— За что это? За какое такое преступление? Может быть, эта леди едет себе обратно в Санта-Барбару. Не будете же вы портить свой послужной список необоснованным арестом.
— Позвольте уточнить, — сказал он. — Я могу упечь вас в два счета как подозреваемого в возможном убийстве Леонарда Пангборна.
— Вы говорили, что это самоубийство.
— Я так думал. Но там повозились эксперты. Приехали из Бостона по нашему особому запросу. Они любят, когда их называют суперспецами, хотя я лично называю их по-другому: суперслепцами. — Он снова посмеялся собственной шутке. — Вам здорово не понравится то, что они нашли.
— Что же они нашли?
— Я вам скажу. Очень скоро это перестанет быть секретом. Возможно, Пангборн сам убил себя, но если так, кто тогда вел машину?
— Вы говорили мне, что, прежде чем выстрелить, он залез в багажник и закрыл за собой крышку.
— Кровь на полу багажника чуть смещена — это значит, что вскоре после того, как она начала сворачиваться, машину перегнали с неизвестного нам места происшествия ко «Вдовьей дорожке».
— Разве служащие ресторана не услышали бы, что машина вернулась?
— Только не в три утра. Тогда они спали дома. И давайте не спорить. Машину перегоняли. Следы крови это доказывают. — Он пожал плечами. — Все сводится к тому, Мадден, что кто-то перегнал этот автомобиль ко «Вдовьей дорожке» после самоубийства Лонни.
— А Джессика не могла этого сделать?
— Лорел Оквоуд, разумеется, могла. Разрешите спросить: вы ее дернули?
— По-моему, да.
Он присвистнул.
— Ну и каша у вас в голове. Даже этого не помните?
— Меня беспокоит вот что: по-моему, я совершил эго на глазах у Лонни Пангборна. — Терпеть не могу цитировать негров, но Кассиус Клей[28] сказал: «Вы не такой тупой, как кажется».
— О чем это вы?
— Нечего смаковать мой комплимент. — Он зажег сигару и пыхнул ею с таким видом, точно держал в зубах по меньшей мере «бангалор-торпедо» [29]. — Мадден, вы только что предложили мне свой сценарий. Раз: вы заделываете Джессике на глазах у Лонни. Два: убираете инструмент в штаны и отправляетесь прочь. Три: Джессика утешает Лонни. Четыре: он начинает жаловаться: «Нам, голубым, таких соревнований не выдержать». Залезает в багажник. Бах! Он оставил ей подарочек — свой труп. Эти гомики бывают мстительны. Что ж, она сучка респектабельная и скандала не хочет. Поэтому она едет обратно ко «Вдовьей дорожке», ставит там машину и двигает домой, в Санта-Барбару. — Он кивнул. — Все это выглядело бы замечательно, если бы — раз: вы могли найти, где она провела ту ночь, хотя скажу заранее, чтобы дать вам возможность сэкономить часть адвокатских гонораров: вы всегда можете заявить, что она вернулась к вам и спала в слезах на вашем диване. Или вы уступили ей свою кровать. — Он открыл окошко и выбросил сигару. — Два: она должна найтись живой и подтвердить вашу историю. Молитесь, чтобы мы не обнаружили ее останки где-нибудь в этих лесах и дюнах.
— Вы хорошо все продумали.
Я надеялся польстить ему. Он только кивнул.
— Теперь вот вам другой сценарий. Вы с ней и Пангборном едете в Уэлфлит на вашей машине. На обратном пути Лонни не выдерживает, что ее уводят, и сует вам под нос пистолет. Вы тормозите и отнимаете пушку. В процессе она ловит случайную пулю. Умирает. Вы бросаете ее в лесу и везете Лонни к его машине, заставляете залезть в багажник — к этому времени он уже совсем как кисель. Потом отвозите его в тихое место, открываете багажник, суете ему в рот дуло, ласково говорите: «Я тебе худа не сделаю, Лонни, это все только смеха ради. Так я избавляюсь от своих закидонов. Будь добр, поцелуй для меня это дуло, Лонни». Потом вы спускаете курок, пользуетесь платочком и оставляете где надо его отпечатки. Дальше перегоняете машину обратно ко «Вдовьей дорожке», садитесь в свою машину, опять едете в лес и избавляетесь от ее тела. Да, сынок, вы делаете все это, но забываете стереть кровь с сиденья. Как говорит моя жена: «Никто не совершенен». Вот и я тоже. Я позволяю вам выкрутиться с этой кровью. Я — деревенский олух и верю друзьям. Да, — сказал он, — вы лучше молитесь и надейтесь, что ее труп не всплывет. Я первый буду против вас, потому что я купился на эту байку о кровотечении из носа.
— Ладно, — сказал я, — так почему вы не берете меня прямо сейчас?
— Догадайтесь.
— У вас не хватает улик. Если бы ее застрелили в моей тесной машине, вся его одежда была бы в ее крови.
— Возможно, вы правы. Давайте выпьем.
Это предложение меня отнюдь не прельстило. Мне совершенно не хотелось с ним пить. Но он завел мотор, принялся насвистывать «Звездную пыль» и стартовал, подняв фонтан мокрого песка.
Я думал, что мы поедем в бар для ветеранов, поскольку больше всего он любил выпивать там, но вместо этого он свернул к ратуше, провел меня в свой кабинет в полуподвале, указал на стул и достал бутылку бурбона. Видимо, мы пришли сюда, чтобы он мог пустить в ход записывающее устройство, которое наверняка держал в столе.
— Я решил, что вам не мешает насладиться прелестями этого места, прежде чем вы загремите в тюрьму, — сказал Ридженси.
— Может, поговорим о чем-нибудь другом?
Он ухмыльнулся:
— Например?
— Где моя жена?
— Я рассчитывал, что вы мне скажете.
— Я встретил парня, с которым она уехала. Она бросила его восемь дней назад. Я ему верю.
Ридженси сказал:
— Это совпадает.
— С чем?
— По словам сына Лорел Оквоуд — между прочим, его имя тоже Леонард, но все зовут его Сонни, Сонни Оквоуд, — семь дней назад Пэтти Ларейн побывала в Санта-Барбаре.
— Я об этом не знал.
— Да, она была там с этим малым, Уодли. Раньше я не понимал, что означает фраза «Я не мог разлепить губы». Теперь понял.
— Хороший бурбон?
Я безмолвно кивнул.
— Да, она была в Санта-Барбаре с Уодли, и они обедали с Лорел Оквоуд и Леонардом Пангборном в клубе Лонни на пляже. Все четверо за одним столиком. Потом пришел Сонни, пил с ними кофе.
Я все еще не мог говорить.
— Хотите знать, о чем они беседовали?
Я кивнул.
— Позже мне понадобится кое-что у вас спросить.
Я кивнул.
— Хорошо. Согласно показаниям Сонни… — Тут он остановился, чтобы заметить: — Кстати, по телефону Сонни не похож на голубого. Как по-вашему, Пангборн не наврал в том письме?
Я нарисовал пальцем вопросительный знак.
— Но Пангборн не показался вам гомиком?
Я потряс головой.
— Страшно подумать, какая огромная часть жизни проходит за закрытыми дверьми, — произнес он. — Господи, да ведь и мы с вами можем быть гомосексуалистами.
— Как скажешь, милый, — прошепелявил я.
Его страшно развеселила моя шутка. Я же был рад, что снова обрел дар речи, пусть даже на таких условиях. Немота — это бремя, за избавление от которого можно пожертвовать многим.
Мы оба пригубили бурбон.
— Хотите травы? — спросил Ридженси.
— Нет.
— А если я покурю?
— Не боитесь, что вас застукают в собственном кабинете?
— Кто? Я пытаюсь разговорить подозреваемого, вот и все. — Он действительно вынул из стола самокрутку и действительно раскурил ее.
— Чудесно, — сказал я.
— Да. — Он выпустил дым. — Оттяжка в каждой затяжке.
— Так точно, сэр.
— Мадден, Сонни сообщил мне, что Пангборн и Лорел должны были прилететь в Бостон, доехать оттуда до Пи-тауна и прикинуться туристами, которым страшно понравилась усадьба Парамессидеса.
— Она так называется?
— Да Несколько лет назад ее купил один грек, подставное лицо: деньги дали арабы. Теперь Уодли решил купить ее для Пэтти. Вот о чем они говорили на том обеде.
Он затянулся снова.
— Они обсуждали возможность повторного брака, — сказал он.
— С ума сойти. — Кажется, от его сигареты «паровозом» зацепило и меня.
— Знаете, почему Пэтти облюбовала себе этот домик? — спросил Ридженси.