— Спасибо. Вы мне очень помогли. — Сильвия Флитвуд быстро направилась обратно к своей машине.

— Какая любезность, верно? — сказал Нэт, когда они закрыли входную дверь. — Проделать такой путь только для того, чтобы завести несколько рекламных проспектов?

Эстер изогнулась от удовольствия, потому что он ее обнял и поцеловал в шею.

— Эта женщина так хлопочет, чтобы помешать Адель появиться в офисе при ее муже. Она боится, что один его вид возбудит у мамы Милли непреодолимое влечение...

— Кстати, о непреодолимом влечении. — Руки Нэта стали коварно перемещаться по ее влажному, завернутому в полотенце телу.

— Не-е-ет! Я опоздаю на работу, — неубедительно запротестовала Эстер.

— Скажи своему боссу, что ты опоздаешь на полчаса. Знаешь, не беспокойся, я сам скажу твоему боссу. — С торжественным видом Нэт снял с нее полотенце и бросил его на пол. — Эстер, ты опоздаешь на полчаса.

Она улыбнулась. Вот в чем заключается прелесть работы на себя.

— О, хорошо. Спасибо, что предупредил.

— Пожалуйста, — сказал Нэт.

— Вообще-то, чтобы наверняка, может, сразу договориться о часовом опоздании?

Взяв его за руку, Эстер повела Нэта наверх по лестнице, спрашивая себя, была ли она в жизни более счастливой. Как могла она когда-то считать, что Лукас в чем-то лучше Нэта?

— Интересно, почему та женщина из турагентства не нашла адрес мамы Милли у себя в базе данных? — лениво спросила Эстер.

Нэт нежно подтолкнул ее в дверь спальни, опрокидывая и на смятую постель, пробормотал:

— Тш-ш. Ты слишком много говоришь.

Когда через сорок минут Милли вышла из своей спальни, Эстер около двери уже торопливо проводила щеткой по волосам, одновременно засовывая ноги в розовые кроссовки «Рибок».

— Ты опаздываешь на работу. — Милли сделала вид, что не догадывается о причине.

Эстер подмигнула:

— Есть вещи поважнее.

Нахмурившись, Милли сказала:

— Кажется, я недавно слышала звонок в дверь.

— О да. Твоя мама уезжает на Тринидад.

ЧТО?

Милли заморгала:

— О чем ты?

— Или на Тобаго. На один из них. Тринидад и Тобаго — так было написано на верхней брошюре.

— Ты это серьезно? Моя мать приходила сообщить, что отправляется на Тринидад, а ты даже не подумала меня разбудить?

Глаза Эстер округлились, когда голос Милли взмыл вверх на несколько октав.

— Черт, не выпрыгивай из трусов. Когда ты издаешь этот дельфиний писк, ты становишься похожа на Бьорк. И вообще, здесь была не твоя мама. Нас посетило твое «милое» бывшее начальство.

Милли спросила слабым голосом:

— Ты имеешь в виду Тима Флитвуда?

— Нет, дурочка. Его убийственную жену.

О боже. Сильвия.

— Что она здесь делала? — взвизгнула Милли.

— Слушай, ты так невнимательно слушаешь. Она принесла проспекты, которые заказывала твоя мама. О Тринидад и Тобаго. — Эстер произносила слова медленно и старательно, потому что было ясно, что Милли не способна что-либо воспринимать. — Ей был нужен адрес твоей мамы, чтобы передать ей заказ, вот и все. А теперь благодаря тебе я действительно здорово опаздываю. Все. Я побежала.

Когда входная дверь захлопнулась, Милли схватилась за голову и пробормотала:

— О, черт.

Ллойда и Джуди не было дома—они отправились на одну из своих долгих утренних прогулок, — и кухня была в полном распоряжении Адель. Она наслаждалась завтраком: чай «Эрл Грей», масляные круассаны и черносмородиновый джем. Засучив рукава лимонно-желтого атласного пеньюара, чтобы не опустить их ненароком в масленку, она подливала себе чай из чайника и задумчиво любовалась своими ногтями с французским маникюром. Телефон снова начал звонить, но Адель знала, что в такой ранний утренний час ее никто беспокоить не станет, поэтому даже и не подумала снять трубку. У нее было занятие получше — например, размышлять о дорогом Тиме, — и она не собиралась, как какая-то заезженная секретарша, тратить свое драгоценное время, записывая сообщения для Ллойда и Джуди.

Когда телефон перестал звенеть, кто-то позвонил в дверь. Раздраженно вздохнув и чуть не уронив черносмородиновый джем на пеньюар, Адель отодвинула назад стул и медленно встала. Если это опять ужасный старый сосед Ллойда пришел со своими занудными разговорами, придется притвориться, что она ни слова не понимает — что не так сложно, учитывая его невыносимый корнуоллский акцент, — и выпроводить его. Желательно до того, как он занесет в дом коровий навоз на своих обляпанных грязью подошвах.

Ее ноздри приготовились к деревенскому зловонию, а сознание — к разговору с человеком, который подвязывает свои брюки синим нейлоновым шпагатом для упаковки; Адель собралась с силами и открыла дверь.

— Ты путаешься с моим мужем? — потребовала ответа Сильвия Флитвуд.

Пораженная Адель отступила назад.

— Простите?

— Ты слышала.

— Извините, но это нелепо. — Адель покачала головой. — Вы не можете появляться вот так на пороге чужого дома и обвинять людей в подобных вещах...

— Отлично, я выражусь по-другому. Я знаю, что ты путаешься с моим мужем, и я приехала тебе сообщить, что этому — конец. Боже, чем ты только душишься, — произнесла Сильвия с искаженным от отвращения лицом. — Я обыскивала машину Тима, она вся провоняла твоими дешевыми духами.

Это было уже слишком, это было невыносимо. Дрожа от негодования, Адель бросила в ответ:

— Никакие они не дешевые, это «Джорджио Армани».

— Меня от них тошнит, — заявила Сильвия. — Как ты смеешь покушаться на чужих мужей? У нас счастливый брак...

— Не говорите ерунды, — весело захохотала Адель, решив, что отпираться глупо — шила в мешке не утаить. — Он столько лет был несчастен.

Сильвия поменяла тактику, перейдя в наступление, а ее глаза сузились, как у змеи.

— Я приехала сказать, чтобы ты убиралась из Корнуолла. Если ты останешься, я превращу твою жизнь в кошмар, я тебе обещаю.

— Но я вполне счастлива здесь. Вы не можете приказывать мне, чтобы я уехала. И вы не можете приказывать Тиму, чтобы он со мной не встречался, — продолжила Адель спокойным голосом. — Знаете, может, последние двадцать лет вы и помыкали им, обращаясь с ним как с собачонкой, но он все же взрослый мужчина, способный на самостоятельные решения, и, думаю, вы очень скоро убедитесь, что он вовсе не хочет прекращать наши отношения... А-а-а!

Адель рванулась назад, но не успела заслониться руками от жидкости, брызнувшей ей в лицо. Боже! Боже! Жена Тима сошла с ума! Если это отбеливатель... или какая-то кислота... о боже, не может быть, только не это!..

Пятясь назад и пытаясь нащупать телефон в прихожей, Адель визжала:

— Звоните в службу спасения!.. Только не лицо!.. Скорее!.. Звоните девять-девять-девять!..

Сильвия смеялась над ее страданиями.

— Глупая сука, только взгляни на себя! Давай, можешь открыть глаза. Это не кислота.

— А-а-а-а-а! — в два раза громче закричала Адель, оторвав руки от лица. Ее желтый атласный халат спереди был весь заляпан черной жидкостью, которая стекала у нее с рук, с лица, с волос. — ЧЕРТ, ЧТО ТЫ СО МНОЙ СОТВОРИЛА?! — завопила она, отчаянно тряся головой и, как собака, разбрасывая черные брызги.

— Дала тебе информацию к размышлению. — Сильвия злорадно улыбалась. — Теперь ты не похожа на красотку, верно? — Она торжествующе продемонстрировала пустую бутылку: — Не волнуйся, это всего лишь несмываемые чернила.

— Несмываемые чернила? Ты рехнулась? — взвизгнула Адель, в ужасе прижимая руки к груди. — Этот пеньюар стоил двести пятьдесят фунтов!

Когда Милли доехала до дома отца, Адель уже уехала.

— Твоя машина! — возмутилась Милли, когда Ллойд и Джуди вышли ей на встречу.

— Знаю. Раньше меня никогда не называли шлюхой, — усмехнулся Ллойд, воспринимая ситуацию в своей обычной беспечной манере. — Боюсь, обо мне пойдет дурная слава.

Его славная, красная «ауди», припаркованная около дома, была эффектно расписана граффити — особенно выделялись слова «ШЛЮХА», «ПОТАСКУХА», «ПРОСТИТУТКА».