Отэм пристальнее вгляделась в свое отражение. Ничего особенного: достаточно пропорционально сложенная женщина с курчавыми волосами, которые невозможно уложить, и с веснушками на носу. Ей этого было не видно, но если природа действительно одарила ее чем-то необычным, то она воспользуется этим. Она будет играть в эту игру, но только по своим правилам. Она получит свой банан, но получит его, не унижаясь.

Отэм прошла в комнату Джули, присела к ней на кровать и растолкала девушку.

– Я знаю, что я некрасивая, но они не знают, что некрасивая. Если мы этого им не скажем, они так никогда и не узнают.

Джули сонно моргала.

– Что это с тобой такое?

– Думаю, это называется тараканы в голове. – Отэм схватила Джули за руку и вытащила ее из постели. – Нам надо поговорить, разработать план. Мне сегодня приснился сон, и теперь я знаю, что делать, собираюсь использовать свою неприкосновенную сексуальную атмосферу и достать большой, толстый банан.

Глава 12

Джули была права. Бар «Конура» и впрямь выглядел так, будто стоял здесь со времен золотой лихорадки. Бар располагался в смешном доме, своей формой напоминающем клин пирога, со всех сторон обмазанный серым цементом. Позади бара находился обувной магазин. Все остальное помещение пустовало, на двери висела табличка «Сдается».

Обстановка внутри была вполне типичной. Вдоль одной стены тянулась стойка, и двадцать или около того столиков располагались перед небольшой сценой. По стенам висели старинные газовые лампы, теперь, впрочем, не работающие. Даже в полумраке бара все выглядело старым и изношенным, хотя чувствовалось и что-то очень уютное.

Если бы кто-нибудь попросил ее описать Эверетта Корбетта, то Отэм сказала бы, что это опрятный мужчина с грустными щенячьими глазами. Он был спокойным, застенчивым человеком с тихим голосом. Когда она договаривалась с ним о работе, он просто улыбался и кивал. От Джули Отэм знала, что ему сорок девять лет, он был женат один раз, а сейчас разведен. Раньше они с женой держали писчебумажный магазин, но продали, а вырученные деньги поделили. Его мать умерла, когда ему было двадцать с небольшим. Вскоре после его развода отец тоже умер, и Эверетт стал хозяином «Конуры». С того момента и до настоящего времени дела бара шли все хуже и хуже. Джули считала, что это происходило потому, что Эверетт на все махнул рукой.

Время, которое у нее оставалось до начала работы в баре, Отэм использовала для репетиций. В начале вечера посетителей здесь почти не было. В эти часы она лучше познакомилась с Эвереттом. Он жил в квартире над баром. Остальная часть верхнего этажа также пустовала, и в окне висела вывеска «Сдается». В спокойные вечерние часы Эверетт работал сам, а позже приходили Уолли, бармен, и Джули. Обыкновенно Эверетт сидел в углу с друзьями, прикуривая сигареты одну от другой и отхлебывая «Кровавую Мэри», или уходил наверх в свою квартиру.

Судя по всему, ему нравилось говорить или спорить с Отэм. Он задавал странные и неожиданные вопросы, на которые ей порой было нелегко найти ответы. Как-то вечером она застала его одного и решила поменяться ролями.

– Ты все еще скорбишь по поводу своего развода?

Эверетт посмотрел ей прямо в глаза:

– Разве потеря в результате развода менее болезненна, чем в результате смерти?

Отэм осеклась, и у нее возникло желание стукнуть себя.

– Извини. Это было глупо...

– Ты можешь ответить на мой вопрос?

– Нет. Я потеряла человека, но не из-за развода.

– И ты меня извини. Я тоже не подумал. Джули говорила мне, что твой муж умер. Тебе было больно. Нам обоим было больно. В жизни так случается.

– Ты обижен?

– Нет, обиды я не испытываю. Это мне бы не помогло и ничего бы не изменило. Моя жена ушла к другому мужчине, потому что захотела чего-то более волнующего.

– Ты женишься еще раз или побоишься?

Эверетт покачал головой:

– Я не испугаюсь, но мне бы хотелось хорошо знать эту женщину. И мне бы хотелось, чтобы она хорошо меня знала.

– В каком смысле?

Он лишь улыбнулся, повернулся и ушел.

Когда Отэм получила необходимые разрешения, назначили дату начала ее выступлений. Уолли оснастил сцену микрофоном, стулом и украсил гирляндами розовых лампочек. В вечер премьеры – от этого слова у нее в горле появлялась какая-то дрожь – она протиснулась между столиками, заполненными веселящимися посетителями, и взошла на маленькую сцену. На ней была черная шелковая кофта с длинными рукавами и черные широкие брюки.

Неуверенно улыбаясь, Отэм повернулась к зрителям:

– Меня зовут Сью Энн, я буду петь и играть для вас. – Она постучала ногой по банке, которая стояла на полу около ее стула. – Большинство артистов пользуются бокалом коньяка, но я этого позволить себе не могу, поэтому буду использовать банку из-под арахисового масла. Если у вас есть какие-нибудь пожелания, я буду рада исполнить их.

Она села на стул, поставила ногу на перекладину и набросила через плечо ремень гитары. Ее пальцы механически перебирали струны, но когда она посмотрела на свое дрожащее колено, то поняла, что если сейчас откроет рот и запоет, то голос ее будет звучать, как кваканье лягушек в речке Тэтл-Риджа.

Отэм опустила гитару на колени и поглядела на скопище лиц, взиравших на нее в напряженном ожидании.

– Я училась играть и петь на крылечке маленького дома в Кентукки. Единственными моими слушателями были дружелюбные светляки, несколько сов и, может, какая-нибудь птичка, страдающая бессонницей. Я играла ребятам и раньше, но они были друзьями или пьяными. Я могу либо подождать, покуда вы все опьянеете, либо мы можем подружиться.

В следующий миг Отэм обнаружила, насколько чудесными могут быть люди, даже полная комната незнакомцев. Вдруг раздался взрыв аплодисментов и благожелательных подбадривающих возгласов. Какой-то крупный мужчина в кожаном пиджаке вышел вперед, положил в банку деньги и заказал песню. Девушка благодарно улыбнулась, взяла гитару под мышку, наклонилась к микрофону и представила себе, что все эти лица – дружелюбные светлячки.

Когда она закончила песню, снова раздались одобрительные аплодисменты. Чтобы удержать их внимание, Отэм быстро начала вторую песню. Мало-помалу банка наполнялась, но она почувствовала, что устала. Уйти – значит прекратить поступление долларов, и все же в конце концов ей пришлось удалиться в заднюю комнатку, чтобы горло отдохнуло. Отэм схватила в баре бутылку колы. Бармен Уолли подмигнул ей и сложил колечком большой и указательный пальцы.

Уолли ей сразу понравился. У него были белоснежные волосы, редеющие на висках. Он носил очки в массивной роговой оправе и был больше похож на бухгалтера, чем на бармена. Девушка мимоходом улыбнулась ему и поспешила в комнатку за баром, которую Эверетт специально выделил для того, чтобы Отэм отдыхала там в перерывах. Он звал ее Маленькая Неприятность.

Комнатушка была забита коробками со спиртным, еще там были электроплитка, касса, умывальник и холодильник. В углу стоял табурет. Отэм с шумным вздохом плюхнулась на него и положила ноги на ящик с водкой. Буквально через секунду Уолли просунул голову в дверь:

– Ну как ты там?

– Горло болит. Не знаю, смогу ли протянуть до закрытия.

За ним протиснула голову Джули:

– Я вынула деньги из твоей банки. У тебя тридцать два доллара.

Отэм выпрямилась на табурете:

– Да ты шутишь!

– Не-а.

– Больше десяти долларов в час!.. Я закончу вечер, даже если это меня убьет.

– Ты бы не считала доллары, пока их еще не положили в банку, – сказал Уолли. – Народ начинает расходиться около двенадцати. Когда мы будем закрываться, здесь останется всего несколько человек.

Отэм встала с табурета и подошла к умывальнику. Она вылила выдохшуюся колу и налила в стакан воды.

– Пока они здесь, я буду петь. Каждый раз, когда посетитель кладет доллар в мою банку, мне хочется поцеловать его. На эти деньги я собираюсь купить акции «Мэрфи».

– Акции? – спросила Джули. – Зачем тебе покупать акции «Мэрфи»?