– Твое упрямство, Лени, похоже, перешло тебе в наследство от меня. Учти, я только ради твоей несчастной матери соглашаюсь на эту авантюру.

У девушки сильнее застучало сердце, она нетерпеливо ловила каждое слово.

– У тебя нет никакого таланта и тебе никогда не быть звездой, но я позволю тебе учиться танцам, чтобы ты потом не говорила, что я испортил тебе жизнь. Ты будешь учиться у лучших педагогов, и … Посмотрим… Затем отец сдавленным голосом произнес:

– Надеюсь, мне не будет стыдно за твое имя на афишах.

С этими словами он велел Лени собираться, и уже через несколько минут отец и дочь ехали в электричке к Евгении Эдуардовой, знаменитой солистке из Мариинского театра, преподававшей тогда в Берлине.

Лени добилась своего – теперь она могла заниматься балетом с разрешения отца, не таясь. И хотя в 19 лет уже довольно поздно было начинать карьеру балерины – в классе Эдурдовой все девушки, как и положено, занимались с 6-7 лет – Лени бросила все силы и рвение на то, чтобы уже через несколько месяцев танцевать на пуантах, а уже через год стать одной из лучших учениц. Ранним утром она вставала и ехала вместе с отцом в Берлин, занималась в балетном классе, затем обедала у дяди, спала два часа и ехала в школу немецкой танцовщицы и педагога Ютты Кламт на уроки характерного танца, а вечером вместе с отцом возвращалась в Цойтен. Во время этих поездок Лени стал вдруг преследовать невесть откуда узнавший о ее переезде в Цойтен Вальтер Лубовски. Он садился в купе прямо напротив Лени – весь в черном и в солнцезащитных очках в придачу – и безмолвно смотрел на нее. Альфред Рифеншталь не был с ним знаком, но от его внимания не ускользнул странный юноша, садившийся всегда в купе, в котором он ехал вместе с дочерью. Лени назойливый поклонник начал надоедать. Напряжение, росшее с каждым днем, разрешилось однажды зимним холодным вечером. У Рифеншталей гостила подруга Лени Герта. Отец и дочь играли в бильярд, а Герта беседовала с матерью. В одиннадцатом часу родители, пожелав подругам спокойной ночи, поднялись к себе в спальню. Герта с Лени решили еще немного поболтать у камина, который так уютно потрескивал. За окном свистела дикая метель. Внезапно в дверь постучали. Девушки испуганно переглянулись. Стук повторился.

– Лени, давай откроем!

– Герта, я лучше позову отца. Бог знает, кто это может быть!

– Лени, открой, пожалуйста, это я, – донесся с той стороны жалобный голос.

Подруги тотчас же распахнули дверь и закрыли лицо руками от ворвавшегося в теплый дом леденящего ветра. Лени приоткрыла глаза и с ужасом увидела стоящего перед ней в снежном облаке Вальтера Лубовски. Он был весь синий от холода и с трудом мог говорить. Сколько же он простоял под дверью?! Девушки втащили юношу в дом.

– Что же делать?! Если отец узнает – он меня убьет!

– Лени, но ведь на улице такая стужа! Он же погибнет! Давай его спрячем! – придумала Герта.

– Ах, какой же дурак! – шепотом восклицала Лени. Вместе с Гертой они повели незадачливого поклонника в спальню, где раздели и укрыли одеялами.

– Подожди, я сейчас сделаю чай, – Герта вернулась со стаканом и медленно вливала горячий чай в рот Вальтера. Сам он не мог ни пить, ни говорить, только стонал и метался по кровати. Через некоторое время наступила тишина.

– Кажется, уснул, – прошептала Герта. – Что же дальше делать?

Девушки перешли в соседнюю комнату, чтобы ненароком не разбудить Вальтера. Тут из спальни снова послышались стоны.

– Ох, ну вот опять! Сейчас точно отец услышит!

– Ах, Лени, что это?! Кровь?! – в ужасе спросила Герта. По белоснежному одеялу, которым был укрыт Вальтер, быстро расползалось ярко красное пятно. Правая рука его безвольно висела и с нее тонким ручейком стекала кровь. На полу уже образовалась небольшая лужица. Вальтер вскрыл себе вены и потерял сознание.

– Идиот! – в ярости шептала Лени, перевязывая юноше руку разорванным полотенцем.

– Вот это чувства! – усмехалась Герта, прикладывая к груди и лицу Вальтера холодные компрессы.

– Герта, прекрати издеваться надо мной! – зашипела на нее Лени. – Я уже не знаю, как от него отвязаться!

Подруги, не смыкая глаз, до самого утра не отходили от кровати безумца, время от времени продолжавшего стонать. Утром они перетащили его в соседнюю комнату, спрятали под кушетку и вытерли все следы крови. Лени подождала, пока встанет отец и начнет собираться на работу. Ему она сказала, что они поедут в Берлин вместе с Гертой. Когда он уехал, она помчалась к матери с рассказом о ночном происшествии. Опаздывающая на уроки девушка попросила мать вызвать врача и отвезти Вальтера в больницу, а сама вызвалась сообщить об инциденте его братьям и сестрам. Вальтера увезли. Он поправился. Лени видела его потом лишь несколько раз, уже после войны.

Пылкие чувства Вальтера не смогли растопить сердце Лени. Как правило, объект для своих воздыханий она выбирала сама. Вообще же, воспитывалась она в пуританских правилах и страшной строгости. В семье не то, что о сексе, даже о физиологии запрещалось говорить! Девушка долгое время не знала, что после поцелуя не бывает детей, и обо всех тонкостях этой сферы жизни она услышала от своей школьной подруги Алисы, дочери владельца ресторана «Красный дом» на площади Ноллендорфплац. Между тем, по мере взросления Лени замечала, что мужчины смотрят на нее с интересом. Отец свирепел от ярости, когда некоторые из них провожали миловидную и безупречно одетую Лени взглядом. Однако любовные переживания не так сильно ее увлекали. Нет, конечно, она влюблялась, но чувства эти были исключительно платонические, и, конечно, девушка была не готова запятнать честь семьи сомнительными связями. До 21 года – того момента, как ей было разрешено выходить в свет и жить отдельно от родителей – ее увлечения можно было пересчитать по пальцам. Знакомиться с молодыми людьми ей категорически запрещалось. Юная Лени целых два года украдкой боготворила одного молодого человека, которого увидела случайно на оживленной Тауэнцинштрассе. Объект желаний никогда так и не узнал о чувствах девушки, а она каждый день после уроков проходила по улице от площади Виттенберга до церкви кайзера Вильгельма в робкой надежде на встречу.

Еще одним увлечением Лени стал известный в Берлине жокей Отто Шмидт. Альфред Рифеншталь редко пропускал бега и с удовольствием играл на скачках. Иногда Лени позволялось вместе с матерью сопровождать отца в Груневальд. Так как ставки делать девушка не могла, да и не хотела, то все внимание устремляла к лошадям и жокеям. Отто в своей форменной рубашке в белую и голубую полоску часто смотрел на старте, где толпилась шумная и возбужденная публика, на зачарованно глядящую на него снизу Лени. Она несколько раз пытала подругу Герту, с которой иногда отправлялась на ипподром, действительно ли Шмидт смотрит на нее или же она выдает желаемое за реальность. Герта утвердительно кивала в ответ – она тоже видела, как жокей устремлял благосклонный и пристальный взгляд на ее хорошенькую подругу. Лени боялась поверить Герте, да и самой себе, однако решила действовать наверняка. Ей очень хотелось понравиться Шмидту, хотелось, чтобы он оценил ее красоту и ум. Она даже изучила родословную всех хороших скакунов, а также историю конных заводов – в специальной тетрадке Лени составила кучу таблиц и знала все наизусть. Набравшись смелости, девушка решила познакомиться со Шмидтом сама. Несколько раз она пыталась с ним заговорить, но он был смущен таким дерзким напором со стороны юной прелестницы, поэтому предпочитал отмалчиваться. Тогда Лени решила взяться за дело с другой стороны. Еще один популярный жокей – Растенбергер – не в пример Отто был очень общительным и открытым, а, кроме того, он тоже заметил хорошенькую фройлян, восхищенно смотрящую на лошадей. Лени заговорила с ним о животных, их родословной, чем повергла жокея в подлинное изумление. Девушка с невозмутимым видом перечислила всех родителей и прародителей лошадей, на которых он выступал. Такой блестящий ход не мог не произвести на Растенбергера впечатление, и он пригласил Лени на свидание. После обеда девушка пришла на место встречи в ресторан на Фридрихштрассе. Растенбергер уже ждал ее, он проводил Лени наверх по узкой лестнице в отдельный кабинет. Смутные подозрения стали ее одолевать уже на пороге комнаты. Когда они вошли, сомнений у нее не осталось – все в кабинете, включая ковры, скатерть, шторы, было красного цвета. Лени, впрочем, решила не отступать от намеченной цели – познакомиться с Отто через Растенбергера – и подумала, что сможет выпутаться. Жокей не стал откладывать то, зачем позвал девушку, в долгий ящик, и, чокнувшись с ней бокалом, попытался ее приобнять. Лени опешила от такой скорости развития событий и громко выпалила: