Речь Брейдена была усыпана многими старыми добрыми идиоматическими выражениями, которые были вымараны из данной записи, поскольку они употреблялись исключительно для подчеркивания основных его мыслей. Когда он на секундочку остановился, чтобы взглянуть на часы, мамаша Пирс постаралась вставить пару слов.

— Сынок, — сказала она, — я рада, что ты поднял вопрос о Стью, потому что сегодня утром я получила телеграмму от Мэг, в которой она сообщала, что они с Бейб присоединятся к Стью, когда он прилетит в этот уик-энд. Мне кажется, ты будешь рад услышать эту чудесную новость. Правда, она чудесна?

— Да, конечно, мама, хорошо, мама, но я хочу, чтобы ты дала и мне высказаться, мама. Ты позволишь мне высказаться?

— Говори, сынок, — сказала мамаша Пирс, — можешь продолжать говорить, просто я подумала, что тебе будет приятно узнать, что Бейб очень хочется еще раз станцевать с тобой «Babe’s Stomp», и что Бейб и Мэг будут гостить у нас в замке.

— Чудесно, хорошо, — сказал Брейден, — и я очень рад узнать также, что генерал Олдз и его команда собираются поднять бучу. Думаю, мы все знаем, и я не выдам секрета, если сообщу вам свое личное мнение о том, что этот старый вояка чуть не потерял яйца, сопротивляясь моральным обязательствам этой страны, и вовсе не те яйца, что приносят в корзинке из магазина. Этот старый дурак, ставший пацифистом, сделал нам одолжение, проявив немного понимания в Ва Син Мине и Крек Коу Валле, но после конференции на высшем уровне, которая состоится в этот уик-энд в Проекте, два и два будут сложены вместе, и если старик Олдз не знает, что при этом получится, то я, сидя за этим столом, клянусь своей печенкой, что лучше ему сказать — четыре, если только он не признается, что никогда не умел считать до четырех.

— Сынок, — сказала мамаша Пирс, — я хочу попросить тебя о двух одолжениях. Не употребляй таких просторечных слов и оставь немного времени на развлечения с леди, которые будут у нас гостить. Я хочу закатить еще одну шумную вечеринку в Даймонд-Брайт-клубе, один индейский вождь будет для нас сражаться с аллигатором, но я знаю, что Бейб не оторвет глаз от двери, пока ты не войдешь в нее.

— Да, она классная девушка, но сейчас позволь мне вернуться к тому, что я говорил.

Он говорил еще полчаса, за это время были поданы фрукты и кофе, и чаши для ополаскивания пальцев были расставлены по своим местам.

Мамаша Пирс встала первой. Она поднялась со своего места грациозным величавым движением, и сказала:

— Надеюсь, вы извините нас, джентльмены.

Она, очевидно, забыла, что Вайолет уже ушла, что не удивительно, потому что именно она все рассчитала, и ее, конечно же, не опечалило, что Гевиннер последовал за ней. Теперь ее королевская фигура величественно выплыла из зала по направлению к библиотеке, где ей вскоре подадут обычный послеобеденный напиток, скорее всего — коньяк.

— Интересно, где сейчас Вайолет? Интересно, где сейчас Гевиннер?

Вот что она думала, когда шествовала, как перед приветствующими ее толпами, в комнату тысячи никогда не открывавшихся книг. Обычно это была тихая спокойная комната, но в этот вечер стеклянная дверь в оранжерею была почему-то открыта. В одном из концов оранжереи располагался просторный вольер для попугаев, попугайчиков и канареек, находившихся в настоящий момент в состоянии крайнего возбуждения и устроивших страшный переполох. Миссис Пирс предположила, что они услышали ее приближение и выражали свою радость по этому поводу. Она навещала птиц дважды в день, один раз после завтрака, и второй раз — после обеда, и обычно сидела с ними немного, разговаривая, как с детьми, чмокая и сюсюкая. Они всегда отвечали на ее визиты громкими криками и хлопаньем крыльев, но в этот вечер, услышав ее приближение, они просто сошли с ума.

— Как они обожают меня, — заметила она самой себе. — Пойду-ка я навещу их, чтобы успокоить на ночь. — И она прошла через библиотеку в оранжерею. Первое, что она заметила — воздух был очень холодным — и не удивительно, потому что широкие двери в сад были открыты настежь.

— Кто это сделал? — спросила она себя сердито, направляясь к дверям, но прежде чем она смогла закрыть их, над ее головой раздалось хлопанье крыльев, и наружу вылетел голубь.

— Что это было, голубь? — спросила она вслух, и, к ее удивлению, ей ответили — не кто иной, как Гевиннер, присутствие которого в оранжерее она не заметила. Он стоял у вольера среди высоких папоротников.

— Да, это был голубь, мама, почтовый голубь, который понес записку от меня к молодой леди по имени Глэдис, работающей в автокафе. У нее на этот вечер намечается то, что называется хеппенинг, и голубь доставил мне приглашение на него.

— Тогда почему ты не идешь? — поторопила его мать, втайне подумав: «Почему бы тебе не пойти и не остаться там навсегда?» Она устала от насмешливой чепухи, которую ей наговорил Гевиннер за те считанные разы, что они разговаривали. Ей уже невтерпеж было отправить его обратно в путешествия любой ценой.

— А это что за черт? — воскликнула она, конечно, про себя, когда в библиотеке появилась Вайолет, трезвая, как будто и слыхом никогда не слыхивала ни о каком мартине, кроме как о мужском имени, одетая по-дорожному и с дорожной сумкой в руках.

— Вайолет, ты что, тоже идешь? — спросила мамаша Пирс.

Вайолет едва взглянула на нее и через ее голову заговорила с Гевиннером.

— Я приняла пару таблеток амфетамина и готова к заварушке.

— Прекрасно, наше приглашение только что прибыло из этого «ха-ха-кафе». Все о’кей, рассчитано по секундам, и нечего терять время.

— Что за черт? — снова подумала мамаша Пирс, чуть ли не вслух, но они быстро ушли через открытые двери в сад и через гараж — на улицу.

— Клянусь, они удирают вместе, об этом можно было бы только мечтать!

— Ваш бренди, мадам.

— Спасибо, Джозеф, — ответила она дворецкому и добавила: — Закрой двери в сад. Попугаи простудятся и за ночь передохнут. Спокойной ночи, мои птички, спите спокойно, — промурлыкала она вольеру, когда шла к своему бренди — провидением посланному ей в этот вечер, начинавший, казалось, сладкую зрелую осень ее существования.

Примерно в тоже время, когда Вайолет и Гевиннер покинули дом Пирсов, автокафе «Смеющийся Парень» получило из Проекта заказ на литр с четвертью кофе и дюжину сэндвичей с копченым мясом, причем заказ должен быть доставлен лично самим Билли, и не через охрану у ворот, а лично самим Билли принесен в Золотой Зал административного здания — заказ настолько экстраординарный, что Билли задрожал от возбуждения — объяснить его можно было только прорывом, сделанным Проектом на пути к своему предназначению.

Хотя была и проблема. Он в этот вечер отослал домой всех, кроме новой девушки, Глэдис; они были вдвоем.

— Сколько времени тебе потребуется на дюжину сэндвичей с мясом? — спросил он ее.

К его удивлению, она ответила, что они уже готовы.

Еще одна проблема: нет колес, не на чем ехать. Его машина встала сегодня утром по дороге в автокафе и все еще была в ремонте в гараже под названием «Вечно веселый».

Он глазом не успел моргнуть, как Глэдис поставила перед ним термос со сказочно пахнувшим кофе и завернутые в пергаментную бумагу сэндвичи с жареным на вертеле мясом, от которых исходил пар.

— Глэдис, ты чудо, — сказал Билли. — Вызови мне такси.

— В этом нет необходимости. К нам как раз подъехала миссис Брейден Пирс.

Да, это была именно она. А Билли был настолько взволнован и возбужден, что едва заметил, что Гевиннер тоже был в машине, на водительском месте.

— Давай, Билли, поехали, и не обижайся, — сказал ему Гевиннер.

Это было проявлением добрых дружеских отношений между мужчинами, перед ними Билли никогда не мог устоять.

— Прекрасно! Поехали! — воскликнул он. Он вскочил в машину и едва заметил, что и Глэдис села в нее вместе с ним. Что за разносчица! Она положила свою руку ему на колено и ее пальцы медленно стали подниматься выше по бедру. Гевиннер рванул машину по направлению к Проекту.