Когда Отэм спросила про вожделение и прелюбодеяние, Молли села и все без обиняков ей объяснила. Отэм недоумевала, из-за чего проповедник Андерсон так кипятился, потрясал кулаками и сыпал проклятиями. Судя по всему, прелюбодеяние было довольно приятной вещью. Но, с другой стороны, гореть в вечном огне ей тоже не хотелось. Выход из этой ситуации еще придется поискать, но значительно позже, когда она вырастет. А пока было много гораздо более важных вещей, занимавших ее голову.

Просматривая телепередачи, Отэм начала вдруг сознавать, что за пределами Тэтл-Риджа существует иной мир, очень не похожий на ее собственный. Особенно в том, как люди разговаривали: там все говорили «хотим», а не «хочим», «что», а не «чо», «класть», а не «ложить», «после» вместо «опосля», «кажется» вместо «кажись».

Наконец однажды Отэм отправилась искать тетю, чтобы задать ей вопросы, переполнявшие юную головку. И нашла Молли за прополкой картошки, около ее ног бегали цыплята. Отэм погрузила босую ногу в грязь и, испытующе глядя на Молли, спросила:

– Вот я думаю. Люди в телевизоре говорят не так, как мы в Тэтл-Ридже. Мы другие, тетя Молли?

Молли оперлась на мотыгу и улыбнулась ей:

– Мы, наверно, кому-то кажемся немного странными. Люди в больших городах на Севере думают о нас, горушниках, как о грязных, неграмотных людях, которые только и знают что жевать табак да писать в кустах.

– Мы такие?

– Не все. Есть такие, а есть и другие.

Отэм посмотрела на тетю, широко раскрыв глаза из-за путаницы в голове.

– Джеб, там, в скобяной лавке, жует табак. Он такой?

– Нет. Джеб уезжал, он ездил везде. Джеб – правильный, умный мужик. Он грамотный, он светский.

Отэм встала в полный рост, отпихнула ногой комочек грязи и заявила:

– Что ж, я решила не быть грязнулей и неграмотной, я решила не писать в кустах. Я хочу быть как Джеб. Я буду светской.

– Как же ты собираешься это сделать?

Девочке пришлось минутку подумать над вопросом.

– Я буду читать, – ответила она и усмехнулась. – Я прочитаю все книжки в Тэтл-Ридже.

Молли кивнула в знак согласия:

– Пожалуй, ты права. Ты читай и, главное, хорошо учи арифметику. Тогда и станешь светской, как Джеб.

Отэм повернулась и пошла в сторону леса. «Так я и сделаю, – бормотала она. – Я буду читать, и читать, и читать, и буду учиться считать. – Она оглянулась на Молли и широко улыбнулась. – Я люблю книжки, тетя Молли, а больше всего я люблю считать».

– Ты куда собралась? – спросила Молли.

– Пойду помогу Такеру с его кубом.

Отэм вприпрыжку побежала по тропинке, думая о Такере. Одежда у него всегда была грязная, от него вечно воняло, и он жевал табак, и сок всегда тек из уголков рта. Наверное, он один из этих горушников. Только она все равно его любила.

Пробежав несколько ярдов по тропинке, Отэм свернула в сторону. Она уже сняла было свои полотняные штаны, но тут вспомнила, что решила больше не писать в кустах. На ходу натягивая брюки, девочка бегом припустилась домой.

Молли начала читать Отэм книжки, когда той было всего несколько месяцев. Когда Отэм исполнилось четыре года, Молли дала ей в руки книгу и сказала: «Читай». Когда Отэм было пять, Молли бросила ее в речку и сказала: «Плыви». В шесть лет Молли привела ее в школу и сказала: «Учись».

Школа преподнесла новый набор проблем. Отэм и раньше бывала среди детей, но никогда такого не случалось, чтобы их набилась полная комната. Отэм пришла к заключению, что все они – назойливые шумные мартышки, которых никогда не учили вести себя прилично. Утомившись от других детей, она переключила свое внимание на книги, цифры и на учительницу, мисс Энн. Учительница была толстая и имела привычку чесать спину, пока объясняла на доске задачку. Задачу Отэм обычно решала задолго до того, как учительница клала мел.

Учеба девочке давалась легко, но в отличие от Молли, которая ее хвалила, другим детям, по-видимому, не особенно нравились смышленость Отэм и ее спокойная замкнутость. Они обзывали ее на самые разные лады: и училкиной любимицей, и морковкой, и красной башкой, и конопатой... Девчонки придумывали ей прозвища, а мальчишки прятали ее коробку с завтраком, пальто и дергали за косички, которые Молли старательно заплетала ей каждое утро.

Отэм так много времени провела наедине с Молли, что не знала, как ей реагировать на эти детские проказы. Она пробовала смеяться над прозвищами, как будто тоже считала их смешными. Притворялась, будто это все игра, когда мальчишки прятали ее вещи. Ни один человек, в том числе и Молли, не знал, что учеба превратилась для Отэм в пытку. Она училась очень прилежно, но каждое утро просыпалась, проклиная день, который предстояло провести в школе, и всячески оттягивала тот момент, когда Молли должна была высадить ее у красного кирпичного здания, чтобы потом отправиться на работу.

Каждый раз, когда у Отэм все внутри сжималось от боли, или слезы наворачивались на глаза, или на нее накатывала такая злоба, что хотелось ударить каждого одноклассника, до которого удастся дотянуться, она неизменно напоминала себе слова проповедника Андерсона: нужно подставлять другую щеку. И Отэм старалась изо всех сил. До четвертого класса она стойко переносила все издевательства.

Однажды в самом начале учебного года, когда погода стояла еще совсем летняя, школьники гурьбой повалили из класса на улицу во время перемены. Вдруг Бобби Джо Проктор дернул ее за косу и толкнул плечом. Она поскользнулась и, пролетев пять ступенек, шлепнулась на асфальтовую площадку внизу. При виде своей разбитой коленки и порванного нового платьица Отэм охватила ярость.

Она вскочила на ноги, размахнулась и ударила Бобби Джо по голове коробкой с завтраком. Бобби потерял равновесие, отшатнулся, попятился, зацепился за что-то каблуком и с глухим стуком грохнулся головой об асфальт. Отэм видела, что у него разбит лоб и что он хватает ртом воздух; тем не менее она вскочила на него и стала колотить его по щекам, в бешенстве вопя, что он порвал ее новое платье.

Вокруг собралась визжащая толпа детей, прибежали учителя. Их с Бобби увели внутрь и расспросили. Бобби признался, что толкнул Отэм на лестнице, но поклялся, что сделал это ненарочно. Когда задавали вопросы Отэм, она только пожимала плечами. Бобби отвели к доктору, чтобы зашить рану, а Молли была вызвана в школу. Директор объяснил, что произошло, и порекомендовал Молли отвезти Отэм домой и там надрать ей задницу.

Молли и Отэм вышли из школы. Они отъехали несколько миль от города, прежде чем начали разговор. Отэм посмотрела на тетю и спросила:

– Ты хочешь задать мне трепку?

– Ты считаешь, что заслужила ее?

– Нет. Я для этого слишком взрослая.

– О-о-о! – сказала Молли и посмотрела на Отэм. – Это надо же! Наша девочка слишком взрослая, чтобы ее отшлепали.

Отэм заплакала, шмыгая носом и утирая его рукой:

– Это Бобби Джо нужно выпороть! Он нарочно меня дернул за волосы и толкнул. Из-за него я коленку разодрала и платье испортила.

– А почему ты не сказала директору?

– Потому что это не его дело.

Молли прочистила горло, украдкой поглядывая на Отэм, и повернула на узкую, обсаженную деревьями дорожку, которая шла в гору к их дому.

– А раньше такое когда-нибудь случалось?

– Да, – ответила девочка просто.

Молли хмыкнула и покосилась на Отэм. Потом остановила машину и повернулась на сиденье лицом к ней:

– Почему ты не говорила мне, что дети тебя дразнят?

Отэм покачала головой:

– Они просто глупые дети.

– Просто дети, а? А ты-то кто, как думаешь?

– Я, может, и маленькая, только я за волосы никого не дергаю и не прячу чужие вещи. Я веду себя прилично и занимаюсь своим делом.

– Бог мой, деточка! Иногда мне кажется, что ты родилась тридцатилетней. – Молли обескураженно покачала головой. – Значит, ты вела себя прилично, когда стукнула Бобби коробкой по голове?

Отэм заерзала на сиденье. Одна ее косичка расплелась, волосы спутались.