я.

– В принципе, неплохо. Действительно, многое из того, о чем мы с тобой говорили в этой книжке, неизвестно шахматистам.

Мы еще о чем-то долго болтали, и только поздно ночью я уехал домой.

У Г. закончился отпуск и он, как всегда, скрылся в неизвестном направлении. «Поехал помогать. Засиделся я с тобой. Хотя… немного отвлекся!» – произнес он на прощание.

«Где Вы сейчас? – подумалось мне, – по-видимому, где-то далеко и одновременно здесь, на страницах этой книги».

– Давай начнем твою книжку с феномена «трудный соперник», – сказал Г.

– Тема актуальная…

– Эта тема, если вдуматься, – одна из главных! – перебил меня Г. Он удобно уселся в кресло, раскурил «ласкеровскую» сигару и продолжил.

– Сколько шахматистов ломают на этом хребты! Действительно, ты играешь с кем-то в шахматы. Вы равны по силам. Где-то что-то упустил – и продул партию! Не беда, в спорте это бывает. Встречаетесь с этим же соперником в следующем турнире. Сознательно знаешь, что играешь не хуже его, но подсознательно где-то в глубине уже начинаешь чувствовать какое-то напряжение, какую-то неуверенность… Пошла партия. Идет время. Через 30–40 минут с удивлением обнаруживаешь, что играешь не в «свои» шахматы. Удивляешься, нервничаешь и… опять сдуваешь партию. Последующие ваши встречи проигрываешь, иногда играешь на вымученную ничью. Плохо дело! Беда! Говоришь всем, что он для тебя – «трудный соперник». Как будто этим твоя проблема решается.

– Да, случаев на эту тему – уйма! – включился я. – Взять хотя бы из истории больших шахмат. Не смогли справиться с нервами Цукерторт во встречах со Стейницем, Капабланка с Алехиным, Пильсбери против Маршалла, Тарраш в борьбе с Ласкером…

– Верно, мой друг! А Геллер против Спасского, Корчной против Карпова, Каспаров против Крамника…

– Но некоторые все-таки преодолели эту напасть.

– Верно! У некоторых получилось. Явно трудным соперником для Алехина оказался Эйве. Алехин – взрывной по энергетике, напряженно концентрированный, привыкший даже внешне давить на соперника. А тут Эйве с его невозмутимостью на лице! Голландец знал, что поражение в матче с чемпионом мира не подорвет его репутации, и как-то успокоился. Алехин пытается давить, рвет позицию, а Эйве с невозмутимостью держит удар! В итоге доигрались до того, что Эйве стал чемпионом.

– Но Алехин сделал из этого матча выводы.

– Верно! Алехин впервые за историю шахмат выиграл матч-реванш. Он бросил пить и курить. Стал тщательно изучать сильные и слабые стороны игры Эйве. Была проделана вся та работа, которой явно не хватало в их первом матче. Как надо готовиться к конкретному сопернику, Алехин превосходно знал. Не забывай: ведь именно он разгромил Капу! А Эйве он явно недооценил. Расплата в таких случаях весьма жестока.

– У Вас были клиенты по теме «трудный соперник»?

– Конечно! Вот один из случаев. Ко мне обратился мастер спорта Ж. «Доктор! Это какой-то кошмар! – от злости на себя он чуть не плакал. – Играю в турнире, набираю очки, все хорошо, игра ладится. Встречаюсь с М., с треском ему проигрываю, и все валится: с лидеров я слетаю в середину таблицы. Игры уже нет, делаю идиотские ходы, терплю поражение за поражением.

– Сколько раз вы встречались с М.? – спрашиваю я его.

– За последние четыре года мы с ним играли 9 раз.

– И?

– Восемь поражений, одна ничья!

– Классический случай феномена «трудный соперник», – воскликнул я.

– Скажем так: конечный этап данного феномена, – добавил Г.

– Вы помогли ему?

– Увы, нет! Ж. сильно рвался стать гроссмейстером. Таланта у него, может быть, и хватало, но нервная система была чрезмерно возбудимой. Не случилось. Надорвался. Жесткая борьба – на для него. На момент встречи со мной это была, по сути, психическая развалина. Я отправил его в клинику лечить невроз. Слишком там все запущено. Он уже не играет в шахматы.

– А кому помогли?

– Был у меня клиентом некий З. Тогда он был кандидатом в мастера, а сейчас это уже известный международный мастер. Перспективный парень, мне было интересно с ним работать. Он рассказал мне о своем злом гении: мастере К.

«Когда мы с ним играем легкие партии и нет этого турнирного волнения, я его бью. Как только начинается турнир и мы садимся друг против друга, все… я плыву. Смотрю потом свою партию и не узнаю себя. Сразу зажимаюсь, никакой контригры. Потрепыхался – сдался! Ничего не пойму». К счастью, в это время как раз шел турнир, в котором З. должен был встречаться со своим трудным соперником. Я, естественно, сходил на партию. З. явно старался сыграть хорошо, но на сороковом ходу зевнул коня и остановил часы… После окончания турнира мы с ним встретились, чтобы поработать над проблемой «трудного соперника».