Авель сказал:

— Звезда слишком большая. — И тут же воскликнул: — Легок дьявол на помине! Смотрите-ка, это он сам, подлый старый ублюдок!

Чуть раньше он заметил, как кто-то, пока еще на некотором отдалении, шел через поле в их сторону.

— Нет, — возразил Енох, — не его походка. По виду — кто-то чужой. Как насчет того, чтобы надавать ему по шеям? Знаете, такой старый добрый шалом. Слишком уж много мамон[47] понаехало. И в городе полным-полно чужих.

Однако незнакомец, несмотря на свою неторопливую походку и значительное до них расстояние, оказался рядом быстрее, чем они ожидали. Это был Гавриил в обличье простого смертного — жизнерадостный, в белом плаще. Усаживаясь рядом с пастухами, он сказал:

— Прекрасная звездная ночь.

— Мы как раз об этом говорили, — осторожно ответил Авель. — А вон та звезда будто лежит сверху на «Винограде».

— На винограде?

— «Виноградная гроздь». Так называется здешний постоялый двор, но ты, видно, пришлый и этого не знаешь.

Адам с интересом разглядывал жизнерадостное гладкое мальчишеское лицо, крепкую шею и широкие плечи незнакомца. «Не хотел бы я встретиться с этим верзилой один на один», — подумал он и спросил:

— Ты издалека?

— Это зависит от того, что ты понимаешь под словом «издалека», — ответил Гавриил. — На расстояния можно смотреть по-разному. — Затем, внимательно окинув всех взглядом, спросил: — А что вы за люди?

— Ничего себе вопросик! Как прикажешь его понимать? — спросил Енох несколько язвительно. — Сам видишь, кто мы такие — пастухи. А эти вон, которые с шерстью, если пнуть их под зад, говорят «бе-е-е». Называются — овцы. Может, слыхал про таких?

— Ну, раз уж пошли вопросы, — вмешался Адам, — тогда ты и отвечай, что ты за человек.

— Вопрос будет потруднее, чем мой, — весело сказал Гавриил. — Называйте меня, ну, например, вестником. Aggelos[48], если понимаете по-гречески.

— Греки? — переспросил Авель. — Ни капли не верю этим ублюдкам. Моя сестра связалась однажды с одним греком.

— Ты, судя по одежде, важная птица, — заметил Енох. — Что это за шерсть такая? Авель, пощупай-ка его плащ.

— Пастухи… — произнес Гавриил. — Говорят, Израиль — это стадо без пастыря, которое разбрелось. Как вы считаете?

— Ты ведь не римлянин, правда? — спросил Енох с великим подозрением.

— Нет, не римлянин. Я один из вас. В некотором роде. А если бы я объяснил вам значение этой звезды… если бы я сказал вам, что этой ночью рождается тот самый пастырь, как бы вы на это посмотрели?

— Значит, вестник, говоришь? — снова заговорил Адам. — А какое у вестников может быть дело к таким, как мы?

— И что у тебя за весть? — добавил Енох.

Тут Гавриил почувствовал какую-то тянущую боль в своем несуществующем животе — он ведь был не более чем видением — и понял, что сам в этот момент получает весть. Гавриил улыбнулся и передал ее пастухам.

Недалеко от этого места весть из плоти и крови уже проталкивалась, спеша появиться на свет, а светом для нее был хлев с ослом и быком, которого Иосиф с рассеянным видом, подчиняясь некоему ритму, ритму, ритму, теребил за уши. Там же толстая Анастасия, благослови ее Господь, делала свою работу, успокаивающе приговаривая:

— Легче, легче, любовь моя. Держись покрепче за этот лоскут. Ну давай, скоро все закончится. — И резко — Иосифу: — Эй, ты! Заварил все это, и дело с концом? Что стоишь как вкопанный? От безделья маешься? Давай чистую воду. Чистую! Вон ведро, колодец сразу за той рябиной. Ну давай же, шагай!

Иосиф зашагал.

Пастухи слушали Гавриила, раскрыв рты.

— Вы будете первыми. Первыми, понимаете? У вас будет что рассказать своим внукам.

— Я не женюсь, — сказал Енох. — Так уж я решил. И внуков у меня не будет.

— Вы скажете им, что были первыми, кто узнал, — продолжал Гавриил.

— Почему именно мы? — спросил Адам.

— А почему бы и не вы? — задал Гавриил встречный вопрос. — Ведь это для вас он приходит в мир.

Затем Гавриил стал на фоне звезд так, что, казалось, от него самого расходится звездный свет: голова вознесена в небо, в волосах сияет Арктур. Пастухи неуклюже поднялись, каким-то образом почувствовав, что это надо сделать, и стали с ним рядом, глазея по сторонам. Гавриил заговорил, и пастухи готовы были поклясться, что услышали в этот момент пение труб: «Слава Господу на небесах и мир на земле добрым людям! Это произошло. Это правда. Идите. Поклонитесь ему. Идите немедленно!»

Пастухи посмотрели в сторону гостиницы — на шпеньке трубы словно бы танцевала звезда, и дым не затмевал ее. Это казалось совершенно невероятным.

— Не надо ли нам прихватить что-нибудь с собой? — спросил Енох. — Подарок там или еще что?

— Ягненка, — предложил Авель. — Мы могли бы подарить ему ягненка.

— У него там достаточно животных, — сказал Гавриил.

В хлеву, завернутый в простую, но теплую ткань, громко кричал новорожденный. Это был крупный и хорошо сложенный ребенок, но, думаю, неправда, будто бы он родился с густыми золотистыми волосами и со всеми молочными зубами. Вытирая руки куском старой ткани, за которую во время родов держалась Мария, Анастасия сказала:

— Ну вот что, у меня на кухне полно немытой посуды. Я еще приду посмотреть, как ты тут. Прелестный пухленький мальчик! Пора задуматься; какое ему дать имя.

— Об этом уже позаботились, — сказал Иосиф.

В дверях Анастасия столкнулась с пастухами, которые робко входили в хлев.

— Тут и без вас тесно, — сказала она. — Уходите, уходите! Не видите разве, что здесь происходит?

— Мы как раз из-за этого и пришли, госпожа, — сказал Адам. — Нам было велено явиться сюда.

Анастасия ничего не поняла и повернулась к Иосифу, который нес ответственность за все происходящее. Тот утвердительно кивнул. Пастухи прошли дальше, шаркая ногами и подталкивая друг друга — каждый старался держаться позади.

— Вам было велено? — удивился Иосиф.

— Точно так, господин, — ответил Енох. — Там, в поле, нам повстречался какой-то торгаш, или кто он там, не знаю. Он и сказал нам прийти сюда. Нам нельзя здесь долго задерживаться, потому как надо сторожить овец, тут много всяких, которые с радостью воспользуются нашим отсутствием. — Затем он обратился к Марии: — Прекрасный малыш, госпожа, и такой пухленький! Хорошо ли ты себя чувствуешь?

Мария молча улыбнулась в ответ.

Надо отдать справедливость — именно Адам первым опустился на колени. Старый Адам, со своим трясущимся адамовым яблоком, не большой любитель адамова вина[49]. Другие неуклюже последовали его примеру. Затем и Иосиф счел должным преклонить колени. Была слышна музыка, уж не знаю, то ли она исходила от небесных ангелов, распевавших «Свят, свят, свят», то ли доносилась из таверны, где веселилась пьяная компания, — но все предания сходятся на том, что музыка все-таки была.

Теперь мы должны поговорить о другом совпадении — совпадении направлений, по которым шли караваны трех наших царей-астрологов. Было бы скучным и утомительным занятием описывать их путешествия во всех подробностях. Это были долгие, изнурительные переходы по песчаной пустыне. Впрочем, шли они бодро, поскольку все путники — все вместе и каждый по отдельности — верили, что придут к радостному открытию или, как это иногда называют, к прозрению. Однако на самом деле все три путешествия закончились разочарованием, которое длилось одну или даже две ночи, что путники провели в караван-сарае. Здесь Валтасар встретился с царями Гаспаром и Мельхиором, людьми более светлокожими, чем он сам, но все же достаточно смуглыми. С ними Валтасару многое предстояло обсудить. Караван-сарай располагался недалеко от восточных ворот Иерусалима, поэтому можете не сомневаться, что появление этих царей во владениях Ирода не осталось незамеченным. О них тотчас же было доложено лично великому монарху. Трем царям-астрологам не давала покоя мысль, что теперь, когда они пришли сюда и когда об этом, несомненно, стало известно Ироду, они обязаны засвидетельствовать ему, царю-брату, свое почтение. Тем более что Ирод был в дружеских отношениях с Римом и обладал неизмеримо большим, чем они, могуществом. Но ведь может случиться и так, что Ирод вовсе не обрадуется, узнав, что в его владениях должен родиться, или уже родился, новый вождь. Валтасар, вероятно, был бы еще более обеспокоен, если бы ему сообщили об одном случае, который произошел поблизости от караван-сарая. Двое его слуг набирали воду из колодца. В глубине его они увидали отражение большой сияющей звезды и подняли головы, чтобы найти ее на небе. В этот момент на них напали четверо вооруженных людей. Слуги закричали, но были избиты дубинками до бессознательного состояния. Один получил слишком тяжелые удары, и тело его сбросили в колодец, после чего вода возмутилась и отражение звезды исчезло. Второго слугу, который был жив и стонал от боли, хотя и был уже без сознания, нападавшие перебросили через спину лошади и крепко связали, а затем ускакали с ним прочь.