И вдруг мужской весёлый... хозяйский голос.

   - Ага, вот вы где?!

   - Ой, папа, - затрещали наперебой детские голоса, - а мы новокупку смотрим.

   - А он лежит и молчит?

   - Папа, а зачем он такой красный?

   - Папа, а ты покатаешь нас?

   - Нечего вам тут толкаться, - перебил их хозяин, - успеете насмотреться. Он так ещё не раз лежать будет. Нянька ваша где?

   - А её мама позвала.

   - А мы на двор пошли.

   - Папа, а братик...

   - Вот и идите с братиком играть. Идите, идите. Куконя, где тебя носит?

   - Здесь я, хозяин, - отозвался молодой женский голос, - я вот только на чуточку...

   - Давай забирай их.

   - Папа, мы Полкана возьмём.

   - Он будет мячик искать.

   - А с вас потом блох вычёсывать? Обойдётесь без Полкана. А ну, - и хозяин подчёркнуто шутливо изобразил строевую команду. - Круго-ом... бего-ом... марш!

   Раздался детский смех и топот улепётывающих детских ног.

   - Долго будешь задницу свою драгоценную проветривать? - насмешливо спросил над ним хозяйский голос.

   Гаор приподнялся, подтянул трусы и брюки и встал, застегнул брюки. Хозяин стоял перед ним, насмешливо оглядывая.

   - Всё, что положено, получил?

   - Да, хозяин, - ответил Гаор.

   - Претензий, что не додали, нет?

   "Ещё издеваешься, сволочь", - мысленно ответил Гаор, а вслух сказал:

   - Нет, хозяин.

   - Ну, так за работу берись, а то по-настоящему ввалят. Понял?

   Гаор посчитал последний вопрос не требующим ответа и промолчал.

   Удара не последовало, так что вопрос и впрямь был... риторическим, вспомнил, уже оставшись один, нужное слово Гаор. Но если эта порка не настоящая, то... додумывать не хотелось. Уж слишком мрачные перспективы вырисовывались. И брошенное вскользь хозяином, что ему не раз ещё вот так лежать, оптимизма не вызывало.

   Рубашку надевать он всё-таки не стал, ограничившись майкой, открыл капот фургончика и взялся за работу. Боль оставалась, но была уже посильной. Ненависть к аггру и обида... на остальных, что им аггр-палач как свой, как-то притупились и тоже ушли вглубь. А где большой сарай, надо посмотреть, и как там уложили привезённое, тоже. А то пошлют, неровен час... и окажешься опять у аггра на "кобыле".

   Фургончик был в приличном состоянии, всё необходимое для работы лежало и стояло на стеллаже. Хотелось курить, а сигареты остались в куртке на рабской кухне, и запрета на курение во время работы не было, но и не дурак же он, чтобы курить здесь среди масла и возле канистр с бензином. А обедать когда? Гаор выглянул во двор и увидел, что тени заметно укоротились, но до полдня ещё далеко. Надо же, он-то думал, что порка всё утро заняла.

   Гаор ещё раз оглядел бродящих по двору кур, спящую у конуры собаку, распахнутые и закрытые двери и окна дома, сараев, ещё каких-то строений и вернулся к работе.

   Сделав и подготовив к выезду фургон, он перешёл к легковушке. Ею, похоже, занимался тоже профессионал, но давно. Здесь работы было побольше, но не сложнее. К обеду он вряд ли управится, хотя... это смотря когда обед.

   На обед за ним прибежала Трёпка, когда работы с легковушкой осталось ещё на полпериода, не больше.

   - Рыжий, обедать пора.

   - Иду, - сразу вынырнул он из-под крышки капота.

   Он обтёр руки найденной на стеллаже тряпкой, подобрал и надел рубашку, помня, как матери у Сторрама не пускали в столовую в одном белье.

   Трёпка ждала его, с интересом глазея по сторонам. В гараже она раньше явно не бывала, потому что рот у неё был удивленно приоткрыт, а глаза распахнуты во всю ширь. Потом уже Гаор узнал, что до него в гараже с машинами возился сам хозяин, и потому туда само собой никто не совался. А сейчас Трёпка, увидев, что он готов, взяла его руку и повела через двор к кухне, треща по дороге рассказом, чего здеся и тута. Гаор слушал внимательно, стараясь запомнить. Как бы ни было, ему здесь жить, пока не продадут, так что надо знать что, где и как.

   В кухне весёлая, как всегда перед едой, толкотня у рукомойника и стола. Гаор вымыл руки и сел к столу на своё вчерашнее место. Сидеть было больно. Но стоя есть не будешь. Так что, терпи или ходи голодным. А есть хочется так, что от одних запахов внутренности сводит.

   Последним вошел, вымыл, как все, руки, вытер их общим полотенцем и сел за стол аггр. Гаор исподлобья следил за ним и за остальными, пытаясь определить: не отделяют ли его, как, бывало, на "губе" да и в училище отделяли подлипал и стукачей. Но палачество аггра ему явно в укор не ставили. Как и всем, налили в миску из общей кастрюли супа. Хлеб на столе навалом на большом деревянном круге и берут, не выбирая, по кругу. А ложки мечены, но тоже в общей куче.

   - Эта твоя будет, - дала ему ложку Большуха, - сам потом пометишь.

   - Спасибо, Мать, - ответил Гаор, продолжая следить за аггром.

   Но тот ел, глядя в свою миску и словно не замечая окружающих.

   Суп странный, такого Гаору есть ещё не приходилось, но он был слишком занят своей болью, голодом и присутствием за общим столом палача, чтобы разбирать вкусы, и потому даже не спросил, что это за суп и как называется.

   После супа положили каши, уже знакомую ему гречку, и налили молока в кружки. Утолив первый голод и успокоив себя привычной фразой, что в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь, Гаор стал выспрашивать соседей о порядках. Особенно его интересовало курево. Норма оказалась та же: мужику пачка на две недели, а курить можно во дворе, в кухне ещё...

   - Это когда Мать дозволяет.

   - А она не балует нас, ох, не балует.

   - А чего вас, бугаёв неложеных, баловать? Чтоб вы мне всю кухню дымом своим прокоптили? - не всерьёз рассердилась Большуха.

   - А мне и вовсе не дают, - вздохнул длинный тощий мальчишка, ошейник ему заклепали явно на вырост. - Матка не велит.

   - И не велю, - твёрдо сказала Красава, - мал ты ещё для курева.

   - Вот станешь, Лутошка, мужиком, - сказал, подмигивая остальным, Чубарь, - тады и закуришь.

   Все засмеялись.

   - А энто ему и навовсе рано, - решительно сказала Нянька.

   - Не ему рано, Старшая Мать, - возразил Тумак, - а Трёпка мала.

   Когда отсмеялись над покрасневшими Лутошкой и Трёпкой, Большуха уже серьёзно сказала:

   - А в гараже, Рыжий, или там в сенном курить и не вздумай. Не по-сегодняшнему шкуру спустят.

   - Не дурак, - усмехнулся Гаор, - понимаю.

   - То-то, - Большуха протянула к нему руку, - давай, подолью молока тебе. По нраву пришлось, вижу.

   Гаор с радостью отдал ей кружку. Молока он не пил с училищных времён. Давали его только младшим классам, и не сказать, что тогда оно ему особо нравилось. А это, густое, сладковатое и неожиданно сытное...

   После обеда, к удивлению Гаора, мужчины не разбежались сразу по рабочим местам, а вышли на крыльцо, расселись, кто хотел в теньке, а кто и на солнышке, закурили и повели уже неспешный разговор. Расспрашивали Гаора о том, где раньше работал, какие там порядки, рассказывали о местных. Что хозяин крут, конечно, но без дела не увечит. Хозяйство немалое, десять коров, четыре боровка на откорме, сад, огород, картошка там, луг, но по силам всё, ежели крутиться, а не лежать да порки ждать, то и хозяева довольны, и сами сыты.

   - А пашни хозяин не держит.

   - Сказанул тоже, пашни окромя посёлков нетути.

   - Раньше, грят, и хозяева держали.

   - Раньше... Ты ещё князь-Гороха вспомни!

   Аггр курил со всеми, но в разговор не вступал.

   Гаор попыхивал сигаретой, внимательно слушая и не забывая приглядывать за аггром. Такой послеобеденный отдых ему нравился. И то, что надзирателей, похоже, здесь нет и не было, и что нет звонков-сигналов. Может, и впрямь, уживётся он здесь. К концу сигареты он уже твёрдо запомнил всех. Мужчин: Тумака, Лузгу, Чубаря, Сивко и Сизаря, ещё Джадд и Лутошка. Женщин было больше. Куконя ходит за детьми хозяйскими, Белёна с Милушей по дому на хозяйской половине управляются, а Красава, Цветна, Басёна, Балуша и Жданка на всё и про всё. Ну, и девчонки, Трёпка с Малушей, на побегушках и подхвате пока. А у хозяина жена, значит, да дети. Девчонки две, бегают всюду, чуть Куконя не углядит, они уже по чёрному двору шастают, а сынок мал ещё, но тоже... уже видно, что разумный будет, да старший сын, тот в Аргате учится, на лето только приезжает.