После собрания разошлись по классам. Занятий, конечно, не было.

Меня выбрали старостой. Ксению — помощником. (Сейчас сделаю уроки и пойду в школу. Приду — допишу.)

1

Называется — дописала! Буду продолжать дальше, только я много позабыла. И потом еще вот что — не умею я писать живо и красочно, у меня дневник полу­чается, как какое-то надгробное пение...

Да, с географией мы, по правде сказать, зарвались. Еще не так давно Кузьмина Лиза ответила, что Ленинград стоит на Босфоре, а Дмитричева Таня искала Крымские горы в Финляндии. У меня есть листок из «Крокодила», в котором описаны «ужасы» картографии, геометрии, алгебры, физики. Есть действительно над чем посмеяться.

К карте по географии меня вызывали всего три раза. Первый раз — описать поверхность Европейской части СССР. Журнала тогда еще не было, и мне отметку не поставили. Второй раз не то Гордин, не то Садовский никак не мог показать восточной границы СССР. Я показывала. Последний раз не так давно я описывала подзолистую почву, получила «очень хорошо». Татьяну Алексеевну я очень полюбила. Я делаю вывод — не категорический, конечно, — что все Татьяны хорошие. Она, как только ребята расшумятся, называет всех маленькими детками. Почему-то в ее присутствии создается какая-то семейная обстановка... Новую математичку Зинаиду Кузьминичну Назарову многие не любят, мне же она ужасно нравится за свой метод преподавания. Она нам почти ничего не объясняет, все основывает на старом, приходится много соображать и работать головой. Мне это очень полезно и интересно. Впрочем, мне все учителя нравятся...

10 декабря

1 декабря СССР постигло большое несчастье — был убит тов. Киров. Его все так любили, а ведь враги и стараются уничтожить лучших людей, думают за­тормозить, сорвать стройку социализма, но это им не удастся! На место Кирова мы выдвинем сотни, тысячи стойких коммунаров, сами будем лучше учиться!!! 6 декабря его хоронили в Москве. 2 декабря у нас в школе был траурный митинг. А. Ф. так говорила, что чуть сама не плакала. Было очень тяжело.

31 декабря

Последний нынешний денечек... Верно, на все 1000 процентов верно! Во-первых, мы, по выражению Василия Тимофеевича, доживаем последние часы. Завтра начинается новый год! 1935! Во-вторых, сегодня мы последний день учились и с завтрашнего дня начинается отдых — каникулы, а затем третья чет­верть. В-третьих, с завтрашнего дня начинается вольная торговля хлебом, производится отмена хлебных карточек. В общем: новый год — новая жизнь! Событий за семь дней случилось много. Нерадостно я заканчиваю старый год. Сейчас с мамой поссорилась. А из-за чего? Из-за керосинки. Эх, судьба, судьба! От

метки у меня такие: 11 «отлично» и 1 «хорошо» (физкультура). В диктанте я не сделала ни одной ошибки. Первая из седьмых групп.

Смешного у нас было много. Фомичев поставил причастный оборот в начале предложения: «Деланное (делавшее) дело я не докончил». И много другого.

Герой класса Некрасов. Умудрился 8 неудов получить. Проверили индивидуальные договоры. Я брала 8 отличных, выполнила — 11.

Ну, до следующего года. Ровно в 12 подпишусь. Впрочем, у нас часы стоят. У Т. Д. посмотрю.

12 часов                                                                                                                Е. Руднева

26 марта

Сегодня мы были в аэрохимическом музее. Я осталась довольна им, только устала очень. Побывали мы и на аэродроме, туда мы пробрались контрабандой. Сначала прошел Василий Тимофеевич, а затем все мы одиночками и парами.

В выходной день (24 марта) было родительское собрание школы. Достижение! Впервые за пять лет работы Павла Дмитриевича на собрание явилось 300 родителей. Почти 20 процентов!!! 28 марта наше общешкольное собрание не состоялось: явилось 40 человек, из них половина — физкультурники.

Как здорово пишет Горький! Вместо того чтобы сказать: «Луч прожектора осветил море, и суда, до того невидимые, показались из темноты», он пишет целую тираду: «...Впереди лодки, далеко на горизонте, из черной воды моря поднялся огромный огненно-голубой меч, поднялся, рассек тьму ночи, скользнул своим острием по тучам в небе и лег на грудь моря широкой голубой полосой. Он лег, и в полосу его сияния из мрака выплыли невидимые до той поры суда, черные, молчаливые, обвешанные ночной мглой. Казалось, они долго были на дне моря, увлеченные туда могучей силой бури, и вот теперь поднялись оттуда по велению огненного меча, рожденного морем, — поднялись, чтобы посмотреть на небо и на все, что поверх воды...»

5 мая

Произошло много событий.

Мы собираемся ехать в Ленинград. Для этого устраиваем две вещи, — вернее, одну уже устроили — концерт педагогов с общественностью и постановку «Майской ночи, или утопленницы» своими силами. Концерт был 2 мая 1935 года. Я была кассиршей.

17 июня

Народу пришло на концерт масса. Все ждут, волнуются, кричат. Стоит мне только выйти из комнаты-кассы, сразу засыпают вопросами: «Почему не на­чинают?», «Скоро начнут?»

И все пристают ко мне. А что мне прикажете делать? Отвечаю: «Скоро, скоро, отстаньте только», а у самой мороз по коже пробегает: никого из артистов нет, хотя уже девятый час.

Многим концерт не понравился. Я очень боялась, что этот концерт подорвет авторитет «Майской ночи». Действительно, так и было. Если на концерт было про­дано билетов на 462 рубля, то на пьесу — только на 400 рублей, даже меньше. Вот теперь надо собирать последние долги, я сдала только 660 рублей 40 копеек, а у меня нет времени.

Вокруг этой постановки создавались целые истории, даже заговоры. Левко однажды исколотили на репетиции, но все же пьеса удалась. Все остались до­вольны. Нас освещали огнем из кинобудки — смотришь на публику, но никого решительно не видишь. Лично я много перетерпела из-за этой пьесы. Я была свояченицей и сценаристом III действия. Я снарядила Ля-Ко в Москву за марлей для русалок, он ничего, как водится, не достал. И случайно в аптеке (нашей) узна­ла, что марлю нам дадут. Вот обрадовалась-то! Пьесу мы ставили 31 мая 1935 года.

29 августа

Я оправдываюсь сама перед собой. В чем? В своей лени. Правда, это нехорошо, но разберемся как следует. Что я обещала в прошлогоднем дневнике? Что его никто не увидит. Значит, я пишу только для себя...

Подумаешь, как интересны случаи из жизни такой «важной особы», как я! Руднева Евгения Максимовна! Но пока я писала эти строки, я успела передумать: буду писать дневник (если опять не раздумаю). Зачем? Да так просто.

31 августа

Тридцать первое августа! День, полный треволнений! Но то, что наступит после этого, принесет с собою удесятеренные волнения. Ну да ладно. Сегодня «у нас» в парке было собрание «нашей» школьной детворы. (Была когда-то наша!) Давали им гостинцы: три яблока, две конфеты и один пряник. Хорошо, должно быть, им было! Но неужели я им завидую? Конечно, нет. Если вспоминать с жалостью и завистью (иногда испытываются эти оба чувства сразу) о старом — значит не надеяться на будущее и не верить в настоящее. Я верю и надеюсь. А поэтому с новыми силами вперед! К новому учебному году я готова: тетради есть все, книги — почти все. Все подписано и обернуто.

Конец! С завтрашнего дня начинаю «новую» жизнь в новой школе и новый дневник.

Август

ДЕНЬ КРАСНОЙ АРМИИ

(Отдельная запись в дневнике)

На сборе 17-го показательного отряда полнейшая тишина. Ребята внимательно слушают вожатую. Высказываются редко. Вожатая Оля Еременко говорит об организации при отряде военного кружка в ознаменование годовщины Красной Армии. Дверь в физкультурный зал, где происходил сбор, тихо отворилась, и вошел человек лет тридцати восьми: скромный вид, в военной шинели. Он прошел к роялю и, облокотившись на него, тоже стал слушать, что говорила вожатая. Пионеры поздоровались с ним и продолжали слушать, но уже многие взоры обратились на него с любопытством. Его ждали. Это был старший брат одной из наших пионерок, участник гражданской войны. Много интересного ждали услышать от него сегодня, накануне XVII годовщины славной, такой родной для нас Красной Армии!