– Ай-яй-яй, – всерьёз запечалился Сан Саныч. – Как же так? Вот же, непруха голимая…

– Получается, что вы мне не рады?

– Совсем не рад. Врать не буду. Ни капли.

– Почему?

– Потому, парниша. Больно уж ты крут. С такими упрямыми и прямолинейными гавриками трудно договариваться о чём либо. Многократно проверено. В плане разумных компромиссов договариваться, я имею в виду.

– Почему же – трудно? – насмешливо улыбнулся Тим. – Невозможно, если по-честному. Терпеть ненавижу – компромиссы. Точка… А Томас Грин? Он шёл на компромиссы?

– Томас? Он и был-то у нас на месторождении всего один раз. Повертелся-покрутился минут сорок-пятьдесят, а потом забрался на броню и укатил.

– На броню? Это как?

– Так у нас принято выражаться, – непонятно вздохнув, объяснил Сан Саныч. – То бишь, на броню вездехода. Другими видами транспорта до Безымянного месторождения пока не добраться. Не считая вертолёта, понятное дело… Почему, именно, на броне? Можно, конечно, и внутри, если есть такое дурацкое желание. Но больно уж там жарко и душно. Да и комары донимают… Ага, вон и он, мистер Грин. Тебя, молодчик брутальный, надо полагать, встречает. Ладно, пока. Встретимся уже на месте. То есть, на строительстве дороги.

– Встретимся, понятное дело. Не вопрос…

Томас Грин – высокий и тощий шатен среднего возраста, приветственно помахав рукой, завопил на всю округу на английском языке:

– Брут, бродяга! Сколько лет, сколько зим! Давай, я тебя по плечам похлопаю.

– Хлопай, не вопрос, – разрешил Тим. – Сколько лет, спрашиваешь? Да, почитай, уже года три с половиной, как не виделись. Помнишь, как славно мы тогда, в Амстердаме, покуролесили?

– Помню, конечно, – тревожно оглядываясь по сторонам, засмущался Томас. – Разве такое позабудешь? Кошмар развратный и бескрайний. Как вспомню, так вздрогну…

– Да, ладно тебе. Давай краба, пожму.

– О-у-у!

– Что такое?

– То же, что и всегда. У тебя – по-прежнему – не ладошка, а самые натуральные клещи кузнечные.

– Извини, приятель, – повинился Тим. – В следующий раз постараюсь быть поаккуратней… Ну, что, пошли в здание?

– Зачем?

– Багаж хочу получить. И клетку с псом.

– Ты и Клыка приволок с собой? – обрадовался Томас. – Просто замечательно и очень кстати. Его чуткий собачий нос может нам здорово пригодиться… А идти никуда и не надо. Багаж сюда вывезут, вон из тех зелёненьких ворот.

– Прямо на улицу? Здесь даже навеса нет. А если, не дай Бог, дождик закапает?

– Данный нюанс никого не волнует. Никого из местного начальства, я имею в виду. По крайней мере, весной, летом и осенью. И вообще, местный аэропорт, чтобы ты знал, является самым бестолковым аэропортом в Мире… Давай-ка, отойдём в сторонку и перекурим.

– А как же багаж?

– Повторяю ещё раз – самый бестолковый и бардачный аэропорт в Мире. Поэтому в ближайшие сорок-пятьдесят минут багажа не будет. Даже и не надейся. Бесполезно…

Они отошли от толпы пассажиров рейса «Москва – Петропавловск-Камчатский» метров на сто пятьдесят, к неуклюжему забору, смонтированному из длинных алюминиевых профилей, и закурили.

Рядом располагалась высокая горка, сложенная из пустых деревянных ящиков, беспорядочно набросанных друг на друга. Впрочем, шесть ящиков были аккуратно составлены – боковыми плоскостями – друг к другу, и на этом подобии «диванчика» обнаружился неизвестный оборванец. Он возлежал на спине и, задрав жиденькую пегую бородёнку вверх, заливисто и беззаботно посапывал.

– Никак, бомж? – мимолётно улыбнулся Тим. – А я уже и подзабыл – как они, родимые, выглядят.

– Бич, – поправил дотошный Томас. – Это, извини, две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно. Как любит (обожает, так-таки!), выражаться в своих бессмертных «нетленках» великий и ужасный Александр Бушков.

– Александр Бушков? А кто это такой?

– Ну, ты, Брут, и даёшь. Темнота не культурная. Сразу видно, что уже лет десять не был на Родине.

– Почти пятнадцать.

– Это, конечно, многое объясняет… Так вот, Бушков – отличный русский писатель. Практически культовый. Даже я, будучи иностранцем, зачитываюсь его динамичными и оригинальными романами – и о реалиях современной России, и о различных фантастических Мирах. Впрочем, дело совсем и не в этом… Бич? А пусть себе спит. Он нам не мешает. Да и говорим мы на английском…

– Как ты сказал? – заинтересовался Тим. – Мол, дело совсем и не в этом? А в чём же тогда? И ещё. Про Клыка тобой тоже был выдан приметный перл. Мол: – «Его чуткий собачий нос может нам здорово пригодиться…». Нам? Я же, вроде, прибыл сюда тебе на замену? Или как?

– Ну…, э-э-э…, – озабоченно повертев головой, замялся Томас. – Я, действительно, сегодня вечером вылетаю в Москву, а уже там пересяду на ближайший рейс до Парижа. Да, свои нынешние должностные обязанности я перекладываю, Брут, на тебя. Старательно надзирай за здешними природными объектами, находящимися под опекой ЮНЕСКО. Не за всеми, конечно, а только за теми, которые расположены в северных районах полуострова, примыкающих к Корякскому нагорью. Это она и есть – моя, то есть, уже твоя зона ответственности… Впрочем, обо всех тонкостях и нюансах тебе в здешнем Представительстве нашего Фонда подробно расскажут. Отвезу, познакомлю, в гостиницу вас с Клыком заселю. А после этого вновь отбуду в аэропорт. Далее – в Москву и Париж.

– Заканчивай мне зубы заговаривать, – посоветовал Тим. – Что тут у вас происходит?

– Да, собственно, ничего…

– А почему же тогда ты, бродяга худосочный, постоянно оглядываешься по сторонам, словно бы опасаешься чего-то? Или же кого-то? Давай, соберись с мыслями. Или там с духом. Соберись и всё расскажи.

Грин, выбросив окурок под забор, тут же закурил новую сигарету. Делал одну глубокую затяжку за другой, задумчиво щурился и молчал.

А Тим и не думал его торопить. Зачем? Всё в этом Мире должно развиваться естественным путём, без нудных понуканий и избыточного насилия. В том смысле, что в идеальном случае…

Вокруг было тихо, только наглый оборванный бичара, вольготно устроившись на пустых деревянных ящиках, заливисто похрапывал во сне, да где-то вдалеке, за алюминиевым забором, изредка покрикивали ленивые камчатские чайки.

Наконец, Томас, докурив очередную сигарету до самого фильтра, решился-таки на откровения и монотонно забубнил:

– Понимаешь, Брут, я здесь обнаружил одну странную штуковину. По-настоящему странную, по-глобальному.… Ну, в том плане, что это моё неожиданное открытие может всё перевернуть с ног на голову. Причём, всё-всё-всё. То бишь, фундаментальное мировоззрение всего нашего человечества на картину общего мироустройства… Понимаешь?

– А то, – заверил Тим. – Понимаю, понятное дело. Без вопросов. Причём, железобетонно, как любит выражаться одна зеленоглазая и ужасно-симпатичная прибалтийская ведьмочка. Продолжай, братец. Продолжай…

Про себя же он подумал: – «Тоже мне, второй бином Ньютона. Мол, окружающий нас Мир гораздо сложней и многогранней, чем это принято считать… Конечно же, ясен перец, сложней. Я, например, совсем недавно лично убедился в этом. Там, на суровом Шпицбергене, повстречавшись с путешественниками во Времени, прибывшими к нам из далёкого двадцать восьмого века. Бывает, как выяснилось. Правда, ничем хорошим эта встреча не завершилась…».

– Нечего – продолжать, – вновь «спрятался в раковину» Томас. – Всё настолько глобально и серьёзно, что я до сих пор, понимая, что реально запахло Нобелевской премией, ещё ни с кем не делился конкретной информацией. Только руководству «Фонда защиты дикой природы» и ЮНЕСКО сделал несколько призрачных намёков. Вот, и получил вызов на начальственный парижский ковёр.

– А чего не делился-то?

– Нельзя, Брут, о таком сообщать всуе. Ну, там по телефону или по электронной почте.

– А как надо? – проявил настойчивость Тим.

– Только при личной доверительной беседе, плотно закрывшись в надёжном бункере. Подчёркиваю, в очень надёжном бункере, предварительно многократно проверенном на предмет отсутствия «прослушек» и прочих шпионских гадостей.