Будь он сейчас в индейском поселке, думал Ланс, ему давно бы уже пришлось вскочить на ноги, смеясь над своими ранами и всячески демонстрируя свое презрение к ним. Но, боже мой, как приятно просто лежать так, как сейчас, когда она держит его голову на своих коленях! Он слабо пошевелился, и она склонилась над ним:

– Пожалуйста, не двигайтесь!

– С удовольствием,– улыбнулся он,– мне это даже нравится.

Глядя на ее лицо, он вдруг вспомнил, что уже видел его когда-то. Вероятнее всего она была сестрой Эда Уокера, а звали ее Истер. Эд говорил, что она вскоре должна вернуться из Англии, где прожила несколько лет. И сейчас в ее речи проскальзывал еле заметный лондонский акцент.

– Вас принимают за индейца,– сказала она.– Но меня не обманешь. Если бы не ваше варварское одеяние, я бы смогла назвать вас джентльменом.

– Почему?

– Потому, что вы нахал.

– Нахал??

– Конечно! Вы сказали... что вам нравится так лежать.

– Любой бы сказал то же самое на моем месте.

– Вот как? Вы еще и галантны! Не рискни вы своей жизнью ради моего спасения, я бы со стыда сгорела!

– Пожалуйста, не...

– И сгорю... возможно. Ни один христианин не позволил бы себе носить ничего подобного. Что за дикарский наряд!

Он попытался сесть, но с прежним успехом.

– Лежите спокойно!

– Где мой слуга? Он все еще не вернулся?

– Вернулся. Но тут же отправился с моими спутниками за соломой.

– Соломой? Для меня? Ха!

– Кто вы? – спросила она.

– Путник. А вы? Случайно не мисс Истер Уокер?

Она с изумлением посмотрела на него сверху вниз.

– Но... Как вы узнали?

– Одна знакомая рыбка шепнула мне ваше имя, когда я прогуливался по дну этого злополучного ручья... Но знаете, я, пожалуй, все-таки встану!

Он ловко, хотя и не столь уверенно, как хотелось бы ему в данной ситуации, поднялся на ноги и потянул ее за руку. Подивившись его силе, она встала рядом и обнаружила, что ее голова едва доходит до плеча юноши.

Его короткий плащ лежал на причале, свешиваясь над водой. Судя по всему, он остался сухим. Ланс сходил за ним, вернулся и накинул его девушке на плечи.

– От него пахнет костром,– заметила она, поблагодарив.– Это индейский плащ?

– Да. Его сшили из шкурок выдры. Будьте осторожны, ваша одежда еще не высохла, а ветер явно посвежел. Вы можете простудиться.

В ответ она взглянула на него с явным неодобрением:

– А вы сами? На вас же, хм... почти ничего нет! А штаны...– она отвернулась.

– Я вижу, вы мало знакомы с индейской одеждой,– сказал он.– Она шьется особым образом...– внезапно Ланс нахмурился, остро ощутив всю неловкость своего положения.

С пристани раздался хохот толстого надсмотрщика. Разгневанный Ланс направился было к нему, но тот, скатившись с груды мешков, шмыгнул за борт баржи. Теперь засмеялись негры, на этот раз над испугом своего начальника.

Голова Ланса, окончательно прояснившаяся лишь несколько минут назад, разболелась от стыда и обиды. Он снова взглянул на девушку.

– Мне очень жаль,– сказала она.– Я... я... видите ли, я слишком долго была в Лондоне. И никогда не видела индейской одежды ни на ком, кроме самих индейцев, Я была груба, простите...

Ее искреннее раскаяние лишь усилило его смущение, а тут еще подоспел спутник девушки вместе с Пео и еще двумя молодыми людьми. Пео вел в поводу лошадей, к седлу одной из которых был приторочен едва ли не целый стог соломы...

– Вот, возьмите свой плащ,– сказала Истер.

Он отказался принять его назад и, храня гордое выражение лица, как и подобает индейцу, решительно направился к лошадям, дав себе слово не оборачиваться. Жестом он приказал Пео, страшно довольному тем, что с его хозяином все в порядке, вскочить в седло.

Приблизившись, Ланс достал нож и столь резко рубанул им по стягивавшим сено веревкам, что сталь, соскочив, едва не поранила лошадь. Затем, не сказав ни слова, он взлетел в седло, вонзил шпоры в бока бедного животного и вихрем понесся вперед.

Какое-то время Пео даже и не пытался догнать его, и Ланс продолжал скакать во весь опор, храня зловещее молчание.

Внезапно он придержал лошадь и перешел на шаг.

– Они спрашивали тебя, кто я такой? – осведомился юноша.

– Нет, сэр. Мы полагали, что жеребец раскроил вам череп. Я...– начал Пео, но Ланс прервал его.

– Значит, она не знает моего имени. Я рад,– проговорил он, обращаясь, казалось, к самому себе.– Леди шокировал вид моего полуголого зада. Бедняжка не привыкла к индейскому барахлу,– продолжал бормотать Ланс, но, поймав удивленный и встревоженный взгляд Пео, смутился и замолчал.

Да, он оброс, не брит и одет, дай Бог, на половину от принятого у его белых соплеменников. Но его длинные краги из оленьей кожи, пристегнутые к поясу тонкими ремнями, стоили не меньше четырех лошадей, а накидка из шкурок выдры – еще двух. Да, у него открыты бедра, ну и что? В лесу своя мода. Пусть считает его язычником, если хочет...

И тут он сам удивился собственному смущению. С какой стати его должно тревожить то, что она подумала о нем? Почему его задевает мнение какой-то девчонки-белоручки, несмышленыша, лишь вчера захлопнувшего за собой дверь английской школы? Его, знавшего в лесах настоящих женщин и завоевавшего три орлиных пера, врученных ему самим Петиско, боевым вождем племени чискиаков, его названным братом? Да понимай она хоть что-либо в весьма своеобразной индейской табели о рангах, то, увидев перья и знак клана на плече, она бы догадалась, сколь высокое положение в племенной иерархии он занимает.

И все же его лицо, покрытое многодневной щетиной, продолжало пылать. Ее руки были мягки и нежны. Забыв про свою промокшую насквозь одежду, она заботливо ухаживала за ним, пока он не пришел в себя. И думала о нем, а не о себе. Она омыла его разбитую голову и говорила с ним с тревогой, опасаясь за его жизнь...

Она извинилась, а он даже не попрощался с ней. Она извинилась, а он был груб, как дикарь.

Ланс сердито повернулся к Пео:

– Почему я убежал? – спросил он.

– Вполне достаточная причина – наша индейская одежда, сэр. Кроме того, молоденькой девушке нечего делать на пустынной пристани,– мрачно ответил тот.

Ланс прикусил губу.

– Почему ты лжешь мне? – тихо спросил он.

– А разве сказать не всю правду – означает солгать, хозяин? – нахмурился Пео.

– Да. Скажи всю. Почему я должен удирать от какой-то насквозь промокшей девицы, даже если бы был совсем голый?

Пео усмехнулся в недавно отросшую бородку. По дороге им не встретилось индианок, которые могли бы привести в порядок их лица, и оба здорово обросли. Он откашлялся, протянул руку, сорвал дубовый лист с низко нависшей над тропой ветки, и сказал:

– Женщины – ведьмы. Каждый мужчина, рано или поздно, встречает свою ведьму. Возможно, эта – ваша.

Ланс деланно рассмеялся:

– Что-то не похоже.

– В Хэтфилде у меня была женщина,– с досадой продолжал Пео.– Моя ведьма. Память о ней не давала мне покоя все плавание через океан вместе с мастером Кендоллом. А вернувшись, я обнаружил, что она вышла замуж за гуртовщика,– Пео снова вздохнул.– Но, сэр, до сих пор я не могу забыть ее лица и нашу первую встречу.

– Да, я помню. Ты мне часто о ней рассказывал. Не горюй.

– Она...

– Не отчаивайся,– повторил Ланс, глубоко вдыхая пряный запах осени и спрашивая себя, сможет ли он выбросить из головы девушку на пристани. В седле она была грациозна, как королева. Ее лицо, увиденное им сначала сквозь дымку возвращающегося сознания, постепенно проявлялось, обретая резкость, и каждая черта его становилась от этого лишь прекраснее. Губам столь совершенной формы, казалось бы, не пристало дрожать от тревоги за чуть не утонувшего дикаря; столь ясным глазам не подобало сострадать его боли... правильный нос... кожа, нежная, как свет зари... сильное, но изящно очерченное тело... Ланс почувствовал, что его мысли путаются.

– Думаю, она уже успела забыть меня,– сказал он наконец нарочито громко.