— Прислушайся, Ро. Слышишь, что ты упускаешь?

Он склонил голову. Сквозь пол доносились раскаты отдаленного смеха. Слышался ритм барабана, в который вплетались звуки гобоя и песня лютни.

Ровена потерла свои распухшие глаза. Их резало так, как будто под веками была насыпана соль.

— Я не хочу. Я отказываюсь спускаться, пока праздник не кончится или папа не уедет. Не могу видеть его и Гарета мирно беседующими. Унизительно уже то, что Гарет принял его, как будто он — его собственный блудный отец. Бедный папа. Он не поймет, что Гарет способен отрезать ему голову, пока эта голова не покатится с плеч. Но тогда он уже точно ничего не сможет понять.

Ирвин улегся поперек кровати, положив подбородок на руки.

— Гарет задает дяде Линдсею много вопросов, Они обсуждали твою будущую помолвку.

— Они нашли мне подходящего дряхлого рыцаря?

— Упоминалось несколько имен.

Ровена глядела на пол. Сменявшиеся, как песок под ветром, чувства читались на се лице. Когда она подняла глаза, в них было больше серого, чем голубого.

— Может быть, мне следует сойти вниз и узнать насколько искренне Гарет стремится избавиться от меня.

Ирвин дружески шлепнул ее но руке.

— Вот хорошая девочка. — Он скатился с кровати. — Если ты решишь сказать им всем, чтобы они отправлялись к дьяволу в ручной тележке, я сразу женюсь на тебе.

Когда он ушел, Ровена подошла к тазу и плеснула в лицо холодной водой. Даже не вытершись, она поспешила расстегнуть кожаные ремни на своем сундучке. Роясь в его содержимом, нашла тот самый шелковый детский чепчик из шкатулки Гарета. Она долго смотрела на него, затем заткнула за лиф своего платья.

Если Гарет хотел, чтобы ее отец был в Ардендоне, по какой-то лишь ему известной причине, она не будет возражать, но Гарету тоже придется ответить на вопросы, которых будет не меньше, чем он сам задает папа.

Гарет взболтал вино на дне кубка, увидев в г отражение своего скучающего лица. Линдсеи Фордайс уже в пятый раз повествовал ему о горестном везении, которое привело его к ногам РовенЫ. Фордайсу, опустошившему уже пять кубков бургундского и принявшемуся за шестой, достаточно было лишь чувственных кивков со стороны Гарета, чтобы продолжать говорить безостановочно. Это облегчало задачу Гарета, поскольку ему отвратительно было все время изображать понимающую улыбку.

Круглые голубые глаза Фордайса, когда-то напоминавшие ему глаза Ровены, теперь были испещрены красными прожилками. На отвисшей губе висели капли слюны. Если этот человек был настолько глуп, чтобы принимать притворство Гарета за искренность, то, право же, настоящее чудо, что Ровена не родилась круглой идиоткой.

Ровена же была далеко не глупа. Гарет хорошо ощущал укол ее взгляда, брошенного на него, когда он взял ее отца под свою защиту.

Фордайс продолжал бубнить что-то о грабителе, обобравшем его в лесу. Он остановился в Ардендоне, чтобы добыть пропитание для дальнейшего пути в Карлеон. До него докатились слухи о счастье его дочери, и он спешил к ней, чтобы разделить ее радость. Гарет задумчиво отбивал пальцами на столе ритм песенки, наигрываемой Мортимером. Ему следовало еще раньше понять, что слухи о везении Ровены могли заманить Фордайса в его ловушку скорее, чем слухи о плохом обращении с нею. Каким же он был глупцом, Думая иначе!

Танцующие хлопали в ладоши, проносясь мимо Гарета головокружительным смещением цветов. Марли скакала сквозь их ряды, весело расталкивая со своего пути как дам, так и кавалеров. Ирвин беспомощно потыкался, следуя за нею в вихре веселой музыки.

В центре зала Блэйн кружил Алису, отпуская ее изящные руки только затем, чтобы хлопать в такт ритму, отбиваемому барабанами.

Фордайс тоже колотил по столу своими короткими толстыми руками, как веселящийся ребенок. Опасаясь, что его отвлечет этот водоворот цвета и музыки, Гарет схватил бутыль и направил струю вина в кубок Фордайса. Вино перелилось через край.

Внезапно на лестнице появилась Ровена. Темно-красный бархат ее платья с высокой талией был собран под грудью и закреплен золотой цепочкой. Волосы спадали вокруг лица мягкими пшеничными волнами, схваченные сзади филигранной брошью. В противоположность тонким оттенкам лимонного и голубого цветов, преобладавших среди танцующих, Ровена сияла подобно рубину, освещенному огнем изнутри.

Гарет вскочил, сдерживая проклятия. Это чертово вино нашло трещину в столе и капало ему на колени. Он потер пятно на рейтузах. Ровена была нежелательной помехой, если он и вправду рассчитывал вытянуть истину из ее не в меру разговорившегося отца.

— Ровена, мой ангел! — Фордайс кинулся было вперед, но его болевшие после вчерашнего суставы напомнили ему, что в ее последнем приветствии было больше ярости, нежели теплоты. Гарет воспользовался его заминкой, усадив опять в кресло.

— Папа!

Взгляды всех обратились к очаровательной фаворитке темного лорда, бросившейся с лестницы прямо к столу, волоча за собой длинные рукава, извивавшиеся у ног танцующих, подобно бархатным змеям. Она грациозно обошла Гарета и уселась на колени своему отцу.

Линдсей Фордайс поначалу съежился, но, когда она начала осыпать его нежнейшими поцелуями, он понял, что ему не угрожает новое нападение, и придал ее к своей груди. По его щекам в сетке красных вен струились пьяные слезы. Гарет понял, что, несмотря на многие недостатки Линдсея Фордайса, часть его души истинно любила единственную дочь. Руки Гарета сжались в кулаки. Он не мог не чувствовать себя преданным при виде этой пары. Они прижались друг к другу щека к щеке, их светлые волосы слились в одно золотистое облако. Гарет готов был увидеть за их спинами призрак Илэйн, насмехающийся над его надменной уверенностью, что он может разрушить узы этого колдовского круга.

Толпа аплодисментами приветствовала трогательное зрелище. Мортимер отметил это единение премилой балладой. Когда глаза менестреля встретились с глазами Гарета, между ними возникло какое-то загадочное взаимопонимание. Светлая голова Мортимера, незаметно для других, наклонилась в согласии.

Блэйн появился позади Гарета, как вредный, проказливый мальчишка.

— Не каждый день наши пресытившиеся души являются свидетелями таких нежных родственных чувств. Трогательно, не правда ли?

— Поразительно, — ответил Гарет.

— Дорогой, дорогой папа, — ворковала Ровена. — Я молюсь, чтобы ты простил меня за мою выходку. Я была расстроена и буквально вне себя. — Она разгладила его тунику и достала из своего лифа кусочек кремового шелка, чтобы вытереть его слезы. — Подумав о своих действиях, я ужаснулась их несправедливости. Я — твое дитя. Не мне судить тебя. Скажи, что ты простишь меня. Я умру, если ты этого не сделаешь.

Фордайс счастливо икнул и похлопал ее по спине.

— Ну, ну, девочка, ты знаешь, что я никогда не мог долго сердиться на тебя. Мы вместе, и с нами — бутылка вина. — Он нахмурился, озадаченный, обнаружив, что бутыль почти пуста. Потом вытер лоб куском материи, который Ровена дала ему. — Самое главное, дитя мое, твой добрый рыцарь предложил мне поддержку и свое общество на этом пасхальном празднике.

Фордайс улыбнулся Гарету. Не обращая внимания на хмурый вид Гарета, Ровена обхватила рукой шею отца.

— Будь осторожен, папа. Его поддержка — это роза с ядовитыми шипами, которой следует остерегаться больше, чем враждебности других людей.

Фордайс взмахнул подобием платка в сторону Гарета.

— Я всегда любил этого парня. Учил его, как кидать кости в игре. Да.

— Мне следовало бы знать об этом раньше, — мягко сказала Ровена.

Гарет нахмурился. Его взгляд не отрывался от кусочка шелка, которым Фордайс махал перед его носом. Он молча потянулся за ним. И в тот же самый момент блестящий шелк привлек внимание и Фордайса. Он пригляделся к нему, разглаживая благоговейными пальцами.С кривой улыбкой Фордайс уронил кусочек ткани на голову Ровены.

— Смотри: этот чепчик выглядит так же чудесно на твоих маленьких локонах теперь, как и в тот день, когда Данла сшила его для тебя. — Прежде чем Гарет успел остановить его, он поднял к ее лицу свой кубок, чтобы она посмотрелась в него, как в зеркало.