– Но это может быть другой корабль?

– В принципе может, мисс Стоунер, но слишком уж совпадает указанная датчиком масса с регистрационной массой корабля. – Капитан кивнул на монитор.

– В любом случае, капитан, нам надо убедиться в том, что корабль действительно разбился.

– Разумеется. Продолжим сканирование или будем садиться?

– Садимся, капитан. Если это «Анаконда», то дальнейшие поиски не имеют смысла.

– Слушаюсь, мисс Стоунер…

* * *

Посадка проходила вполне буднично. Сидя в кресле центрального модуля, я молча ждал, когда стихнет окутывающий корабль плазменный вал и откроются броневые створки иллюминаторов. Иоганзен оказался довольно лихим капитаном, об этом свидетельствовали весьма чувствительные перегрузки. Впрочем, трудно было в чем-либо упрекать капитана – ну у кого хватит терпения выдерживать предписанные для пассажирских кораблей посадочные траектории, управляя замечательным разведывательным рейдером с поистине неограниченными возможностями? По крайней мере, именно так я сначала объяснил лихие маневры капитана, на которые мой организм отзывался вполне отчетливым похрустыванием костей. Впрочем, чуть позже я подумал о том, что подобные маневры капитан применял не от хорошей жизни – на своем долгом веку он успел побывать в самых разных переделках и потерять два корабля, сбитых зенитным огнем противника. И замысловатые вензеля «Горгона», возможно, выписывала не по прихоти капитана, а благодаря въевшейся в его кровь привычке – в конце концов, береженого бог бережет…

Наконец раздвинулись створки иллюминаторов, но увидеть ничего не удалось – корабль шел в сплошной облачности, и лишь через несколько минут последние хлопья облаков уплыли вверх. Вытянув шею, я попытался рассмотреть землю – с моего места это оказалось не так-то просто сделать. Но ничего примечательного я не увидел – сплошной ковер джунглей с редкими скальными выступами. Было довольно сумрачно, свет местного светила с трудом пробирался сквозь густой облачный покров.

Не слишком приятное место, думал я, глядя на проплывающие внизу джунгли. Может, тем парням с «Анаконды» даже повезло, что они сели не совсем удачно. По крайней мере, мне бы не хотелось здесь жить, без всякой надежды когда-нибудь отсюда выбраться.

– Семь минут до контрольной точки, – тихий голос капитана вывел меня из задумчивости.

Итак, через семь минут можно будет полюбоваться бренными останками «Анаконды». Правда, особой радости этот факт у меня не вызывал – кто его знает, что взбредет на ум Даяне, когда она убедится в крахе своих надежд? Я ей буду не нужен, а от лишних вещей она привыкла без колебаний избавляться. В данной ситуации трудно было что-то планировать, и я с полным правом мог пообещать себе только одно: если уж предстоит отправиться в мир иной, то сделать это мне будет приятнее под руку с Даяной.

– Две минуты до контрольной точки.

Что ж, сейчас все выяснится! Я почувствовал прилив азарта – наступал момент истины, близились решающие события, и ощущение этого, несмотря на весьма невеселые перспективы, наполняло меня чувством какой-то особой радости. Что, финиш? А почему бы и нет! Ведь я всегда прекрасно понимал, что рано или поздно этот момент обязательно наступит, более того – тихой унылой смерти в постели, в окружении друзей и родственников – ведь где-то они у меня есть – я всегда предпочитал смерть в азарте боя. Сегодня я, завтра ты – все равно от этого никуда не деться, так стоит ли о чем-то сожалеть? Что может быть лучше игры со смертью, заставляющей выкладываться на все сто? Без риска и приключений жизнь скучна и уныла, не успеешь оглянуться, и вот она, костлявая, призывно манит рукой. Время летит, и хуже всего, когда на излете жизни тебе абсолютно нечего вспомнить…

– Точка ноль, мы на месте.

Отстегнув страховочный пояс, я подошел к иллюминатору. «Горгона» зависла на высоте нескольких сотен метров, но, к своему неописуемому удивлению, вместо искореженных обломков по краям обугленного кратера я увидел возвышавшийся среди джунглей корабль.

– Мисс Стоунер. – Голос капитана был тих и, как всегда, абсолютно спокоен. – «Анаконда» цела, но ближе двухсот метров лучше не подходить. Очень жесткое излучение, возможно, повреждены капсулы топливных элементов.

– Хорошо, капитан, садитесь на безопасном расстоянии. – Даяна привстала, отстегивая пояс, и в этот момент раздался предупреждающий окрик капитана, «Горгона» взревела турбинами и рванулась в сторону. Уцепившись за поручень, я успел заметить протянувшиеся к кораблю огненные молнии, и тут же вставший на дыбы корабельный борт вышиб из моей головы остатки сознания.

* * *

В жизни лейтенанта Фукашиги не было каких-то особо памятных вех, не было тех событий, которые принято считать судьбоносными. Внешне его жизненный путь был прост и вполне обычен, стороннему человеку было бы очень трудно заметить в поведении этого невысокого молодого человека что-нибудь необычное. Пожалуй, единственной чертой, которую все же смог бы выделить внимательный наблюдатель, была некоторая скрытность, нежелание привлекать внимание к своей персоне. Где бы ни служил Фукашиги, о нем никто не мог сказать ничего плохого. Как, впрочем, и ничего особо хорошего – тем не менее, карьера его продвигалась достаточно успешно.

Внешне Фукашиги всегда был типичным середняком – в меру усерден и исполнителен, от работы не отлынивает, но и не напрашивается, со всеми умеет поддерживать нормальные отношения, никогда, правда, не переходящие в разряд дружеских. Но если бы кто-нибудь смог заглянуть в душу этого спокойного молодого человека, его наверняка бы опалило поистине адским огнем. За внешним спокойствием скрывались неукротимый нрав и полное отсутствие моральных и любых иных сдерживающих принципов. То, что люди принимали за спокойствие и рассудительность, на деле оборачивалось трезвым расчетом.

Еще в детстве Фукашиги понял, что быть первым, быть у всех на виду – не самый лучший вариант и что гораздо выгоднее оставаться в тени, сплетая нити событий за спиной ничего не подозревающих людей. В двенадцать лет его побил соседский паренек – не то чтобы очень сильно, но чувствительно, а главное, на глазах смеющихся сверстников. Два года юный Фукашиги скрывал обиду – он не спешил, уже тогда в его действиях начал проявляться особый подход, ставший впоследствии для него обычным. Он анализировал факты, завел досье на своего обидчика, причем досье это хранилось исключительно в голове Фукашиги – он не считал возможным доверять секретную информацию бумаге или электронным мозгам компьютера. О нанесенной ему обиде уже давно все забыли, забыл даже сам обидчик – но не Фукашиги. Он не торопил события, он ждал удобного момента. Фукашиги хорошо понимал, что самым главным в этой жизни является терпение.

Каждую осень в небольшой реке, протекавшей неподалеку от их городка, начинался ход большехвостых рипусов – исключительно красивой и очень вкусной рыбешки. Ищи слабости своих противников – таким был один из первых выводов, сделанных Фукашиги. Он искал и нашел уязвимое место своего врага. Дэвид, именно так звали его обидчика, любил рыбалку, в период хода рипуса он собирал свои снасти, брал небольшой рюкзачок и на несколько дней забирался в непроходимые дебри, подальше от любопытных глаз. И что удивительного в том, что когда он в очередной раз пришел на свое любимое место, за ним внимательно наблюдала пара зорких мальчишеских глаз?

Кризис разразился под утро, когда спавший в маленькой палатке Дэвид проснулся от страшной боли в желудке. Боль становилась все сильнее, испуганный Дэвид потянулся к рюкзаку за линкомом – позвонить домой. Но странное дело, в рюкзаке его не оказалось! Может, он забыл его у палатки, когда вечером звонил родителям? Выбираясь из палатки, Дэвид неожиданно ощутил страшную слабость, он едва мог стоять. Его вырвало, по телу прокатились судороги. Но по-настоящему страшно ему стало тогда, когда в утреннем полумраке он неожиданно различил сидящую на стволе поваленного дерева маленькую неподвижную фигуру.