Двое пиратов отцепили абордажные крючья и прыгнули в воду. Когда они взобрались на борт «Дженни», то тут же потребовали рому.

– Да, дать всем выпить, – сказал Шэнди, опять отводя волосы со лба. – В каком состоянии шлюп?

– Ну, – протянул Скэнк, – он и до огненного шара был не в лучшем виде. Но до Нью-Провиденс мы должны добраться без труда.

– Нью-Провиденс, – повторил Шэнди. Он бросил взгляд на «Кармайкл» и увидел, как по вантам ползет труп мистера Берда. Он забрался на самый верх, вставил ноги в петли и принялся, словно автомат, развязывать крепления паруса. Мертвецы на палубе потянули за канаты, парус наполнился ветром, и, поначалу медленно, большой корабль принялся отдаляться от «Дженни».

– Ныо-Провиденс, – в задумчивости повторил новый капитан «Дженни».

А в каюте «Кармайкла» заклинание перестало действовать на Бет Харвуд, и она выдохнула:

– Я верю вам, Джон. Да! Да! Я согласна плыть с вами! Заберите меня отсюда, ну пожалуйста!

Но к этому времени парус «Дженни» уже превратился в крохотный белый лоскуток на сверкающей поверхности моря. И если не считать Харвуда, ее слова слышал только мертвый экипаж «Громогласного Кармайкла».

Шестеро мужчин выбрались из шлюпки, ткнувшейся носом в песчаный берег. Стид Боннет выглянул из-за кизилового дерева, росшего на вершине склона, защищавшего его лагерь от холодного ветра. Он облегченно перевел дух, когда узнал их предводителя. То был Уильям Ретт, тот самый британский полковник, который взял Боннета в плен месяц назад и вот сейчас явно явился сюда снова захватить его после недавнего бегства из здания гауптвахты, которая служила городу Чарлстон тюрьмой.. Слава Богу, подумал Боннет, меня опять, похоже, запрут, а если очень повезет, быть может, меня здесь сегодня убьют.

Он отошел от дерева и поспешил на другую сторону холма, прежде чем кому-нибудь из его спутников пришла в голову идея отправиться за ним. По пути он пытался подавить в себе радостное возбуждение, поскольку чернокожий мог улавливать чувства почти так же, как и сам Тэтч.

Он нашел всех троих по-прежнему сидящими вокруг огня: индеец и черный с одной стороны, Дэвид Хэрриот – с другой.

– Что ж, Дэвид, – сказал он, стараясь говорить весело, – погода заметно улучшается. Сдается мне, ты с нетерпением ждешь того дня, когда мы сможем наконец убраться с этого проклятого острова и заполучить новый корабль.

Хэрриот, бывший исполнительным помощником Боннета с того дня, когда «Возмездие» спустили на воду, и до захвата корабля полковником Реттом возле устья реки Фир, лишь пожал плечами. Его детский восторг по поводу того, что они сумели сбежать из Чарлстона, поугас и уступил место суеверному страху, когда необъяснимо отвратительная погода заставила их искать убежища здесь, на острове Салливан, и совсем впал в черную депрессию с того дня, как к ним присоединились индеец и этот странный негр.

Индеец и негр объявились неделю назад, утром. Они просто стояли у палатки Боннета, и хотя ни он, ни Хэрриот их никогда раньше не видели, они приветствовали тех по именам и объяснили, что пришли помочь завладеть новым судном. Боннету показалось, что он видел индейца в мае на борту «Месть королевы Анны», когда Тэтч осадил Чарлстон, чтобы заполучить колдовскую травку. А у негра были подозрительно белые десны – примета настоящего бокора. И даже для простодушного Хэрриота стало ясно, что Тэтч их наконец нашел.

Почти полтора месяца после того ужасного путешествия к Фонтану юности Боннет не имел никакого влияния на свои собственные поступки. «Возмездие» сопровождало «Месть королевы Анны» в плавании на север, к Вирджинии, и хотя Боннет отдавал приказы и управлял кораблем, на самом деле его голосом командовал Тэтч. Словно во сне Боннет принял амнистию из рук губернатора Северной Каролины, Эдена, и намеревался отплыть на юг, на Барбадос, где собирался вернуться в привычный круг богатых плантаторов, насколько это было возможным. Тэтч, планировавший оказаться убитым, чтобы потом возродиться в новом теле, явно чувствовал, что было бы неплохо иметь под рукой богатого джентльмена или пусть даже экс-джентльмена – в качестве послушной марионетки.

С момента получения амнистии Боннет все больше и больше становился самим собой. Тэтч явно полагал, что Боннет больше всего на свете мечтает вернуться к своей прежней жизни, и поэтому не слишком давил на старика.

На самом же деле Боннет страшился возвращения на Барбадос больше, чем смерти. В свое время он был там уважаемым гражданином как вышедший в отставку армейский майор и как зажиточный плантатор. И потому мысль о возвращении в родные края в качестве бывшего пирата, да еще такого, который предпочел спрятаться от правосудия под юбкой королевской амнистии, была ему просто невыносима.

Всякие надежды, которые он мог питать, что обитатели этого отдаленного острова останутся в неведении относительно его пиратской карьеры, рухнули, ибо второе судно, которое он захватил в свое время, было «Торбет», корабль с Барбадоса. Хоть он и знал, что ему не следует оставлять свидетелей, у него не хватило духу отдать приказ перебить всех пленных, а кроме того Дэвид Хэрриот не остался бы в стороне, если бы людей, с которыми он плавал всю свою жизнь, убивали у него на глазах.

Вдобавок ко всему прочему при мысли о встрече с женой он едва не терял сознание от ужаса. Она была сущей мегерой, и до сих пор он частенько просыпался весь в поту, и в ушах звучал ее пронзительный голос:

«Убирайся, ты, дрянной слизняк! Свинья вонючая!», и всегда он бежал из собственного дома, пылая желанием убить и ее, и себя заодно.

Будущее обещало лишь одно: возвращение на Барбадос и к жене, если только… если только он не сумеет расстроить планы, которые Тэтч вынашивал на его счет. И вот четырнадцатого сентября он отправил Хэрриота в город отыскать и собрать как можно больше членов старого экипажа – он не хотел брать с собой ни одного, кто плавал с Тэтчем или Дэвисом, – а потом собрать их на борт «Возмездия». Этот корабль не был пиратским призом, захваченным в бою, Боннет оплатил каждую дощечку, каждый ярд канатов, и чиновники порта не имели ничего против его отплытия на «Возмездии». Выбравшись в открытое море, он тотчас же велел соскрести старое название «Возмездие» и написать новое: «Король Джеймс».

А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии. Не успело солнце сесть в тот день, как он уже взял на абордаж корабль, а в последующие десять дней захватил еще одиннадцать. Добыча была мизерная: табак, свинина, гвозди и иголки – но он занимался пиратством на глазах у всех. Экипажам ограбленных кораблей он представлялся как капитан Томас, ибо не хотел, чтобы слухи о нем дошли до Тэтча прежде, чем он окажется вне пределов досягаемости.

А чтобы достичь этого, он решил воспользоваться планами Тэтча насчет собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью во власти Тэтча, тот только с ним одним обсуждал детали своего плана. Правда, Боннет хотел воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч собирался в конце концов получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти в бою, а если не повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на «Короле Джеймсе» по реке Фир для ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля лишь после того, как они увидели, где он встал на якорь.

Губернаторские войска под командованием полковника Ретта не преминули прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет позаботился о том, чтобы его попытка сбежать пришлась утром на время отлива. Хотя Хэрриот опешил от последних команд своего капитана, Боннет преуспел в своих намерениях и посадил корабль на мель. В последний момент Боннет попытался взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья его самого и весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить фитиль.