— Теперь, — сказала весело герцогиня, встряхивая грациозным движением головы волосы, пришедшие в беспорядок, — теперь… будем ужинать.

Карл Фаральдо был обессилен умственно и физически. Утомленный, он с любовью смотрел на прелестную девушку, которая своими горячими ласками привела его в такое состояние. Всякое подозрение исчезло из его души. Даже смерть казалась теперь ему сладкой и упоительной. Анна Борджиа увеселяла ужин своим серебристым смехом, ее детская веселость утешала сердце венецианца; вина и яства быстро уничтожались. Карл чувствовал необходимость подкрепления, хотя чем больше он подкреплял себя, тем больше голова его одурманивалась. Глаза его сделались мутными, и голова падала беспрестанно на грудь. Девушка злорадно улыбалась и следила за прогрессивным опьянением. Карл не замечал ее темные беспокойные взгляды.

— Карл, — сказала она мягко, — дай мне этот цветок, там, на том столе.

На том столе, на котором лежал цветок, стояла большая серебряная ваза, отражавшая в себе, как зеркало, все предметы. Услышав эту просьбу, Карл вспомнил несчастного д'Арманда. Подходя к столу и притворяясь более опьяненным, чем был на самом деле, он вдруг увидел в вазе изображение всего стола вместе с сидящей за ним Анной. Он пристально вгляделся в это отражение, и холодный пот выступил у него на лбу. Он ясно видел, как молодая девушка вынула из-за корсажа склянку, быстро влила одну каплю в его стакан и снова спрятала склянку. Карл взял цветок и быстро обернулся. Опьянение окончательно покинуло его, и он отчетливо заметил жестокое и злое выражение лица герцогини. Притворившись сильно пьяным, Карл приблизился к столу и подал цветок герцогине. Она взяла его и, прикалывая, показала Карлу свою чудную белую грудь, желая окончательно опьянить его. Но Фаральдо не обратил на это внимания.

— Пей со мной, мой красавец, — сказала она, показывая ему на стакан, в который влила яд, — пей за нашу любовь!

— Охотно, — сказал венецианец, — но… с одним условием… чтобы я пил из твоего стакана, а ты из моего…

— Какое странное условие! — возразила смущенно Анна. — Мне не нравятся твои глупые шутки… Пей из своего стакана, говорю тебе!

— Ты… должна пить из моего… иначе…

— Иначе что? — гневно вскрикнула Анна.

— Иначе… я буду думать, что ты хочешь меня… отравить…

Она вскрикнула, но опомнилась и силилась улыбнуться. Карл продолжал:

— Да, отравить… как бедного д'Арманда…

Какой-то дикий рев был ответом на эти слова. Анна быстро вскочила на ноги и протянула руку к шнурку звонка на стене, желая созвать слуг. Карл понял это и, выхватив кинжал, со страшной силой пригвоздил ее руку к стене. Анна испустила громкий крик. Тогда Карл вынул кинжал, и Борджиа, как сноп, повалилась на пол.

— Дело осложняется, — прошептал Карл, — как я теперь уйду отсюда? Если слуги слышали ее крик, я пропащий человек!

Но его смущение продолжалось недолго. Он скоро оправился и спрятал кинжал в рукав, чтобы иметь под рукой защиту, завернулся в плащ и, надев шляпу, вышел в те двери, из которых появилась герцогиня.

Первая комната, в которой он очутился, была пуста. Пройдя дальше, он увидел в следующей комнате мажордома Жеромо, или по-настоящему Рамиро, который спал, сидя в кресле.

Карл стремительно подошел к нему.

— Выпустите меня! — сказал он повелительно. Мажордом проснулся, испуганно глядя на Карла, но когда он узнал его, то крик радости вырвался из груди Рамиро.

— Слава тебе, Господи! — вскричал он. — Бог услышал мои молитвы! Он смягчил сердце моей госпожи!

Фаральдо понял его: мажордом думал, что Карл избавился от смерти благодаря жалости влюбленной.

— Выведи меня отсюда! — повторил он.

— Сию минуту, — сказал мажордом, взяв связку ключей. — Госпожа моя капризная, она может передумать.

— Поторопись.

Сказав это, он отпер дверь, и венецианец радостно вдохнул в себя холодный ночной воздух. В это время издалека, из комнаты, раздался страшный крик. Мажордом сразу узнал голос герцогини.

— Она изменила решение, — прошептал он, — бегите, бегите скорее, молодой человек, и молите Бога, чтобы никогда больше не встретиться с этой женщиной.

Карл моментально бросился из дверей и пустился бежать наугад.

Дверь с шумом заперлась за ним. Рамиро, довольный, что в первый раз шалости его госпожи не стоили никому жизни, направился в свою комнату, но наткнулся там на донну Анну Борджиа, растрепанную, окровавленную.

— Где он? — взревела она, увидав мажордома.

— Госпожа… вы ранены!.. — вскрикнул тревожным голосом каталонец, видя белую одежду госпожи в кровавых пятнах.

— Ранена… да, это он, чтобы помешать мне позвать на помощь!

И она показала окровавленную руку.

— Боже! И я сам помог ему спастись! — воскликнул в отчаянии Рамиро.

— Убежал! Спасся от моего гнева! — кричала Анна. — Как же это?

— Он пришел спокойный ко мне, — сказал Рамиро, — и от вашего имени просил его выпустить… Я полагал, что вы простили его… по жалости…

— Я! — вскричала молодая девушка голосом тигрицы. — По жалости… к нему… Но я бы хотела растерзать его на мелкие куски своими собственными руками, вырвать из груди его сердце… насладиться муками его предсмертной агонии! Приведи сюда этого злодея, оскорбившего меня, приведи сейчас же! — вопила обезумевшая от гнева Анна.

— Невозможно, синьора, — отвечал старик, — я сам отворил ему дверь, теперь он уже далеко.

— Значит, месть моя будет не удовлетворена, мой обидчик исчез!

— Синьора, — сказал каталонец, — ошибка моя, хотя и невольная; клянусь вам ее поправить. Если оскорбитель ваш будет в руках самого папы, я обещаю вам доставить его живого или мертвого.

— Хорошо, Рамиро Маркуэц, я принимаю твое обещание, но горе тебе, если ты его не исполнишь.

— Успокойтесь, герцогиня, все будет сделано по вашему желанию.

— А если он исчез, этот негодяй? Его скрыли Бог или дьявол. Тогда что?

— Тогда я умру, герцогиня, — отвечал старик.

Карл Фаральдо, услыхав крик отравительницы, бросился бежать со всех ног, скрываемый темнотой ночи. Перебегая из улицы в улицу, из переулка в переулок, он наткнулся на высокое мрачное здание, на котором была надпись следующего содержания: «Casa professa della Compagnia di Gesu».

— Черт возьми! — вскричал Карл. — Мне, кажется, придется провести ночь под защитой кровли благочестивых отцов иезуитов.

Сказав это, молодой человек вошел под навес ворот иезуитского монастыря.

«Старик мажордом, — продолжал рассуждать Карл, — говорил мне, что сам святейший отец, папа, не в силах спасти меня от его госпожи, но отцы иезуиты — дело иное: они могут мне пригодиться в моем настоящем положении. Дождемся здесь утра».

Усевшись в углу под навесом ворот, Карл стал терпеливо ожидать утренней зари. Странное происшествие этой ночи, со всеми мельчайшими подробностями, пришло ему на ум. Самодовольная улыбка появилась на его красивых губах, но вместе с тем чувство ужаса сжало сердце при мысли, какой страшной опасности он подвергался. Если бы он случайно не прочел предсмертных слов несчастного д'Арманда, то, конечно, выпил бы кубок, предложенный ему красавицей герцогиней. Так рассуждал чудом спасенный молодой человек. Между тем заря начала заниматься. Идти по улицам Рима днем для него было небезопасно. Карл решил постучать в ворота. Он взял большой молоток и ударил три раза. Двери тотчас же раскрылись, и привратник-монах его спросил:

— Что угодно господину кавалеру?

— Могу я говорить с настоятелем?

— Его преподобие еще не сошел в приемную, тем не менее, вы можете войти, я вас провожу туда.

Монах-привратник и Карл вошли в длинную и мрачную комнату со сводами.

— Подождите меня здесь, господин кавалер, — сказал монах, — я доложу о вас.

Благочестивый отец настоятель не заставил себя долго ждать. Это был человек высокого роста, худой, неопределенных лет, с холодной физиономией, хотя улыбка не сходила с его тонких губ.