– Антихрист!

– Превосходно! Я вижу, вы меня понимаете. Главное, однако, предложить что-нибудь настоятелям. Они хотят иметь несколько новых святых. Собственно говоря, я не люблю этого. Мертвые святые заслоняют живых епископов. И хотя, смею надеяться, после смерти я буду также объявлен святым, знайте, Гиеракс, я не верю, что черви повернут тогда обратно. О, черви – неисправимые язычники! Одним словом, я дарю монастырям святого Кириакса и святого Пафнутия. Оба, правда, провели молодость довольно бурно, но затем стали действительно святыми людьми и, кроме того, прожили необычайно долго. Этого можно и не записывать. Кроме того, я обязуюсь разрешить сжечь книги Оригена. Того, что требовал этот человек, монахи не желают признавать, несмотря на свой двойной обет. Затем надо уверить этих игуменов, что я буду поддерживать их с беспощадной строгостью во всех случаях, когда им придется силой водворять порядок в своих монастырях. Но этого не надо говорить простым монахам.

– Ярмо трех обетов, пожалуй, тяжело.

– Вы ошибаетесь, милый Гиеракс. Обет бедности дает мне ежегодный доход в пятьдесят тысяч золотом. Обет целомудрия обеспечивает мне холостой образ жизни и позволяет некоторым уважаемым дамам делать мне маленькие признания сердечного свойства. А обет послушания привел к тому, что меня будет слушаться императорский наместник Египта, а народ целует подол моего платья, когда я прохожу по улицам. Этого тоже не следует записывать.

– А что, ваша милость, должны обещать монахи?

– Ничего. Они должны прийти в большом количестве в Александрию, сделать здесь свои маленькие покупки. Если они увидят нехристианский элемент и захотят расправиться с ним своими жесткими кулаками, их едва ли будут преследовать даже до пустыни. Этого, однако, я не обещаю.

– А третья группа пустынников?

– Это отшельники, ютящиеся наверху, на бесплодных горах, или в маленьких боковых долинах, в пещерах и гробницах. Если эти дикари не встанут во главе, монахи не принесут существенной помощи. Мы должны овладеть анахоретами и пустынниками. А они наши, если нашим станет благочестивый Исидор.

– Исидор?

– Возможно, милый Гиеракс, что этот святой человек встретит вас камнями или кнутом. А, может быть, они пошлют кого-нибудь вперед, чтобы предупредить его. У него такой обычай. Но он ученейший среди отшельников, а за свои странности пользуется двойным почетом. О чем говорить с ним и ему подобным – я должен предоставить всецело вашему усмотрению. Расскажите о проделках иудеев, убивших в прошлую пасху христианского ребенка. Расскажите об императорских чиновниках, называющих себя, христианами, но в своих домах имеющих прекрасные статуи нагих языческих богинь. Как можно живее опишите их наготу и бесстыдство. Отшельники слушают это очень охотно в своем гневе. Опишите обеды этих язычников. Устрицы, фазаны с трюфелями, зайцы, козы. Перечислите самые лакомые мясные блюда. Овощи не произведут впечатления. Опишите кровати и ковры. Не забудьте беззаботную жизнь сыновей этих богоотступников, их забавы с танцовщицами Александрии. Вы хорошо сделаете, устроив такую пирушку перед отъездом, чтобы описания выходили как можно нагляднее.

– В этом нет надобности, ваша милость.

– Главное расскажите, как эта греческая дьяволица по воскресеньям отвлекает от церквей сладострастных юношей и как поносит она Господа нашего Иисуса Христа, называя его человеком. Используйте связь между Ипатией и наместником. Вспомните о страже знаменитой мыслительницы. Конечно, любовники – язычники. Быть может, отшельники скажут вам, что и христианские епископы не ведут безупречной жизни. Оспаривайте это, как можете, и будьте тому сами хорошим примером.

Архиепископ дал своему послу еще несколько указаний о настоятелях отдельных монастырей и дружески распростился с ним.

Гиеракс выехал через четыре дня. Сидя высоко на спине верблюда, в сопровождении только двух египтян, ехавших с его багажом на ослах, покинул он город на восходе солнца. Три дня и две ночи продолжался его путь по пескам пустыни. Оба египтянина, не знавших ни слова по-гречески, оживленно болтали друг с другом, когда солнце жгло не слишком сильно, о всякой всячине и не могли надивиться на могучего христианина, с таким безучастием относившегося к восходу и заходу солнца, к шуму ветра и сиянию звезд, как будто он был слеп и глух.

Когда ночью они остановились посреди пустыни и расположились для ужина на раскинутых коврах, египтяне поблагодарили своих богов за пищу и питье, а христианин проглотил все совсем равнодушно. Когда они произнесли благочестивые заклинания, чтобы защититься от диких зверей, христианин приказал положить вокруг стоянки сухой хворост и зажечь его для устрашения гиен, как будто огонь был действительнее помощи богов. Было ясно, что этот христианин ни во что не верит.

К вечеру третьего дня маленький караван подошел к лощине, прорезавшей направо невысокую цепь гор. Насколько хватало зрения, повсюду расстилалась необозримая, серо-желтая пустыня. Однако, когда они вступили в лощину, Гиеракс подумал, что видит перед собой мираж. На расстоянии часа пути были рассыпаны маленькие хижины и над каждой из них возвышались четко вырисовывавшиеся на фоне темно-синего неба бесчисленные пальмы, простиравшие свои величественные верхушки над маленькими крышами и узкими стенами.

Каждое строение состояло из низенькой глинобитной хижины, похожей на большой улей й окруженной маленькими огородами. Повсюду Гиеракс видел за работой жителей деревушки. Большая часть по двое, или по четыре человека вращали громадные колеса, с помощью которых они доставали воду из колодцев и водоемов для себя и для садов. В другом месте старик срезал спелые овощи, а еще в другом мальчик молотил сжатую пшеницу. Там и здесь кто-нибудь из более молодых лез на вершину пальмы, рвал тяжелые плоды и с удивлением смотрел на проезжающих.

На первый взгляд этот маленький поселок отличался от других египетских деревень лишь особенной чистотой и почти воскресной тишиной, – не было слышно ни криков мучимых животных, ни гама ребятишек, ни ругани женщин. Только тихий скрип колодезных колес провожал путников от жилища к жилищу и спокойное: «Благословенно имя Иисуса Христа», – звучало дружески от всех встречных… То здесь, то там раздавались псалмы.

Около получаса нес верблюд своего седока медленными широкими шагами вдоль деревни. Гиеракс не знал – заночевать ли ему здесь или продолжать путь вплоть до первого монастыря. Никто еще не заговорил с ним, никто не предложил ему приюта. Только когда Гиеракс проезжал мимо последних хижин, измеряя взглядом расстояние до монастырей, известковые стены которых в лучах заходящего солнца казались красными кристаллами на сером фоне скал, из последней хижины вышел, улыбаясь, старик, остановил коротким восклицанием трех животных и сказал Гиераксу:

– Благословенно имя Иисуса Христа, господин. Не продолжайте пути сегодня. Чистый воздух пустыни обманывает ваше зрение. До монастырей добрых три часа езды, а ночь наступает. Луны нет. Если вы не спешите помочь больному, соблаговолите разделить со мной мою хижину.

Гиеракс принял приглашение и лично наблюдал, как оба погонщика расседлали и накормили животных и устроили перед дверью свои постели. В это время старый садовник приготовил свою хижину к приему гостя и позвал его и погонщиков к ужину. Гиеракс выразил свое удивление, что такой хороший христианин, каким кажется его хозяин, собирается есть вместе с египетскими рабами. Но этого садовник не понял: все люди – дети одного Бога. Однако, погонщики сами не привыкли к такой чести, Они взяли свою долю каши и бобов,, налили себе горшок молока и расположились около своих ослов,

В спокойных разговорах об уходе за овошами и истинной вере прошел вечер. Потом Гиеракс расположился на мягкой постели, устроенной для него его хозяином, За ночь превосходно выспался, а утром, позавтракав хлебом и молоком, отправился дальше, Благодарности садовник не принял, а над предложением денег только посмеялся. Деньги в пустыне! Детская игрушка!