Сидели мы в хате вчетвером. Пришел Алешка и притащил с собой этакий маленький снарядик, вроде как бы игрушечный, как нам потом сказали, от бронебойной пушки «Маклена». А таких снарядиков мы никогда еще до сих пор не видели. Поставил его на стол Алешка, взял отвертку и начал что-то орудовать. Я ему говорю: «Что ты орудуешь? Брось это занятие… Зачем берешься разбирать вещь, систему которой не знаешь?»
А он смеется: – Тут, – говорит, – и знать нечего. А вы что, испугались, что ли? Увидали ребята, что человека словом не проймешь. Один тихонько поднялся – якобы из избы в штаб ему сходить надо, двое – будто бы оправиться. А я так прямо и сказал: – Может, оно ничего от снарядика не будет, а все-таки не хочу я даже на один процент из-за глупости рисковать. Взял плюнул и предупредил, что пойду к взводному доложу. А он в ответ на это обругал меня трусом и шкурой. Не успел я дойти до взводного, как грохнет вдруг позади. Гляжу – у избы все стекла повылетели и дым из окон валит. Тут со всех сторон ребята повыскочили: думали, белые обстрел начали. Разобрали, в чем дело, и поперли в избу. Смотрим мы – был Алешка, и нет Алешки. Так ничего даже в избе на месте не осталось – все переворотило. Вот и все о его смерти. Парень, нечего говорить, смелый был, боец хороший. Но какой же смысл от его смелости получился? Никакого. Так вроде как бы прыгнул нарочно в воду с моста человек и потонул. Ни товарищей этим не выручил, ни врагу урона не нанес, а так – доказал только свою удаль никчемную. 1928 г. Стихи* Из поэмы «Пулеметная пурга» Еще и еще раз в эти метельные дни Надо вспомнить о том, что прошло. Как в пурге пулеметной трехдюймовок огни Зажигались светло. Опоясанные лентой ружейных патрон, Через пепел, огни и преграды, От Урала до Киева, Со всех сторон, Торопясь, собирались бригады. В те дни паровозов хриплые гудки Гудели у Донбасса, Каспия, Волги. Были версты тогда коротки, Но зато Были схватки долги. И в патронах вместо свинца Был заряд огневого задора, А глаза солдат в обоймах лица Зажигались огнями, как порох. И тогда, в метельные дни, Когда солнце бронь снега било, По снегу куда ни взгляни – Эшелоны да цепи… Дым, шинельная Русь, Казачье седло… И усадьбы ничьи, и поместья ничьи, А по талому снегу – кровяные ручьи. По ночам – от пожаров светло. И вот, разделенный баррикадами лет, Веков, Помню я февральский дым, Батальоны с винтовками без штыков, Которые тянулись, не гнулись, а шли. Шли и жгли… Путали левую ногу с правой, Катились ручьями, потоками, лавой. Пели «Варшавянку», «Березоньку», «Соловья», Пулеметным гиканьем пугали пургу. Хохотали в зеленые глаза офицерскому сброду: – Идешь ты, иду и я! – Куда? – В огонь, в воду… на черта, на дьявола, Если он будет ставить революции преграды. – И вот Полк за полком – бригада, Наконец, дивизии, рожденные в зареве дымных зорь. – Белый, сдавайся, офицер, не спорь… С плеч прочь погоны, палач! – Офицер на коня… Офицер вскачь – В черных черкесках, в зеленых бешметах, В сердце ненависть, в душе страх. И мчались офицеры ото всех сторон Туда, где орлы о двух головах, Туда, Где казаки, где Дон. Так, в пулеметной пурге, На две половины хряснул край, И гаркнул кто-то с Дона властно: – Это мое! – Но гневно в ответ Крикнула кровью Красная: – Это наше… Отдай! Не хочешь? Точишь нож в спину из офицерских отрядов? Все равно – нас миллионы – Отдашь! Эй, справа, поротно, побатальонно… Без штыков в штыковую атаку Марш, ма-а-р-ш! 1926 г. Кавалерийская походная Травы наземь клонятся, Ветер тучи рвет, А по степи конница Красная идет. Пылью придорожною Затуманен взор, С вестью к нам тревожною Прискакал дозор. – Эй вы, кони-птицы! Ну-ка, с шага в рысь… К западным границам Тучи собрались. Странный шум нам слышен С вражьей стороны, Что-то ветер дышит Запахом войны. – Отвечал ребятам Командир седой: – Красные солдаты Все готовы в бой. Скатки приторочены, Пики на весу, Сабли поотточены, Кони – понесут. Смелости немало Позапасено, Красного сигнала Ждем мы день и ночь. – Травы наземь клонятся, Сталь звенит о сталь, Это рысью конница Унеслася вдаль… 1927 г. Письмо Шелестел над речкой Осенью тростник. Говорил товарищам Парень-отпускник: – Службу отслужил я, И домой пора. Получил от милой Я письмо вчера. Пишет, что в деревне Крепок урожай. «Новые лепешки Кушать приезжай». Будто бы родилось Крупное зерно. Пишет, что заждалась, Глядючи в окно… Ей письмо последнее Отослал свое. Что на той неделе Буду у нее. Что с тех пор как с призывом В город уезжал, Многим изменился я, Многое узнал. «Будешь мне женою, Но не забывай, Что в селе работы Непочатый край. И, когда вернуся Я к тебе домой, Верю, что в работе Будешь ты со мной». |
