И о gloria et honor ecclesiae[5]будет сказано мало ничего, кроме предполагаемых или, как исключение, действительно позитивных последствиях христианства. Я не отвечаю на вопрос в каких отношениях хорошо христианство? — заглавие у книги уже есть Существуют тысячи, сотни тысяч людей, которые эту религию защищают, славят, есть книги, в которых чванятся — при всех «пятнах», «промахах», «слабостях», при всем «человеческом несовершенстве», — ах, столь почтенным, доблестным прошлым, «исполненным света шествием церкви сквозь времена» (Андерсен),этойцеркви, какова она здесь, в нижеследующих цитатах и сверх того, и которая есть«единственная»,воплотившая Христа и «святая», так как «ее сущность — святость, ее цель — приобщение к святости» (бенедиктианец фон Рудольф), в то же время все остальные, прежде всего «еретики», — всегда пребывают в неправедности, безнравственны, преступны, тотально продажны, гибнут, уже погибли, или же те, за которыми «прогрессивные», однако все еще с прибылью распределяющие свет и тени церковные историки признают определенные заслуги и которые только-только приобщились к содействию вечному искупительному процессу и прогрессу.
Само собой разумеется, что при этом все достойное сожаления (религиозная борьба, преследования, чума, война, голод) богоугодно, часто непостижимо, конечно, но правомерно, опять же исполнено смысла и целительной силы, хотя и возможной расплаты тоже «Месть за то, что католическая церковь, папство борется, вместо того чтобы стать признанными как ведущий принцип» (Рост).
Разве не необходимо при гигантском перевесе все оглупляющего, вводящего в заблуждение, лживого прославления показать, прочитать нечто противоположное? Что в особенности говорит в пользу этого? Не является ли отрицательная история христианства как раз тем искомым, после которого все прокричат или должны прокричать слова похвалы? По крайней мере, всякий, кто хочет видеть и худую сторону, истинную сторону вещей?
Принцип «audiatur et altera pars»[6]вряд ли требуется обвинению. Тем не менее апологеты появляются часто — согласен, большей частью коротко, саркастично, как вообще я здесь, в сотнях дискуссий, столь часто, сколь это возможно, настойчиво рекомендую их учение, вовсе не достойное рекомендации в предположении, что его сравнят, по крайней мере, с некоторыми основательными напечатанными возражениями.
Читателя ожидает «Криминальная историяхристианства»,а не просто историяцеркви(Различение церкви и христианства относительно молодо, в общем, известно лишь со времен Просвещения и обычно связывается с девальвацией церкви как устаревшей посредницы в вере). Конечно, данная попытка во многом — церковная история, представление организационных форм церковности, отцов церкви, чисто церковных властных амбиций и насильственных действий, чисто церковной эксплуатации, чисто церковного обмана, чисто церковного надувательства.
Конечно, так называемые большие христианские церкви будут рассмотрены обстоятельно, особенно папство, «искуснейшее из всех построек», которую Шиллер видел «достижимой лишь благодаря беспрерывному отрицанию правды», которую Гете обзывал «Вавилоном», «матерью столь великого обмана и заблуждения». Однако будут подробно рассмотрены и внецерковные формы христианства, ересиархи наряду с ересиологами, секты, сепаратистские объединения и все это не только применительно к универсальным представлениям о криминальном, человеческом, но также к центральным этическим мыслям синоптиков евангелистов, к христианскому самопознанию как религии Евангелия, любви, мира, как «истории искупителного подвига Христа» в том числе. Последнее понячие появилось, правда, лишь в XIX веке, в XX подверглось нападкам евангелических теологов Барта и Бультманна, но в то же время охотно употребляется самими протестантами, понятие, которое объемлет временное пространство от «сотворения» мира (или первого «пришествия Христа») до «Страшного суда» — «все случившееся от блага (или зла)» Дарлапп.
Соотнесено будет христианство и с попранными поздней церковью обязательствами, такими, как запрет военной службы сначала для всех христиан, потом для духовенства, запрет симонии, процентов, ростовщичества и многих других вещей «Христианство это Евангелие радости, — писал св. Франц из Салеса, — и если оно не приносит радости, это не христианство». А для папы Льва XIII «даже сверхъестественный принцип церкви в том откроется, что увидят, что благодаря ей случается и делается».
Как известно, сохраняется кричащее противоречие между жизнью Христа и его учением, противоречие, которое издавна пытаются притупить, приуменьшить ссылками на извечный антагонизм идеала и действительности — напрасно пытаются. Никто, однако, не проклял христианство, раз оно не реализует свои идеалы ни целиком, ни наполовину, ни еще меньше. Однако оно понимает, как я сказал в 1969 г в речи, которая довела меня до судьи, «понятие человеческого и даже слишком человеческого несколько широко, если от столетия к столетию, от тысячелетия к тысячелетию реализуют прямо противоположное, короче, если всей своей историей оно засвидетельствовано только как высшее проявление и реальное воплощение, как абсолютная вершина всемирно-исторической преступности».
Об этом, таким образом, идет речь. Не достигнут идеал не только частично, в определенной степени, нет, его, так сказать, бьют в лицо постоянно, и одновременно со всей претенциозностью разыгрывают роль защитника святых идеалов, даже высшей моральной инстанции мира. В признании такого лицемерия, выражения не «человеческой слабости», а не имеющей равной духовной низости и исток этой криминальной историиБог идет в башмаках дьявола(см. Послесловие).
При этом моя работа не только криминальная история, но также, как говорит заголовок, историяхристианства,история христианских династий, христианских князей, христианских войн и мерзостей, история по ту сторону всех организационных и конфессиальных границ, история многих форм действия и поведения христианского мира, включая последствия секуляризации, которые развились, отделившись от исходного пункта, внутри культуры, хозяйства, политики, во всей толще общественной жизни. Однако сами христианские историки едины в том, что их дисциплина охватывает «возможно широкий радиус христианского проявления жизни» (К Борнкамм), интегрирует все «только мыслимые измерения исторической действительности» (Эбелинг), даже «со всеми изменениями содержательного, объективного характера» (Рендторф).
Историография делает различие, правда, между мирской историей (употребляемое теологами как историками понятие противоположность Спасению, святому) и церковной историей — в качестве самостоятельной дисциплины, как известно, лишь с XVI столетия. Однако сколько бы обе — не случайно — ни писали раздельно, фактически церковная история не больше как составная часть общей истории, как «священная история» она охотно прячется, в отличие от общей, за «божественные святые дела», «совокупностью божественной милости и человеческого греха» (Блезер), за провиденциальной, метафизической глубокомысленностью — мистицизмом.
Католические теологи добиваются при этом часто удивительных открытий Для Ханса Урса фон Балтазара, к примеру, недавнего иезуита, признанного своим братом по ордену Карлом Ранером в качестве значительнейшего католического теолога, внутренний процесс истории есть «излияние» «семени Господнего в лоно мира Размножение и зачатие же совершаются в состоянии исключительного самоотречения и безоглядности Церковь и душа, которые восприемлют названия слов и чувств, могут воспринять их лишь в женской открытости и готовности (согласии), которая не сопротивляется, не сжимается судорожно, не испытывает никаких мужских встречных усилий, напротив, отдается в темноте».
В действительности это столь мистически — и здесь столь неуклюже — затуманенная, якобы историко-критически определяемая, фактически при отказе от познания сочиненная «священная история» вообще непосредственно примыкает к истории, более того, является одной из ее ординарных, дурных сфер. Хотя царство Христа должно быть не от мира сего, хотя, в отличие от марксистских исторических воззрений — историю расхваливают, славят как духовное начало, «трансцендентную энтелехию», «как продолжение миссии Богочеловека» (Един), как раз католики подчеркивают таинственный характер «истинной» истории, «мистику истории» (де Сенарклен), полагают «потусторонний мир всякого прогресса» уже осуществленным в Христе (Даньелу), хотя у его представителей и в их проповедях речь всегда идет о том, что необходимо сделать. В действительности же, в особенности папство и епископы не боялись буквально ничего, чтобы подчинить себе, сделать послушными власть имущих, чтобы с ними конкурировать, вести за ними слежку, надувать их, властвовать над ними. На самом деле они так шли в этом мире, словно они не хотели отходить в вечность.
