– Мистер Мэрфи прислал мне записку с наводкой. Он открыл магазин на Восточном побережье. Насколько я знаю, дела там идут хорошо. Если он вдруг объявит, что открывает сеть магазинов на Восточном побережье, акции подорожают, возможно, очень резко. И если это случится, я не хочу оставаться в стороне. Во всяком случае, я намерена последовать его совету. Он знает больше, чем я. – Девушка снова села, отхлебывая воду и поглядывая то на Уолли, то на Джули. – У кого-нибудь есть возражения?

Они переглянулись, засмеялись и вышли из комнатки, держась за руки.

Отэм откинула голову, положила ноги повыше. Вечер прошел лучше, чем она предполагала, а тридцать долларов было больше, нежели она надеялась заработать. Не хватало только одного: Арти.

Почему он не пришел? Когда она ему позвонила и рассказала, что они собираются сделать, он был против, однако, увидев, что Отэм настроена вполне решительно, пожелал ей удачи и обещал прийти, чтобы оказать моральную поддержку. С тех пор как она переехала к Джули, Отэм почти не виделась с Арти и скучала по нему. Случалось даже, что посреди какого-нибудь разговора его лицо всплывало у нее в памяти... Или это был Лонни?

Она ощутила привычную боль внутри, вскочила на ноги, резко повернулась к двери и наткнулась на Эверетта. Владелец бара улыбнулся, взял ее за руку и снова усадил на табурет.

– Ты сделала слишком маленький перерыв. Отдохни еще немного. – Он сел на ящик перед ней. – Я наблюдал за тобой. У тебя отлично получается.

– Да, знаю. Все за мной наблюдают. Я красивая.

– Разве я говорил, что ты красивая?

Отэм почувствовала себя глупо и отвернулась.

– Извини. Я пыталась пошутить. В последнее время мне пришлось принять множество решений, и за всеми, похоже, стояло слово «красивая». Я запуталась. Что такое «красивая»? Почему одна женщина красивая, а другая просто хорошенькая? Где проходит граница?

– Это отражение, Отэм. Красота – это нечто такое, что женщина излучает. Привлекательность – это то, что излучает мужчина. Перл Бэйли красива. Софи Лорен красива, но это две совершенно разные женщины. Однако образ, который они проецируют, – красота. Это относится и к тебе. То, что исходит изнутри.

– Ничего красивого у меня изнутри не исходит. – Девушка встала и пнула ногой коробку, на которой он сидел. – Водка, что в этом ящике, сделана в городе, где я когда-то жила. Ее продал человек, которого я терпеть не могу. Сейчас я в Сан-Франциско, а он в Кентукки, но так или иначе он все время напоминает мне о себе. Я не могла бы убежать от него, даже если бы захотела.

– Кто тебе этот человек – бывший любовник?

Отэм злобно рассмеялась:

– Я зову его «дракон». Разве женщина занимается любовью с драконом?

Эверетт сидел расставив ноги и сейчас уронил руки вниз, и они повисли у него между ногами.

– Это он – дракон или дракон – это нечто, что сидит в тебе самой?

– Не знаю. Никогда не задумывалась. Они оба взаимосвязаны.

– Как сознание и подсознание?

– Пожалуй. Освободившись от одного, я освобожусь и от другого.

– Не обязательно. Предположим, что этот человек должен завтра умереть. Это освободило бы тебя от дракона?

Она представила себе, что Дуглас Осборн умер и похоронен за чугунной оградой, однако эта мысль не успокоила ее.

– Нет, не думаю.

– Значит, дракон не сам тот человек; дракон сидит внутри тебя.

– Я не понимаю, Эверетт. Мне нужно уничтожить дракона. Тогда я буду свободна.

– Как ты собираешься это сделать? Убить его?

– Нет, разумеется, нет. Это его методы, а не мои.

– Тогда как же ты намерена избавиться от человека, которого называешь драконом?

– Существует только один способ: деньги и власть.

– Существуют и другие способы, не такие ребяческие.

– Какие?

– Прощение. Когда ты простишь этого человека, ты будешь свободна. На самом деле это единственный путь.

– Никогда. Я не могу простить его, но ты помог мне понять, что значит слово «красота». – Отэм наклонилась и поцеловала его в лоб. – Ты красивый, у тебя красивое сердце. А обо мне самое большее можно сказать, что я хорошенькая или сексуальная.

Она вышла из комнатки и прошла через зал, наполненный гулом голосов, взрывами хохота и клубами табачного дыма. Тут и там за столиками сидели женщины, но восемьдесят процентов посетителей составляли мужчины, у которых в карманах были доллары. Она грациозно поднялась на сцену и встала, положив руки на бедра и расставив длинные ноги. Розовый свет падал на каштановые волосы, отбрасывая медные блики ей на лицо. Она почувствовала неестественное возбуждение, все нараставшее и крепнущее, в голосе появились вибрирующие нотки:

– Приветствую всех присутствующих. Я снова с вами, и моя банка из-под масла пуста.

В дальнем конце бара поднялся с места какой-то мужчина, протиснулся между столиками к сцене и вытащил из кармана пачку денег. Он вытянул из нее десятидолларовую бумажку и засунул ее в банку.

– Спорю, что это заставит очаровательную леди спеть нам.

Отэм посмотрела вниз на деньги и подумала: «Господи, благослови пьяниц», – а вслух сказала:

– Все поняла. Чего бы вам хотелось услышать?

– «Розу Сан-Антонио».

– О нет! – Девушка засмеялась и положила руку ему на плечо. – Я знаю эту мелодию, но не могу вспомнить слов. Может, вам нравится что-нибудь еще?

– Не, – сказал он, слегка пошатнувшись. Глаза его погрустнели, и он моргнул. – Я хочу «Розу Сан-Антонио».

Она взяла гитару и села на стул.

– Ладно. Пойте вы, а я буду играть.

Он не заставил себя упрашивать. Сцена была невысокой, мужчина дотянулся до микрофона, поднес его ко рту, и комнату заполнил его глубокий баритон. К нему присоединился еще кто-то, потом еще и еще. Он не уходил со сцены, и банка все наполнялась по мере того, как Отэм переходила от одной песни к другой. Баритон стоял оперевшись о сцену и в какой-то момент положил руку Отэм на бедро. Она уже собралась было отмахнуться от него, как от назойливой мухи, но тут возник Уолли и жестом показал: «Без рук».

На протяжении вечера ее многократно шлепали, хлопали, тыкали, пытались ущипнуть и назначить свидание. Предложения были самые разнообразные – от прогулки в Рино до прогулки в ближайшую гостиницу. Какой-то мужчина поймал ее после перерыва и стал рассказывать, что он мог бы сделать с ней в постели. Отэм улыбнулась и ответила:

– Я пришла к выводу, что люди, которые много говорят, уже делают максимум того, на что способны.

Эверетт исчез где-то после полуночи, но толпа не поредела вопреки предсказаниям Уолли. К моменту закрытия ее голос почти совсем сел. Когда Уолли наконец запер дверь за последним посетителем, Отэм в изнеможении рухнула на стул рядом с Джули и принялась пересчитывать последнюю горку бумажек.

– Вот это вечер! – протянула Джули. Она сняла туфли и растирала ступню. – У нас такого не было, с тех пор как я пришла сюда работать. Если так пойдет дальше, то Эверетту придется нанять еще одну девочку мне в помощь.

Уолли присел к ним за стол и перебирал руками пачку банкнот.

– Сколько ты заработала?

Отэм наклонилась вперед и хрипло прошептала:

– Ты не поверишь. Я сделала девяносто восемь долларов. Если я буду работать здесь пять вечеров в неделю, то это получится пятьсот долларов.

– Не хочу огорчать тебя, – сказал Уолли, – но здесь каждый вечер собирается одна и та же компания. Они повеселились, попев с тобой, но ты была чем-то новеньким. Свежим. Мне кажется, что долларов будет с каждым разом все меньше, и в конце концов ты будешь зарабатывать совсем немного.

– Он прав, – подтвердила Джули. – Сюда приходят те, кто живет по соседству. Они заходят, выпивают несколько порций и треплются с дружками. Иногда появляются новые лица, но они скоро исчезают, ищут, где повеселее.

– А Эверетт не пробовал сделать это заведение повеселее? – спросила Отэм. – Я, конечно, извиняюсь, но если посетителям так понравилась я, то, может, ему следует устроить здесь что-нибудь еще. Маленький оркестрик мог бы оживить обстановку.