— Ты чрезмерно строга к себе, Светочка, — ласково взяв за руку и утирая ей слезы, возразил Михаил Юрьевич. — У тебя большой талант, и он принадлежит народу. Ты не можешь бросить театр и стать домохозяйкой! Это мы с Петей тебя подвели!

— Да что ты говоришь, дорогой! — запротестовала Светлана Ивановна, но благодарно взглянула на мужа, перестав плакать. — И у Пети с Дашенькой было бы все в порядке, если бы я по-родственному уделила ей внимание в период беременности. И вообще, помогла бы им преодолевать ошибки, совершаемые по молодости. Разве ты со мной не согласен?

— Ну как я могу с тобой не соглашаться, когда ты у нас такая умница, — мягко поддакнул Михаил Юрьевич, радуясь тому, что она немного отошла и логично рассуждает. — Конечно, нам всем станет легче жить, когда ты постоянно будешь рядом. Но ведь затоскуешь без театра, Светочка!

— Ведь когда-нибудь это все равно должно случиться. Разве не так? Я не смогу быть на вторых ролях, — в ее дивных синих глазах была грусть, но голос звучал спокойно. — Для души буду выступать в концертах. Но ты не прав, думая, что мне скучно без работы. Только дома я испытываю настоящее счастье!

— Так бросай сцену, Светочка! Дай дорогу молодым дарованиям, — полушутя призвал ее Михаил Юрьевич, не слишком веря, что такое реально. — Это будет первый случай, когда им без боя уступят место под солнцем.

— Напрасно шутишь, дорогой! Я не позволю театру разрушить нашу семью, — решительно заявила Светлана Ивановна. — Буду не менее счастлива, занимаясь с дочурками, и, если выращу из них себе смену, вот это и станет вершиной моей карьеры! Но ведь надо еще найти Оленьку, — горестно простонала она и вновь залилась слезами. — Обещай, Мишенька, что вы с Витей не бросите поиски! Петя не виноват и сумеет доказать это!

Михаил Юрьевич поспешно наклонился над ней и нежно прижал к себе большими сильными руками.

— Успокойся, родная! Мы с ним только этим и занимаемся. Уже вышли на след, — заверил ее, немного преувеличивая, чтобы успокоить. — Не сомневайся, мы вернем домой Оленьку, чего бы это ни стоило! А у Пети самые лучшие адвокаты. Они помогут доказать его невиновность.

Ласковые заверения мужа подействовали, и, утерев слезы, Светлана Ивановна, благодарно глядя на него, сказала:

— Я верю, Мишенька, что все кончится хорошо и вынесу любые испытания, потому что со мной рядом ты. Но тебе нужно передохнуть и заняться делами. Ты не голоден? — заботливо спросила она. — Мама тебя уже покормила?

— Да, я уже поел. Вера Петровна сейчас кормит на кухне Наденьку, — ответил Михаил Юрьевич и, в свою очередь, предложил: — Тебе тоже стоит немного подкрепиться.

— Ладно, пусть мама принесет мне чай с пирожками, — согласилась Светлана Ивановна. — Я уже получше себя чувствую. Только еще во всем теле какая-то слабость.

«А что? Похоже, ей и правда полегчало, — обрадованно подумал Михаил Юрьевич, выходя из спальни. — Скорей бы поправилась! Тогда все дела пошли бы у нас лучше».

Даша уже два дня жила с отцом и матерью, когда ей неожиданно позвонил Шитиков и сказал, что разрешает свидание с мужем, и если захочет, то пусть приедет к одиннадцати в МУР. Пропуск на нее будет заказан.

— Не знаю, что и делать, — призналась она матери, сообщив о звонке следователя. — Ну о чем мы с ним будем говорить? Ни сочувствовать Пете, ни утешать его я сейчас не в состоянии.

— А это и не требуется, — хладнокровно высказала свое мнение прямодушная Анна Федоровна. — Изображать сочувствие тебе незачем, так как в убийствах этих он, конечно, не виноват. А за деньги его адвокаты отмажут. Говори с ним по делу, — предложила она дочери. — Насчет вашего развода.

— Но не слишком ли это жестоко с моей стороны? — усомнилась Даша. — Ведь, как ни посмотреть, Петя сейчас в очень трудном положении. Может, мне с разводом немного подождать?

— Уж очень ты у нас сердобольная, дочь! — сердито заметила Анна Федоровна. — Разве он считался с твоим трудным положением? Неужто ему это простила? Поезжай и держись твердо! — непримиримо потребовала она. — Не сомневайся, ты и без него будешь счастлива!

После такого «заряда» Даша отправилась в МУР, настроившись добиться согласия Петра на развод. Зная гордую натуру мужа, она не сомневалась, что вызовет его гнев, однако ни протестовать, ни уговаривать ее он не будет. На душе у нее было тяжело, так как сознавала: режет по живому и, потеряв то, что казалось ей смыслом жизни, едва ли обретет это вновь. Но уж слишком велики были разочарование и боль обиды, чтобы можно было повернуть вспять.

«Мама права, нечего мне его жалеть, — мысленно убеждала себя Даша. — Сам виноват в том, что произошло. Если бы не спутался с бандиткой, то не оказался бы за решеткой. Изменил мне, предал нашу любовь, — горевала она, закипая гневом и жаждой мести. — Своим пренебрежением лишил ребенка! И я его еще должна утешать?»

Оформление пропуска в МУРе не заняло у Даши много времени, а когда она вышла из проходной, была приятно удивлена, встретив спешащего ей навстречу Шитикова. Очевидно, ему сообщили о ее приходе.

— Очень рад видеть вас, Дарья Васильевна! Решил вот сопроводить, чтобы не заблудились, — со слащавой улыбкой, не скрывая своих мужских притязаний, любезно произнес он и со значением добавил: — Надеюсь, что вы это оцените.

— Спасибо, Николай Ильич! Но я и сама нашла бы нужную комнату, — сухо ответила Даша, догадываясь о его намерениях и решив сразу дать им отпор. — И мне, простите, не требуются мужские услуги. Хватает разочарования, которое испытываю по вине мужа.

Шитиков ничего не ответил, лишь перестал улыбаться, и они молча прошли на второй этаж здания, где находился его кабинет. Немного не доходя, Николай Ильич остановился и строго предупредил:

— Говорите с мужем только о личном и не касайтесь существа преступления, в совершении которого его подозревают. Ничего не принимайте от него и не передавайте ему сами!

Они вошли в кабинет, где у стены рядом с довольно плюгавым конвоиром, понурившись, сидел Петр. Таким небритым и неопрятным она мужа еще не видела! Костюм на нем помялся, рубашка была непривычно грязной. И все же он не выглядел жалким. Его рослая фигура источала силу, и взгляд, которым встретил Дашу, был хмурым, но отнюдь не растерянным.

— Здравствуй! — только и сказал он. — Не думал я, что когда-нибудь окажусь в таком положении. Но верно гласит народная мудрость, что от сумы да от тюрьмы — не зарекайся!

— Я уверена, Петя, что твой арест — это недоразумение, — спокойным и ровным голосом произнесла Даша, присаживаясь рядом с ним на стул. — И пришла сюда не сочувствовать, а для серьезного разговора.

Она сделала паузу и добавила:

— Не знаю, сообщили тебе уже или нет, но я ушла от тебя, Петя, и живу снова вместе с родителями. И сделала это, — поспешно добавила, боясь, что неправильно истолкует, — вовсе не потому, что тебя обвиняют в преступлении. Ты ведь и сам это понимаешь? — посмотрела она на него с горьким упреком.

— Нет, не понимаю! — опустив глаза, хмуро произнес Петр. — Вижу только, что решила порвать со мной, когда я нахожусь в тяжелом, беспомощном положении?

— А ты, значит, выбрал подходящий момент, заведя любовницу, когда я была в больнице? Почему-то не подумал о моем тяжелом, беспомощном положении? — вспыхнув, бросила ему в лицо Даша. — Тебе эта убитая бандитка была дороже меня и твоего ребенка! Разве такое можно простить?

Вот теперь Петр и правда растерялся, так как сам понимал, что оправдания тому, что было, нет. «Это — конец! Дашу я потерял, — угрюмо подумал он, проклиная в душе допущенную им слабость. — Она мне этого никогда не простит!»

— Так получилось… из-за обиды, что мной пренебрегала, — невнятно бормотал он в свое оправдание. — Я же… здоровый… мужик. Не знал, что она… бандитка. Да разве я, — поднял на Дашу глаза, в которых застыла мольба, — променял бы тебя на кого еще? Никто, кроме тебя, мне не нужен! И чтобы дети были, хочу.

Лучше бы он этого не говорил! Упоминание об утраченном счастье материнства вновь ожесточило ее сердце.