Мэгги уставилась на него:

– Ты же сказал, что это просто ранка.

Гин пожал плечами, смутившись:

– Ранка, укус… какая разница!

Мэгги щелкнула пальцем по страничкам блокнота.

– Дом Сэмплов довольно интересен. Он находится в Мерриаме, на участке в сорок акров, земля – их собственность. Большая часть территории покрыта деревьями и кустарником. Мне обещали аэрофотоснимок усадьбы. Дом довоенный постройки. Это особняк с пятнадцатью спальнями, построенный табачным плантатором из Виргинии. В разное время домом владели плантаторы и политики, пока он не пришел в негодность в 1911 году. Потом дом пустовал и был куплен Сэмплами в 1973 году, когда Жан Сэмпл был направлен во французское посольство в Вашингтоне, с тех пор они живут там.

Им принесли яичницу с бифштексом. Гин обильно посыпал перцем свою порцию, а Мэгги продолжала читать свои записи:

– Жан Сэмпл был очень образованным и богатым человеком. Он родился в 1919 году в Сассенаже, в Изире, в состоятельной семье. Похоже на то, что карьера дипломата была предусмотрена для него заранее. В 1951 году он в качестве начинающего дипломата прибыл в Египет, где и познакомился со своей будущей женой Лейлой. О ней я почти ничего не узнала, кроме того, что ее девичья фамилия Мизаб и что она долго жила в Судане. Их единственная дочь Лори родилась в Париже, ей девятнадцать лет. – Мэгги взглянула на Гина и продолжала:

– Жан Сэмпл тратил много денег на благотворительность, делал пожертвования национальным паркам в Африке. Но, несмотря на это, он был страстным охотником, и во время последней охоты его насмерть задрал медведь. Я видела отчет канадского следствия по этому поводу.

Гин отправил в рот кусок бифштекса и нахмурил брови.

– Это все? – спросил он. – А что насчет ценностей, у них есть какая-то коллекция? Ведь дом так тщательно охраняется.

– Нет никакой коллекции, – ответила Мэгги. – Я разговаривала с двумя французскими дипломатами, которые знали его, оба подтвердили, что Жан Сэмпл никогда ничего не коллекционировал. Они знают только то, что он очень любил уединение. И еще они сказали, что его жена очень красива, один даже назвал ее «ун гранд пуатрин».

– Что это значит?

– Само совершенство – я думала, твой французский достаточно хорош, чтобы понять это.

– Перестань подшучивать и ешь свой бифштекс.

Пообедав, они вышли на улицу.

Был хмурый, сырой день, какие обычно бывают в сентябре-октябре, когда погода начинает портиться. Над ними с ревом пронесся реактивным самолет, он пролетел над Потомаком по направлению к аэропорту и пошел на снижение. Они подошли к тихому зданию с колоннами, где работал Гин, и Мэгги протянула ему руку.

– Спасибо за ленч, – сказала она, – это был мой лучший бифштекс за последнее время.

– Я рад. Может, нам следовало бы почаще это делать?

– Делать что? – спросила она, притворяясь, что не понимает.

Он посмотрел на нее, затем наклонился и поцеловал ее в лоб.

– То, что делают все хорошие друзья: общаться почаще.

– Будь осторожен.

– Что ты имеешь в виду?

Она плотно закуталась в вязаный жакет.

– Так сказал один из тех дипломатов, с которыми я говорили о Сэмплах. Я не рассказала тебе об этом, потому что это звучит смешно. Но это насторожило меня.

– Я должен остерегаться собак?

– Нет, это еще более странно. Когда один из них рассказывал мне все о миссис Сэмпл и Лори, он спросил, касается ли это женитьбы. Я ответила, что не думаю. Но он сказал: «Если кто-то собирает информацию с этой целью, предупредите его о танце».

– О танце? Черт возьми, что все это значит?

– Не знаю. Я же говорила, что это смешно и странно. Но думаю, ты должен об этом знать на всякий случай.

Гин взял ее за руку и засмеялся. В колоннаде отозвалось эхо.

– Моя хорошая Мэгги, – сказал он. – Жениться на Лори Сэмпл – это самое последнее, что я собираюсь сделать. После того, как она со мной обошлась прошлой ночью, я не уверен, увижу ли ее снова, не говоря уже о женитьбе.

– Не знаю, – сказала Мэгги, – я всегда представляла тебя с кучей детей, за рулем многоместного автомобиля и с загородным домом в Гранд Рапиде.

– С Лори Сэмпл? Ты шутишь!

Мэгги пожала плечами:

– Когда-нибудь ты все поймешь. Было время, когда я думала, что рядом с тобой буду я.

Ветер растрепал его темные волнистые волосы. У него было мужественное лицо с правильными чертами, которое выражало сейчас и печаль, и уверенность.

– Мэгги… – сказал он.

Она покачала головой и отвернулась.

– Не обращай внимания, – сказала она мягко, – все, что ты делаешь, вероятно, правильно и хорошо для тебя, так что не обращай на меня внимания.

Она пошла вниз по улице, а он остался стоять под величественным сводом, думая о том, что она сказала.

Спустя час Гин выключил настольную лампу и снял очки в тяжелой оправе. Доклад был почти готов, он мог без особого труда закончить его завтра утром.

На улице было светло, оставалось еще часа три-четыре до наступления темноты. Он собрал свои бумаги и встал. Может, ему стоит снова съездить к Лори Сэмпл?

Эротический образ Лори являлся ему в мыслях целый день. Даже утром, во время собрания, стоило ему на мгновение закрыть глаза – и он видел ее волнующее тело, облаченное в шелк, и красивое лицо с кошачьими глазами.

«Эта женщина волнует меня» – сказал он себе, доставая сигарету. Почему бы ему не съездить туда и не увидеться с ней. Ведь должен же быть на воротах звонок для посетителей. Может, если он позвонит и заявит о себе, вместо того чтобы тайком перелазить через стену как второсортный грабитель, он попадет в дом обычным приличным путем. Он надеялся, что Лори не заметила его ботинок.

Гин закрыл шкаф для бумаг, выключил все лампы и пошел к машине. Было около пяти часов вечера, когда он выехал на загородное шоссе. Небо покрылось темными, тяжелыми тучами. По радио передавали проповедь, священник взывал: «О Боже, положи конец беззаконию и людским страданиям!» Гин присоединился к молитве и добавил: «Не допусти, чтобы пропадала дорогая обувь».

Он потратил полчаса, чтобы найти узкую, идущую в гору дорогу к дому Сэмплов, два раза проехал мимо, прежде чем заметил ее. При дневном свете все выглядело по-другому. Гин помнил, что надо повернуть направо, когда проедет по туннелю из развесистых деревьев. Он завернул за угол и увидел стальные ворота. Ботинка, как он и опасался, уже не было.

Гин вышел из машины и направился к воротам. Даже днем владение Сэмплов выглядело мрачным и хмурым. Дубы печально шелестели листьями на ветру. Дорога исчезала за поворотом, Гин решил, что должен непременно увидеть, что они там скрывают. Он осмотрелся и наконец заметил маленький медный звонок, вокруг него готическими буквами было выгравировано имя «Сэмпл». Гин позвонил два раза. В ожидании он шагал взад и вперед, отбрасывая приставшие к туфлям листья.

Прошло десять минут, прежде чем он заметил какие-то признаки жизни. Послышался вой электрического мотора, и из-за угла выехала тележка с полосатым бело-красным тентом. Тележку вел Матье. Минут через пять тележка остановилась в нескольких ярдах от ворот, Матье подошел к Гину и уставился на него через решетку.

– Я пришел к Лори, – громко сказал Гин. – Если она дома, я хотел бы встретиться с ней.

Матье, казалось, обдумывал его слова. Затем он замахал руками, как будто говоря «нет!».

Гин упрямо настаивал:

– Пожалуйста, скажите ей хотя бы, что я здесь.

Матье снова замахал руками.

– Ладно, а как насчет миссис Сэмпл, могу я ее видеть?

Опять отказ. Взмах рукой ясно означал: «Уходите отсюда».

– Матье, – повторил Гин настойчиво, – попытайся меня понять. Я не сделаю Лори ничего плохого, я не Казанова. Я всего лишь хочу увидеться с ней и пригласить ее на ужин.

Опять: «Нет, уходите».

– Послушай, – сказал Гин, – может, это тебя переубедит.

Он достал бумажник, извлек десятидолларовую купюру и протянул ее через решетку.