Зато в одном из рейсов ему опять-таки здорово повезло. Он завернул пообедать и заправить машину в одно из разбросанных по Дамхару заведений "Заезжай - не пожалеешь" и, загоняя фургон на заправку, увидел на скамейке забытую кем-то газету. Как бы невзначай, он поднял её и сунул в фургон на сиденье. Окрика не последовало. Отогнав фургон на стоянку, он пошёл обедать, а вернувшись в машину, так же небрежно, особо не прячась, сложил газету и сунул в бардачок, рассчитывая, что на выезде обыскивают его, а не машину.

   Так и вышло. Его, как всегда, обыскали, небрежно охлопав по карманам, а в машину даже не заглянули. И отъехав подальше, он остановил фургон на обочине, достал газету и углубился в чтение. Газета оказалась местной, и прочитал он её действительно с интересом. Большинство упоминаемых имён ни о чём ему не говорило: управляющих посёлками он знал в лицо и по номерам посёлков, сержантов на блокпостах тоже, но названия были ему знакомы. Читая, он не забывал время от времени оглядываться и прислушиваться, чтобы при звуке приближающейся машины успеть убрать газету и притвориться, что у него... ну, мало ли что может быть в дороге. И в "вестях из столицы" - пёстрой смеси сплетен и пересказа правительственных распоряжений - прочитал, что скандал в "научных кругах" продолжается и даже обостряется. Неведомый ему местный журналист язвительно комментировал разгоревшуюся склоку о "кражах в храме науки"... Даже формулировка его?! Гаор перевёл дыхание и перечитал абзац, чувствуя, как к щекам приливает кровь, а губы сами по себе раздвигаются в глупой счастливой улыбке. Да, ошибки нет, круги пошли!!! Вот даже эта сволочь, Таррогайн, упомянут, и что, дескать, по справедливости мины-тарровки должны носить совсем другое имя, что... что Таррогайн лишён патента на мины?! Вот это здорово!

   Гаор несколькими частыми вздохами выровнял дыхание, огляделся ещё раз и выпрыгнул из машины. И... была не была! - прошёлся по дороге гимнастическим колесом, выплёскивая движением переполнявшую его радость. Седому он вряд ли поможет, но эта сволочь своё получит! Как и было задумано! Молодец Жук, обещал - сделал! А теперь... а теперь подумай, как избавиться от газеты. А... а ни хрена! Довезёт в бардачке до дома, а там на обтирку и в печь. Блокпостов у него по маршруту здесь нет. Летом бы просто заночевал в лесу и сжёг бы её в костре - пожертвовал Огню - усмехнулся Гаор, усаживаясь в кабину и пряча газету в бардачок, а зимой... никто не поверит, что он в здравом уме ночует под ёлкой у костра, когда аж два посёлка по маршруту. И давай в темпе, сержант, журналюга чёртов, выбьешься из графика - у хозяина гонорар не заржавеет.

   Сверяясь с картой и прикидывая, где, на каком перегоне он компенсирует задержку, Гаор постарался выкинуть из головы всё, связанное со статьёй. Дело сделано, и хватит об этом. Спасибо матерям набольшим, Судьбе-Сестре, Жуку и всем из "жёлтого дома" и... и жаль, Седой никогда не узнает, что это было сделано. Но... будь доволен, что и это удалось и ты жив. Мог и спечься.

   Но всю дорогу до посёлка он ехал, улыбаясь, насвистывая и напевая самые озорные и "солёные" песни из своего армейского репертуара. И даже смерзающаяся на дороге ледяная корка не испортила ему настроение.

   Поганое время - зима, хоть на фронте, хоть на дороге. Но когда ты сыт, в ватной "теляге" - стёганой армейской куртке, кирзовых крепких сапогах с байковыми портянками, то и пешком не замерзнёшь, а уж в тёплой кабине... и вообще, чему ты радуешься? А вот этому! Тёплой одежде, сытному обеду и предстоящей ночёвке в посёлке, где тебя и за стол посадят, и на постельку уложат, и ночью замёрзнуть не дадут! Какие ещё могут быть радости у раба-водилы? Вот именно! А ничего другого нет, и быть не может.

   К въезду в посёлок он почти привёл себя - и голову, и морду - в порядок. И работа есть работа. Заказ большой, по двум накладным, и обе длиннющие, и надо не перепутать, всё выгрузить, проследить, чтобы управляющий с пьяными - до праздника ещё две недели, а чмырь уже хорош, и явно не первый день - покрасневшими глазами ничего не перепутал, и принять бланк заказа, здесь, хорошо, жена управляющего вмешалась.

   - Да, госпожа. Всё будет сделано, госпожа.

   И даже чаевые обломились. Совсем здорово.

   А пока дошёл до отведённой ему старостой под ночлег избы, последние мысли о газете надёжно выветрились.

* * *

   Круги по воде. Они расходились медленно, но не угасая, а набирая силу и порождая новые.

   Мало ли сенсаций печатают газеты?! Многие живут столько же, сколько сам газетный лист. День, ну, неделю от силы, а потом забываются, перекрываются новыми, не менее сенсационными статьями. И эта бы статья преспокойно канула бы в болото забвения, если бы... если бы внимания на неё не обратили те, кому она оказалась на руку для решения каких-то своих проблем.

   - Вы читали?

   - Признаться, нет, а что?

   - Интересный казус для цивилиста.

   - Вот как?

   - И в чём тут проблема?

   - Если открытие совершает раб, то кому принадлежит авторство?

   - Простите, коллега, что вмешиваюсь, но раб-изобретатель? Вы не путаете?

   Поблёскивая очками, Стиг Файрон с явной почтительностью и тщательно скрытой иронией слушает, как его старшие опытные коллеги начинают обсуждать действительно интересную проблему.

   - Кервин, классный фитиль!

   - Где ты его откопал?

   Кервин подмигивает собеседникам и отвечает стандартным названием газетной рубрики.

   - В редакцию пришло письмо.

   - Не боишься Торрагайна?

   - Смотри, если он потребует опровержения и компенсации...

   - Ты прогоришь.

   - Ну, пусть он сначала докажет клевету, а потом обсудим компенсацию.

   - Кервин, на два слова.

   Редактор крупного еженедельника отводит его в угол холла Клуба Журналистов.

   - Ты не против, если мои парни попробуют покопаться в прошлом?

   - Чьём?

   - Таррогайна, разумеется.

   Кервин искренне улыбается.

   - Конечно, нет.

   Конечно, он не против: здесь куда большие возможности. И чем больше грязи и подлости в прошлом Крайнтира Таррогайна откопают и опубликуют, тем легче будет Стигу. И им всем в борьбе за Гаора. Освободить одного раба невозможно. Ни один закон не предусматривает такой возможности. Значит, надо отменить рабство. Полностью. Дать свободу всем, а значит, и Гаору. Нельзя воскресить убитого, значит, надо покарать убийцу.

   - Читали?

   - Да. Чудовищно!

   - Да, коллеги, я никогда не считал Таррогайна... серьёзным учёным, но что он настолько непорядочен...

   - Надо поставить вопрос его членства в Академии.

   - Да, разумеется.

   - И в Союзе Изобретателей.

   - Уже.

   - Да, и обязательно послать ему уведомление, что его посещения нашего Клуба нежелательны.

   - Во избежание эксцессов.

   - Да, молодёжь возмущена.

   - Значит, решено. Как он появится, свистим.

   - А потом?

   - Смотрим по обстановке.

   - Вам лишь бы поскандалить.

   - Так, теперь у нас не повод, а причина.

   - Ну да, если воры читают лекции, то...

   - То деканат к чёрту!

   - Но начнём с него. А деканат потом.

   - Не учи!

   Солидный заставленный книжными шкафами кабинет. В углу кульман со шторкой, прикрывающей незаконченный чертёж от чужих глаз. И солидная неторопливая беседа двух специалистов. Крупного теоретика и крупного журналиста, специализирующегося на проблемах науки.

   - Разумеется, я помню Яунтера Крайгона. Мы вместе начинали, ещё в Политехнической Академии. Он и тогда выделялся. Многие считали его по-настоящему талантливым.

   Хозяин кабинета говорит не спеша, обдумывая каждую фразу, не из страха, а из стремления к предельной точности.