То, о чем раньше нельзя было даже помыслить, теперь губительно-освежающим водопадом обрушилось на головы бывших советских граждан: доллары, доллары, доллары!!!

А еще лучше — евро.

Дают, берут, отстегивают, откатывают…

В телевизоре — все поют и изредка возмущаются излишней свободой финансовых нравов…

Интернет вспухает якобы праведным негодованием и лопается, распространяя вокруг себя омерзительный запах…

Газеты проливают, как теперь говорят, «проплаченные» крокодиловые слезы и вопят лживыми голосами:

«Это что же творится, господа хорошие? Десятки миллиардов долларов в год уходит только на одни взятки своим же чиновникам!..»

«Однако, справедливости ради, — вспомнил Кирилл Петрович, — все отмечают, что в неприглядной картинке повального мздоимства есть и симпатичный высоконравственный мазок — дают чиновникам (а они, суки, берут!..) не затем, чтобы обойти созданный ими же закон (!), а для того, чтобы они, засранцы, его хотя бы частично исполнили».

Журнал «Форбс» сладострастно публикует перечень самых богатых людей в мире. Наших там — полно!..

Правда, после объявления мирового экономического кризиса наш список слегка увял, но в это, кажется, никто не верит.

Кто профессионально обучен и натаскан, те стараются не светиться. Все они из бывшего КГБ и поэтому во всенародно читаемых открытых списках, слава те Господи, не значатся. Как утверждает бывший советник российского Президента по экономическим вопросам (а уж он-то это хорошо знает!..), из тысячи важнейших государственных постов в России семьдесят семь процентов возглавляются действующими сотрудниками специальных служб!

Очень толковые тренированные ребята. Мать их за ногу. «Форбс» может на них только облизнуться. Хотя желтые таблоиды иногда негромко и тявкают на них из подворотни. Но это так — от зависти и привычного испуга. И для коммерческого тиража.

«Эти ребята были когда-то бойцами невидимого фронта, — таинственными сотрудниками Главного Института Власти, — размышлял Теплов. — А теперь они на самом, что ни есть, на виду. Скромные и достойные владельцы земли русской, ее недр и ее народонаселения. Электората, так сказать. Как говорится…»

«…Человек проходит как хозяин необъятной родины своей!..»

От собственноличных долларов и евро этих бывших спецпареньков офшорные зоны всего света чуть не лопаются.

«Пиастры, пиастры, пиастры!!! — хрипит старый стивенсоновский попугай, сидя на плече одноногого Джона Сильвера…»

Так вот, в те времена — времена «шестидесятников» и пр…

…после восьмилетней армии, полупрофессионального спорта (профессионального у нас тогда якобы не было); после неудачной студенческой женитьбы и тихого бескровного развода, ибо делить было абсолютно нечего; после нежных шеренг юных манекенщиц, стюардесс, официанток и продавщиц универсальных магазинов Кирилл Теплов — член Союза журналистов СССР, которому тогда уже завалило за тридцать, — числился штатным, специальным корреспондентом при Ленинградском корреспондентском пункте одной из самых могучих советских газет, издающихся, конечно же, в Москве.

И уж кто-кто, а Теплов больше, чем кто-либо, был в курсе того уголовного дела, по которому «проходил» и молоденький Рифкат Шаяхметович Алимханов, по кличке «Рафик-мотоциклист».

Кликуху эту Рафик заработал честно: за тяжкий труд и подлинный талант.

Сразу же после демобилизации он стал собирать на свалках и скупать на барахолках искалеченные и ворованные мотоциклы любых марок. Восстанавливал их, доводил до полной и превосходной кондиции и продавал кому надо с большим припеком. Механиком он был феерическим! В основном его мотоциклы уходили в Прибалтику. В Ригу, Таллин, Вильнюс. Там в мотоциклах Рафика толк понимали…

Сам он разъезжал по Ленинграду на могучем, собранном собственными руками «Харлее-Девидсоне». Четыре горизонтально расположенных цилиндра «Харлея» вызывали завистливое и обильное слюнотечение у всех ленинградских стиляг и пижонов, хотя бы чуточку кумекавших в подобных средствах передвижения…

Но однажды Рафик Алимханов неожиданно забросил свое достаточно прибыльное мотоциклетное дело и занялся совсем-совсем другим…

А кличка — Рафик-мотоциклист за ним так и осталась.

Тогда только за одно невинное прикосновение к такому понятию, как «валюта», можно было схлопотать по восемьдесят восьмой статье от трех до пятнадцати с конфискацией всего нажитого и спертого имущества. А уж если в деле будет фигурировать золотишко, камушки или того хуже — платина мимо империи попытается проскочить, — вообще не отмоешься!

В искусственный период наивной хрущевской «оттепели», впопыхах сочиненной Эренбургом, трех хмырей — известных московских валютных фарцманов — по запарке даже показательно расстреляли.

Вопреки всем статьям Уголовною кодекса РСФСР, утвержденного третьей сессией Верховного Совета 27 октября 1960 года.

Со Старой площади позвонили куда следует и тихо так, человечно, ну, просто по-ленински, сказали: «Надо. Чтоб другим неповадно было».

Суд, естественно, взял под козырек, щелкнул каблучками, послал в жопу всю третью сессию своего Верховного Совета вместе с его Уголовным кодексом и…

…шлепнул валютчиков. В смысле — расстрелял.

Чтобы те по лагерным баракам да лесоповалам не мучились.

Потому что советский суд — самый гуманный суд в мире.

— Слушай, старик! Был звонок из Москвы. Вчера нашего главного вызывали в ЦеКа и отшлепали по первое число. Тут, понимаешь, вовсю катит вторая волна, аналогичная той, фарцовочно-расстрельной. Тема, можно сказать, особой государственной важности, а мы, дескать, ухом не ведем и молчим, словно дерьма в рот набрали. Короче, матерьял должен быть — зашибись! Я с утра звонил прокурору города, стелил для тебя соломку, — сказал тогда Теплову заведующий корреспондентским пунктом.

В одиннадцать часов утра от него уже вкусно пахло коньяком. Это был большой, толстый, ироничный и талантливый царедворец. Несколько лет он просидел во Франции собственным корреспондентом, превосходно владел французским и английским и недавно вернулся в Союз.

Вернулся достаточно плотно «упакованным». Чтобы не очень страдать от разницы между вполне обеспеченным Парижем и полупустым Ленинградом. Хотя бы первые три-четыре года. Стиранию международных экономических граней для персон, особо приближенных к власти, еще очень способствовало прикрепление заведующего корреспондентским пунктом такой газеты к специальному закрытому промтоварному отделу ДЛТ — «Дома Ленинградской торговли». А также к «Свердловке» — обкомовской поликлинике и больнице, к таинственному партийному буфету в Смольном с четким иерархическим пайковым распределением. Ну и, естественно, самые доверительные отношения со специалистами по идеологии из Комитета государственной безопасности. Это уже в обязательном порядке. Не говоря даже о сертификатно-чековом магазине «Березка»…

— А конкретнее? — попытался уточнить тогда Теплов.

— Паспорт и удостоверение Союза журналистов с собой?

— Да.

— Вот и вали в городскую прокуратуру. Там тебе все расскажут. Фарцовня, валюта… Золотишко, платина через границу туда-сюда шмыгают. Росювелирторг ручонки заламывает, слезами обливается. Перекупщики у них — кость в горле… Москва дала добро на «подвал» в шестьсот строк. Я набросал официальное письмецо на нашем бланке в прокуратуру. Держи! Ты в нем, естественно, представлен в лучшем виде. Все чин-чинарем. Тебя там ждут с букетом настурций и оркестром Эдди Рознера.