— Ты еще не слышал его? О, скоро услышишь, надеюсь. И увидишь. Гигант с громоподобным голосом и огромными глазами. Вот где надежда Израиля. Священник среди царей и царь среди священников. Синедрион должен признать его, синедрион должен…

— Должен?!

— Послушай, Зара, отец Зара, ты знаешь меня как… Я не глупец…

— Ты никогда им не был, Иуда, — улыбнулся Зара. — И никогда не был особенно легковерным. Но ты, возможно, несколько более простодушен, чем следовало бы.

— Если, говоря «простодушен», ты подразумеваешь склонность воспринимать иудейскую веру всерьез… Отец Зара, мы оба знаем Писание, но ты, конечно, знаешь его лучше. Писание предсказывает пришествие Мессии. Тот злодей, что некогда правил Иудеей, так безусловно верил в его пришествие, что однажды учинил поголовное истребление новорожденных в Вифлееме…

— Уничтожив в их числе и Мессию, насколько нам известно.

— Мне понятно, что ты подразумеваешь под скептицизмом, — продолжал Иуда несколько нервно. — Я не облечен полномочиями священника, и, скажу как старый друг, я даже рад, что не обладаю ими, если эти полномочия влекут за собой появление скептицизма.

— Ты хочешь сказать, что желаешь верить.

— Что я должен верить! — Иуда посмотрел на Зару почти свирепо, но потом взгляд его смягчился. — Моим мнением можно пренебречь. Что о нем думает Священный Совет — вот что важно. И что потом Священный Совет сможет сказать оккупационным властям.

Зара свел вместе кончики пальцев рук — очень медленно, один за другим, — образовав нечто вроде хрупкой воздушной клетки, в которую он вглядывался так, будто там находились его слова. Затем проговорил, словно читая:

— Итак, у нас есть новый правитель — некий человек из дома Давидова, царского дома Израиля, о чем станет известно римским сановникам. Мы полностью доверяем этому правителю. Он проповедует ненасилие, любовь, терпимость. Даже по отношению к Риму. Пусть кесарь отзовет своих представителей. Мы больше не нуждаемся в его умиротворяющих легионах.

— Ты очень хорошо все излагаешь.

— Чтобы убедить римлян вывести их легионы, их прокуратора и их, мытарей, мне пришлось бы изложить им все это действительно очень хорошо.

Иуда глубоко вздохнул:

— Зара, отец Зара, ты веришь в неизбежность прихода Мессии?

— Конечно. В противном случае я был бы еретиком. Израиль всегда верил и будет верить в его пришествие.

— Понимаю. Грядущий, который не приходит никогда. И все же есть многие, которые говорят, что Мессия нужен именно сейчас и что Бог отвечает на нашу нужду. Ты услышишь такое в любом уголке Галилеи. Говорю тебе, он — Помазанник Божий. Пусть он хотя бы появится перед святыми отцами Израиля.

— Обещаю тебе, что скоро он перед ними предстанет.

Иуда облегченно вздохнул. А Зара продолжал:

— Я тем временем за ним понаблюдаю. Очень внимательно. Мы не можем рисковать. За пределами Иудеи есть лжепророки.

— Ты говоришь его словами.

— Не может быть! — улыбнулся Зара. — Передо мной человек, пылающий надеждой! В наши дни таких нечасто встретишь.

— Скорее, пылающий верой. Есть, правда, одно… — Лицо Иуды помрачнело. — Позволь мне высказаться откровенно.

— Ты и пришел сюда, чтобы говорить откровенно.

— Есть один неприятный момент. Последнее время он слишком много говорит о неудаче. О врагах. О своей смерти. Надо сделать как-то так, чтобы он избавился от подобных настроений. Это, скажу со всем моим почтением, задача Совета. Ибо Иисусу суждено совершить многое.

— Синедрион начнет действовать, — ответил Зара. — Об этом не беспокойся.

В это время Иисус и его ученики находились в Виффагии. Иисус стоял, ласково поглаживая уши смирной серой ослицы, рядом с которой щипал траву маленький ослик. Взгляд Иисуса остановился на горе Елеонской. С яростью в голосе Фома произнес:

— Мечи и копья, копья и мечи! Они нас будут ждать, это точно.

— Нет, ни римляне, ни старейшины Израиля не отважатся на арест невиновного человека. Пока. Они хотят, чтобы я был в пределах их досягаемости, и намерены пока выжидать, наблюдая. Нет. Сказанное в Писании должно исполниться. Въезд в Иерусалим должен быть чем-то вроде вступления царя. В шестьдесят второй главе Книги Исаии сказано: «Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной»[106]. Заметьте, не на взрослом осле, а на осленке, на котором еще никто не ездил верхом.

— От тебя ожидают многого, — с сомнением произнес Матфей.

— Они не получат того, что ожидают. Не будет ни срывания римской символики, ни царя, который правит самостоятельно, ни изгнания чужеземцев. Нет. Те, кто сегодня кричит «Слава!», завтра будут швырять камни. Пойдемте, однако.

— Позволь заметить, — обратился к нему Симон Петр, — но этот ослик едва ли выдержит кого-то из нас, не говоря уж о тебе.

— Вот слова моего практичного друга! Это делается исключительно ради того, чтобы исполнилось сказанное в Писании, Петр. Только символическая пара шагов, а там можете вернуть ослика вместе с его матерью хозяину. Но, думаю, вы увидите, что мой вес он выдержать сможет.

— Да, да, конечно. Совсем забыл об этом, — ответил Петр.

Власти никак не противодействовали въезду Иисуса в Иерусалим. Легионеры, находившиеся среди встречавшей его толпы, не очень, кстати, многочисленной, ожидали яростного выступления группы еврейских бунтовщиков, которые, конечно, успели бы раскроить несколько римских голов, прежде чем были бы разбиты их собственные. К тому времени Иуда Искариот уже повсюду разнес весть о пришествии Мессии, но подал ее упрощенно — как неизбежное появление в их среде учителя, целителя или того, кто воскрешал умерших и был уже хорошо известен в Галилее. И римляне, и евреи были разочарованы, когда увидели, как в город, неловко сидя на маленьком ослике, смиренно въехал высокого роста человек, сопровождаемый одиннадцатью людьми в лохмотьях. Вскоре он спешился, и один из его спутников (это был Иаков-меньший) увел ослика и ослицу назад через городские ворота, чтобы вернуть их хозяину. Иуда Искариот восклицал:

— Это он! Устелите путь его цветами, пальмовыми листьями, вашими одеждами! Повторяйте за мной: осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне!

Толпа отвечала нерешительно — очевидно, из-за ослика и этих оборванцев. Иуда пронзительно выкрикнул:

— Разве вы не видите?! Пророчество исполняется! В Книге Исаии сказано: «Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной».

Теперь некоторые воодушевились и стали выкрикивать: «Осанна!» Какие-то дети, взобравшись на пальмы, срывали ветви, которые с шелестом падали вниз. Толпа росла. Фарисеи, услышав крики «Осанна!», спрашивали, что происходит.

— Это пророк — Иисус из Назарета.

Четверо фарисеев, Елифаз, Иона, Ездра и Самуил, с угрюмо-презрительными улыбками проталкивались вперед. Под звуки флейты Фаддея ученики Иисуса подпевали Филиппу:

— Благословен Грядущий во имя Господне! Мир и слава на небесах! Пойте, пойте!

Елифаз и его спутники пытались было помешать движению этой маленькой процессии. Когда они расслышали слова песни, Елифаз сказал:

— Богохульство! Они не должны произносить таких слов.

Услыхав это, Иисус произнес:

— Если бы они молчали, закричали бы сами камни.

Всегда готовые к развлечениям, жители Иерусалима бросали пальмовые ветви и кричали «Осанна!». Иуда Искариот продолжал выкрикивать свои призывы, и все новые и новые люди присоединялись к толпе. Какой-то человек обратился к фарисеям:

— Я мог бы спеть другую песню.

— Что? Нас это не интересует, — отозвался Самуил.

— Видите ли, что не успеваете ничего? Весь мир идет за ним.

— Едва ли весь, — огрызнулся Ездра.

— Ждите. Просто ждите, — успокаивал фарисеев Елифаз.