К середине дня стали собираться облака, небо и море приобрели мрачный серый цвет. Корабль теперь двигался вдоль северного побережья Франции, он только что прошел мимо Виссанта и мыса ГриНез. Если все будет хорошо, через полчаса они будут в Кале. Слегка штормило, Ханну укачало, и она дремала. Мистера Скокка тошнило, и он свесился над бортом корабля. Кэйт пришла в себя и решила исправить отношения с Джошуа. Если этого не сделать, рассуждала она, то путешествие будет не из приятных. Она осторожно высвободила плечо изпод головы Ханны и пошла к Питеру.

– Вы пожмете мне руку, Джошуа? – спросила она, протягивая руку. – Простите меня, пожалуйста, за то, что я вас огорчила…

Питер не отвечал. Он был неподвижен, на лице улыбка. Кэйт присмотрелась к нему – и у нее кровь застыла в жилах. Она взмахнула рукой, но уже понимала, какую картину увидит. Она опять понеслась вперед. Корабль был наполнен статуями. Ханна спала, голова склонилась вперед, рот приоткрыт. Мистер Скокк стоял, прижав ко рту платок, взлохмаченные ветром волосы словно вырезаны из картона. Корабельный кок выбрасывал в волны очистки из корзины, и у чаек, налетевших на мусор, крылья выгнулись назад в виде буквы «у», а желтые клювы были раскрыты в немом крике. Кэйт прижала руки к ушам, поскольку рев ветра и шум волн превратились в невыносимый низкий звук. Застывший мир одиночества… Как долго она продержится в этот раз? Питер все еще улыбался и протягивал к ней руки. Она храбро попыталась ответить ему.

– Вы же не думаете, что я прилипла здесь навсегда, а, Джошуа?.. Я только хочу сказать, что прошу извинения, но, кажется, с этим надо подождать. И всетаки извините…

Она потянулась к руке Питера, но не успела дотронуться до него, как внутри все сжалось и, будто скатившись по склону обрыва, она вернулась в нормальное состояние. Рев волн оглушил ее, а морской ветер словно влепил пощечину.

– Кэйт, тебе нехорошо? – спросил Питер.

Он ничего не заметил! Это, должно быть, длилось лишь мгновение! Что же так быстро вернуло ее назад? Может, прикосновение Джошуа?

– Нет, нет, все хорошо… я просто… я просто хотела сказать, что очень сожалею…

Кэйт, Ханна, Питер и его отец первыми высадились в Кале. На пристани перед дуврским пакетботом на них никто не обращал внимания, но они, конечно, волновались. Вокруг стояли группы официально одетых, оживленно беседующих людей. Около корабля расхаживали солдаты, посмеиваясь и перебрасываясь шутками. Кэйт не понимала, что тут происходит. Если такова Французская революция, то она больше похожа на праздник… Заморосил дождь, они надеялись, что без труда наймут карету, но ни одной свободной не увидели. Питер заявил, что пойдет в город и там наймет карету, а мистер Скокк настоял на том, что будет сопровождать Питера, поскольку хорошо владеет французским.

– Вряд ли вся эта суматоха изза Томаса Пэйна, как вы думаете, а? – спросила Кэйт.

– Наверняка нет! Он ведь всего лишь писатель, – сказала Ханна.

Кэйт смотрела вслед уходящим бок о бок Питеру и мистеру Скокку и не могла не отметить, что у них одинаковая ширина спины, квадратные плечи и они одинаково размахивают руками при ходьбе. «Стоп! У тебя навязчивая идея», – сказала она себе.

– Как вы себя чувствуете, мисс Кэйт? – участливо спросила Ханна. – Очень устали?

– Нет, все в порядке, спасибо… А как вы?

– Я, мисс Кэйт? Ох, что со мной может случиться, спасибо, что вы поинтересовались. Я сильная, как бык.

У Ханны были способности врачадиагноста. Она всегда знала, когда мастер Питер должен заболеть, еще до того, как он заболевал, и была убеждена, что с Кэйт не все в порядке. Ханну волновала бледность девочки. Похоже на то, думала она, как выгорают на солнце обои или ткани. Со временем цвета становятся чуть бледнее, рисунок – менее четким. Ханна выругала себя за свои фантазии. Но внимательно вглядевшись в лицо Кэйт, подумала, что не ошибается. Можно сказать, что мисс Кэйт растворялась, не растворяясь.

– Почему ты так внимательно разглядываешь меня, Ханна?

– Простите меня, мисс Кэйт, я не хотела… Но если и разглядываю, то это делаю не только я одна. Посмотрите.

Кэйт проследила за взглядом Ханны и заметила, какая суета происходила у залива. Солдаты в синебелой форме, отделанной красным, устанавливали на пристани мушкеты, рыбаки чинили сети, старуха в черном сидела у дверей и плела кружева или пряла, молодой худющий парень подметал брусчатку. На каждом жителе Кале, насколько могла судить Кэйт, были надеты революционные кокарды. Ханна была права: люди приглядывались к ним. Если Кэйт встречала их взгляды, они быстро отводили глаза, но вскоре снова прожигали ее своими взглядами. У нее на затылке зашевелились волосы.

– Почему они так смотрят на нас? – прошептала Кэйт.

– Они наверняка принимают нас за шпионов или аристократов.

– Мне это не нравится… – пробормотала Кэйт и чуть не задохнулась от страха, когда ктото взял ее за руку.

– Вам не нравится Кале, мадемуазель?

Кэйт обернулась, решив, что ее сейчас арестуют.

– Как вы здесь оказались? – удивленно воскликнула она.

– Вы знакомы с этим молодым джентльменом, мисс Кэйт? – спросила Ханна, разглядывая блестящие волосы незнакомца, его орлиный нос и прозрачные синелиловые глаза.

– Да, знакома! Это… – Кэйт приглушила голос почти до шепота. – Это ЛуиФилипп де Монферон, сын маркиза де Монферона.

Ханну молодой человек просто поразил. Сказать «красивый молодой человек» – значит ничего не сказать. Но ЛуиФилипп привык видеть в глазах окружающих восхищение и уже не обращал на это внимания. Кэйт представила Ханну. ЛуиФилипп поклонился.

– Добро пожаловать во Францию, мадам!

– Вы были на дуврском пакетботе? – спросила Кэйт. – Я вас там не видела.

– Знай я, что вы на борту, я поднялся бы на палубу – хотя вид такого количества воды вызывает во мне меланхолию. Я внизу играл в карты с корабельным коком и голландским фермером, которые распивали бутылку мадеры. И путешествие прошло приемлемо.

– Так это вас я видела прошлой ночью в гостинице? Когда вы заснули за столом? – Кэйт постаралась не улыбнуться.

– Очень возможно – путешествие так утомляет.

– Но почему вы здесь?

– Когда вы покинули ГолденСквер, я понял, что, несмотря на страхи моей матери, не должен просто посылать сообщение отцу. А должен поехать сам и убедить его покинуть наше поместье. И, поскольку вы не вернули книги, я понадеялся, что могу встретить вас по пути. Теперь у вас есть гид, который покажет вам путь в шато де Хьюмиэйр, и у меня в путешествии будут компаньоны. Естественно, маман придет в ярость, когда обнаружит, что я уехал, но если все пойдет хорошо, мы вскорости вернемся в Лондон…

– Ваша мать не знает, где вы?!

ЛуиФилипп пожал плечами.

– Она не позволила бы мне…

– Меня это не удивляет! Вы же… – Кэйт перешла на шепот: –…аристократ.

– Да ну? – ЛуиФилипп снял шляпу с трехцветной кокардой. – И как хоть ктото может меня в этом заподозрить?

Кэйт и Ханна обменялись взглядами.

ЛуиФилипп рассказал, как сын шведского посла украл отцовскую карету, чтобы отвезти его в Дувр, и тут как раз появилась большая, заляпанная грязью карета, которую тянули четыре тощих лошади. В карете сидели Питер и мистер Скокк.

– Сын шведского посла! – быстро сказала Кэйт, пока мужчины вылезали из кареты. – А вы, случайно, не были участником инцидента с телегой и ослом на ЛондонБридж?

– Как вы об этом узнали? – удивился ЛуиФилипп. – Мне потом пришлось ехать в почтовом дилижансе…

Когда Питер и мистер Скокк увидели, кто так неожиданно появился в Кале, и узнали причину, по которой ЛуиФилипп оказался во Франции, оба крепко пожали ему руку и предложили взять его с собой в гостиницу.

– Я очень рад возобновить наше знакомство, – сказал Питер. – Надеюсь, мы сможем чемто вам помочь, поскольку в эти опасные времена неблагоразумно путешествовать в одиночку.

– Уверяю вас, сэр, я вовсе не беспокоюсь по этому поводу, – сказал ЛуиФилипп, постучав по своему камзолу и распахнув его, чтобы Кэйт увидела пистолет, засунутый в карман жилета. – Я приехал хорошо подготовленным.