– Я правда очень разозлилась, тетя Молли. Я даже не знала, что могу на кого-нибудь так разозлиться.

– Ты думаешь о своем поступке?

Отэм кивнула:

– Тетя Молли, а что бы ты сделала на моем месте?

Молли ни секунды не раздумывала:

– Я бы как дала этому сукиному сыну коробкой прямо по башке!..

Отэм захихикала, размазывая слезы по щекам:

– Ты не выдерешь меня?

– Я тебя никогда не драла. Не вижу причин начинать сейчас.

Они вышли из машины. Отэм следовала по пятам за Молли.

– А что сегодня на ужин? Ужасно хочется есть.

– Хот-доги.

– Особые? – спросила она, облизываясь. – Со всякими вкусностями? Как я люблю?

– Ага.

– Ура-а!

Бобби Джо вернулся в школу с двумя швами на брови, а Отэм – в зашитом платье. Бобби косился на нее, но ни он, ни другие дети ее больше никогда не дразнили.

Книги для Отэм имели особую, магическую притягательность. Они переносили ее через горы в другие миры, где дома были выше деревьев, где воды разливались шире, чем речка, где магазины работали после шести вечера и в городе было больше одного банка, одной скобяной лавки, одной закусочной, одной церкви, одной школы, одной, одной, одной... И к людям, у которых было больше одной пары ботинок.

В девятом классе девочка вдруг стала замечать, что вокруг нее происходят кое-какие перемены. С каждым годом она становилась выше и тоньше, с шапкой красно-коричневых совершенно непокорных волос. Их надо было расчесывать щеткой, пока они не ложились роскошными длинными волнами, но через какие-нибудь пятнадцать минут Отэм выглядела так, словно ее застигла буря. У других девочек грудь округлилась, а у нее все еще была плоской. У других ноги пополнели и обрели форму. Ее ноги оставались длинными и прямыми, а коленки выпирали.

Отэм видела, как девочки хихикают с прыщавыми мальчишками, которые в ответ тоже хихикали, и чувствовала, что еще больше отдаляется от них. Проходя по школьным коридорам, на голову выше всех мальчишек, она казалась себе долговязым одуванчиком посреди клумбы нежных примул. И снова Отэм попыталась сделать вид, что ей плевать, но однажды среди ночи она расплакалась. Через несколько ночей, когда она лежала свернувшись калачиком, с подушкой на голове, чтобы заглушить всхлипывания, ее обнаружила Молли. Когда тетя спросила девочку, почему она каждую ночь плачет, Отэм пожаловалась, что она страшная и не нравится ни одному мальчику.

Молли, сидя на кровати, с длинными светлыми волосами, рассыпавшимися по плечам, крепко обняла ее и спросила:

– Это на какого же из этих мальчишек ты глаз положила?

Отэм припомнила лицо каждого мальчика в Тэтл-Ридже, вытерла слезы со щек и улыбнулась, отчего стала похожа на овцу:

– Ни на какого. Все они глупые и жуткие зануды.

– Тогда чего плачешь?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Наверно, я подумала, что куда-то опаздываю.

– Никуда ты не опоздаешь, если не будешь торопиться. Не делай того, чего тебе не хочется, просто потому, что другие ребята так делают. – Тетушка дотронулась до груди Отэм. – Будь тем, что у тебя здесь. Слушайся его и никогда не ошибешься. – Молли уложила ее обратно на подушки. – И не беспокойся о своей внешности. Твой сорт красоты прорастает медленно. Потерпи немного. Все придет.

Отэм потерла пальцем нос.

– А веснушки тоже исчезнут?

– Надеюсь, что нет. Это такая изюминка, которая делает тебя ужасно хорошенькой.

Отэм посмотрела на Молли и вспомнила о том времени, когда она впервые стала замечать, что у других детей завтраки повкуснее, что они лучше одеты, что у них есть мамы и папы. Теперь она поняла, что они с Молли были самыми богатыми людьми в долине, потому что они – вместе.

– Спасибо тебе, тетя Молли. Спасибо за то, что ты всегда здесь.

– Пожалуйста-пожалуйста.

Отэм навсегда сохранила воспоминание о той ночи, о тетином тонком понимании. Год за годом она видела, как Молли выбивается из сил, чтобы свести концы с концами. Теперь, когда ей исполнилось шестнадцать, Отэм хотела взять на себя хотя бы небольшую часть бремени. Но работы в долине было немного.

Обсудив этот вопрос, Молли и Отэм решили, что она будет работать после занятий в школе и по выходным. Молли поспрашивала и нашла для Отэм работу в трех домах. Два дома, в которых она убиралась, были очень милыми, но в одном жила женщина, миссис Бэйкер, сущая сквалыга и скряга, которая платила меньше, чем кто-либо во всем городе. Отэм терла полы и стены, пока не распухали колени, кожа на суставах трескалась и начинала кровоточить, нос закладывало, а из глаз лились слезы от паров нашатырного спирта. Она могла пережить нашатырный спирт, но вот от личинок ее выворачивало наизнанку. Ни у кого больше не было этих отвратительных тварей, только мусорный бак миссис Бэйкер кишел ими, и чистить этот бак должна была Отэм.

Каждый понедельник по утрам приезжал человек, забиравший мусор. Миссис Бэйкер была слишком скупа, чтобы пользоваться пластиковыми мешками, поэтому сотни личинок оставались на стенках бака. После школы Отэм шла к миссис Бэйкер, брала кастрюлю кипятка, чтобы ошпарить червей, а потом терла стенки щеткой, пока все они, мертвые, не всплывали. Однажды, когда девочка, согнувшись над баком, чистила и скребла его, ей невольно через открытое окно пришлось подслушать телефонный разговор. «Ее мать была иностранка, а ее отец – бродяга, так чего же вы хотите?»

Сначала Отэм особенно не прислушивалась, посмеиваясь над тем, что любой человек с другой стороны гор считался в Тэтл-Ридже иностранцем. Потом она нахмурилась и посмотрела на окно, откуда несся высокий и гнусавый голос миссис Бэйкер: «Я думаю, что уже давным-давно надо было что-то предпринять. Девчонка становится неуправляемой. Конечно, ведь ее воспитывает эта Молли, так чего же вы хотите? Никчемное создание, настоящая дрянь, если угодно знать мое мнение, но я для этой девочки делаю все что могу».

В голове у Отэм крутилось и крутилось слово «дрянь», и вдруг что-то щелкнуло. Она взяла мусорный бак с водой и дохлыми личинками и, дрожа от злости, вошла в дом и выплеснула всю эту грязь к ногам миссис Бэйкер.

– Про меня можешь говорить что угодно, старая стерва, а про тетю не смей разевать свою гнилую пасть!

Миссис Бэйкер тупо глядела на воду, которая грязными струями растекалась по чистому кухонному полу.

– Что... Что... Почему ты это сделала?

Отэм стояла широко расставив ноги и уперев руки в бока.

– Есть только один сорт людей, у которых личинки в помойном баке. Миссис Бэйкер, вы грязная, малограмотная, писающая в кустах старуха.

Покраснев от злобы, миссис Бэйкер шагнула вперед и с размаху ударила девочку по щеке.

– Ах ты, неблагодарное отродье! И это за то, что я старалась направить тебя на путь истинный!

Отэм никто никогда раньше не бил, и несколько секунд она стояла в шоке. Потом ее глаза сузились, руки сжались в кулаки.

– Ведьма! – выдохнула она, нанося удар, который поверг миссис Бэйкер на пол.

Когда миссис Бэйкер поднялась и уселась на кухонный стул, широко и как-то нелепо расставив ноги, то принялась кричать хриплым от ярости голосом:

– Ты за это ответишь, Сью Энн Мак-Эван! Ты мне за это заплатишь!

Отэм торопливо покинула дом, не сомневаясь, что слух о происшествии разнесется с быстротой лесного пожара и наиболее вероятным результатом будет полное отсутствие работы для этой дикой девчонки Мак-Эван. Тем не менее она с чувством гордости оседлала свой велосипед и мгновенно покрыла пять миль до дома.

Отэм волновалась, поскольку не была уверена, как к происшедшему отнесется Молли. Чтобы чем-нибудь занять голову, она вошла в дом, взяла отцовскую гитару и вернулась на крыльцо. Сначала тетушка искоса поглядывала, когда Отэм стала наигрывать на гитаре. Но потом она пошла и купила ей самоучитель. Теперь Отэм играла очень прилично. Она сидела на ступеньках и пела, поджидая, когда тетя вернется домой.