Он открыл крышку и, увидев футляр, догадался, к чему сейчас прикоснется, дрожащими пальцами вынул завернутую в мягкую шуршащую бумагу флейту. Флейта была старинная, Мартин сразу понял это. Темное дерево, инкрустированное перламутром, мягко легло в его ладонь, и молодой человек с удовольствием, не скрывая восторга, провел по флейте привычной рукой.

Глаза Мартина горели, в эту минуту он не замечал ничего вокруг, предоставляя Сильвии возможность без стеснения разглядывать его преобразившееся лицо. Сейчас в него можно было влюбиться! Бережно, точно женщину, он обхватил пальцами драгоценную флейту, немного размял губы и поднес к ним инструмент. Сильвия закрыла глаза, представив на месте флейты себя, и ей нестерпимо захотелось поцеловать Мартина. Неожиданно по комнате разнеслись чудные звуки музыки, похожие на страстный стон. Попробовав несколько нот, мужчина вздохнул и положил флейту в коробку.

— Но, Мартин... — разочарованно произнесла Сильвия, — неужели ты откажешься сыграть что-нибудь для меня?

Глаза его на мгновение вспыхнули радостью, но тут же погасли. Он отвел взгляд.

— Нет, Сильвия, простите, но я не могу... Я не привык к такому классному инструменту. Боюсь, только испорчу его.

— Разве такое возможно?! Прошу тебя, сыграй! Я не усну, если не услышу твоей музыки! — Сильвия помолчала, подбирая слова. — Что толку в этой флейте, если она так и пролежит без дела? Это же простой кусок дерева, не больше. А благодаря тебе он станет настоящей флейтой, поверь мне!

Ее доводы убедили Мартина, и он, покачав головой, снова осторожно вынул инструмент из футляра.

— Что вам сыграть? — спросил он, стараясь не смотреть на Сильвию, чтобы не показать своего волнения.

— Даже не знаю, — растерялась женщина. — Ну, хотя бы «Одинокий пастух»! Ведь ты знаешь?..

— Конечно, нет ничего проще, — обрадовался Мартин, но тут же, смутившись, тихо сказал: — А может... Пожалуй, лучше я сыграю мою музыку...

На этот раз он как следует размялся, поднес к губам инструмент и заиграл. Флейта застонала, запела, вознося волшебные звуки к небесам, которые гулким эхом отдавались по всей квартире. Сильвия, мечтательно глядя на музыканта, погружалась в таинственный мир, открываемый перед ней в эти мгновения.

Она оказалась на залитом солнцем холме. Над ней проплывали белоснежные облака, похожие на огромные куски ваты. Сильвия лежала на мягкой зеленой траве, вокруг росли цветы, чудесно пахнущие медом. Она нежилась в лучах света, солнечные зайчики плясали на ее лице. Мартин в простой белой рубашке, расшитой красными узорами, подпоясанный широким кушаком, стоял возле и играл для нее. Только для нее. Время остановилось. Она плыла и плыла по волнам чарующей музыки, забыв обо всем на свете... Постепенно затихая, волшебная мелодия прекратилась.

— Мартин... — простонала Сильвия.

Ей захотелось, чтобы он опустился на траву, лег рядом, и они смотрели бы на облака, вдыхая аромат цветов. Он настоящий талант! Такой игры Сильвия не слышала даже в театре. Неужели он сам сочинил эту музыку? Да ведь это же просто чудо!

Она открыла глаза и увидела музыканта, как-то испуганно взирающего на нее. Сильвия сразу все поняла: она напугала бедного Мартина своим стоном. Он Бог весть что мог подумать!

— Ты прекрасно играл! — спохватившись, произнесла она и встала. — Великолепная мелодия... Что ж, эта флейта твоя. Ты достоин этого и, пожалуйста, не отказывайся.

Ее тон, ставший вдруг резким и категоричным, поразил Мартина в самое сердце. Он видел, когда играл для нее, что Сильвия полностью растворилась в его музыке. Ему показалось, что ее душа соединилась с его душой, и они вместе парили в небесах...

— Нет, — замотал он головой, в страхе отступая. — Я не могу... Я не должен...

— Но почему? — не понимала Сильвия. — Ты же знаешь, для меня это пустяк. Я хочу, чтобы флейта была твоей. Возьми, не обижай меня, — говорила она, идя прямо на него.

Несчастный Мартин уперся спиной в стену и словно затравленный зверь глядел на женщину исподлобья. Как объяснить этой женщине, привыкшей получать от жизни все, что он не игрушка в ее руках, что у него есть достоинство, гордость, в конце концов! Пусть она Сильвия Даймонд. Пусть он мечтал стать ковриком, о который она могла бы вытирать ноги. Но это были всего лишь мечты, фантазии. Реальность оказалась совершенно не похожей на них. Он не может бросить к ее стопам собственное «я», не может позволить Сильвии втоптать его принципы в грязь только потому, что она богата и знаменита, а он нищ.

Сильвии вдруг стало все это очевидно. Она прижала к груди футляр с инструментом и выбежала из гостиной.

С минуту Мартин стоял в оцепенении, обуреваемый смутными сомнениями и тревогами... Наконец, мотнув головой, словно очнувшись, он ударил себя по бедру. Что же я натворил! Она не заслужила такого отношения с моей стороны. Я не понял ее благородного порыва! Что же делать, если она не умеет иначе выражать свою благодарность...

Мартин последовал за ней, но не нашел Сильвию ни в коридоре, ни в ванной, ни в студии. Она будто провалилась сквозь землю. Неожиданно до него донеслись приглушенные рыдания из-за запертой двери спальни.

Сильвия услышала стук и зарыдала сильнее.

— Сильвия, пожалуйста, откройте, — мягко попросил Мартин. — Если хотите, давайте поговорим, а если нет, я уйду сейчас же.

После этих слов дверь сразу отворилась. Он увидел Сильвию с покрасневшими от слез, но все же прекрасными глазами, на которых уже не было и следов макияжа. Теперь Мартин мог видеть лицо Сильвии таким, каким его создала природа, без прикрас.

Ну и пусть, думала женщина, может, все к лучшему. Ей почему-то стало больно и тоскливо. Этот бедный музыкант заставил ее по-другому взглянуть на себя. Что же она увидела? Взбалмошную, богатую даму, наивно полагающую, что деньги и дорогие подарки способны решить все ее проблемы. А проблем, как выяснилось, накопилась целая куча. Пусть Мартин будет неприятно удивлен, застав ее в столь неприглядном виде, с морщинками и с бледным цветом лица, пусть не захочет ее больше, как женщину, но только пусть поможет обрести себя, понять собственную душу. А это у него получится, она знала.

— Я думал, вы гораздо старше, — вырвалось у Мартина.

— Почему? — рассеянно поинтересовалась Сильвия.

— Раньше вы были такой... красивой, но эта красота делала вас далекой и непреступной. А сейчас вы точно помолодели... У вас на редкость нежная кожа...

Понимая, что говорит явно не то, что предусмотрено приличиями, Мартин в отчаянии закусил губу.

— Продолжай! — смеясь и шмыгая носом, попросила Сильвия, давая ему пройти в спальню.

Повинуясь, он подошел к большой кровати и, не зная, что делать дальше, сесть или продолжать стоять, почувствовал, что скоро произойдет нечто прекрасное... и неизбежное.

— Я не знаю... Вы очень красивая. Если бы я мог, если бы я только смел прикоснуться... — шептал Мартин, плохо соображая, что на него нашло, и медленно опускаясь на колени рядом с кроватью, на которую села Сильвия. — Я в жизни не видел женщины, достойнее вас, милее, прекраснее, чище... О, если бы я только мог!..

— Боже, что ты такое говоришь, — еле слышно произнесла Сильвия. — Я не могу поверить, что ты... Ты хочешь меня? — вдруг напрямую спросила она, глядя в его потемневшие глаза.

— Да, Сильвия... Да, моя богиня!

Поддавшись желанию, охватившему ее с невероятной силой, женщина обняла его шею и притянула к себе. Мартин ощутил легкий аромат уже знакомых духов, и кровь в нем закипела. Он поднял голову, губы их встретились в страстном поцелуе. Кто знает, сколько времени прошло, прежде чем они оторвались друг от друга и стали поначалу медленно, а затем все нетерпеливее стягивать с себя одежду?

4

В эту ночь Сильвия вновь почувствовала себя молодой. И дело было не в возрасте. Да, она обычно стеснялась говорить, что ей уже далеко за тридцать, потому что знала: для актрисы ее плана это пик карьеры. Окружающих это всегда удивляло, поскольку для своих лет она выглядела почти безупречно. Но Сильвия объективно относилась к своей внешности. Все-таки тридцать пять — это не семнадцать. Однако последнее время она чувствовала себя на все шестьдесят. То ли слишком устала от ежедневных спектаклей, то ли просто заскучала без свежих эмоций.