– Не говорите глупостей. Я хотел вас видеть.

Она посмотрела на него. Ее зеленые глаза были чуть прищурены.

«Эта девушка невероятно красивая», – подумал он. Разве можно быть такой красивой и одновременно такой сдержанной? Он не мог этого понять.

– После вчерашней ночи, я думала, вы больше не захотите меня видеть, – сказала Лори.

– Вы ошибаетесь. Меня заинтриговала девушка, которая кусается. Я был у вас в воскресенье, позвонил в звонок, но, думаю, Матье ничего вам не передал.

– Вы приезжали вчера?

– Да, конечно. Вы полагаете, меня могло остановить небольшое недоразумение?

– Я не понимаю, зачем вы здесь, я думала, что достаточно ясно дала вам понять, что не хочу с вами встречаться.

– Яснее ясного. Сначала говорили, что я вам нравлюсь, а потом прокусили мне язык.

– Я не собиралась поранить вас, – сказала она, – язык все еще болит?

– Только когда я ем.

Она посмотрела в сторону, лучи утреннего солнца осветили ее золотистые ресницы и необычные зеленые глаза.

– Я сожалею о том, что все так сложилось. Я бы хотела, чтобы все было по-другому.

– Это могло быть по-другому, – настаивал он, – и все еще может быть по-другому. Я мог бы пригласить вас поужинать.

Она взяла его за запястье. Пожатие ее теплой изящной руки было крепким.

– Гин, я хочу сказать, что вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь. Это, и только это причина, по которой мы не можем с вами встречаться.

Он покачал головой в недоумении:

– Политическая логика тоже довольно странная, но я не могу вас понять. Вы боитесь серьезных отношений? В этом причина? Вы думаете, как бы не пострадали ваши чувства?

– Нет, – сказала она мягко, – дело совсем не в этом.

– Тогда в чем же? Ради Бога, Лори, вы должны мне сказать.

Она ответила просто:

– Я не могу.

Гин не знал, как еще можно ее убедить. Они стояли рядом на залитом солнцем тротуаре, пока не открылись двери Франко-африканского банка. Она коснулась его руки и ушла.

– Лори, – позвал он.

Она замедлила шаг, но не обернулась.

Гин многое хотел сказать ей, но так и не нашел слов, чтобы объяснить, что он чувствует. Он повернулся и, сунув руки в карманы, зашагал по улице.

Девушка в темных очках захихикала, глядя, как он уходит, но та, что жевала резинку, дернула ее за руку, и обе поспешили в банк.

Он успокоился только тогда, когда внезапно пришел к заключению, что все-таки собирается пробраться в усадьбу Сэмплов и все разведать. Им овладело то самое настойчивое, неудержимое стремление, которое помогло ему получить работу в Госдепартаменте и которое часто одобрялось в демократическом лагере. На все затруднительные, запутанные вопросы у него был один ответ: во всем разобраться и выяснить, отчего именно так все происходит. Он не был глубоким мыслителем, но рассуждал методично, анализируя детали. Гин был уверен, что этой ночью ему удастся осуществить небольшую разведку, и все это он проделает так аккуратно, что никто никогда не узнает, что он там побывал. Он хотел всего лишь взглянуть на дом и его окрестности и найти хотя бы одну причину, объясняющую упорство, с которым Лори избегала его.

Начиная с этого понедельника Лори превратилась для него в очаровательное наваждение. Гин понимал, что это похоже на юношеское увлечение, но не мог постоянно не думать о ней. Он ничего не мог с собой поделать. Он писал ее имя в блокноте и даже пытался набросать ее портрет. И, что было еще хуже, ее слова крепко засели в его мозгу: «Вы один из самых привлекательных мужчин, каких я когда-либо встречала. Вы даже не догадываетесь, как вы мне нравитесь».

– Эй, – сказала Мэгги, ставя перед, ним стаканчик кофе, – ты не болен?

– Болен? – переспросил Гин.

– Ты болен Лори Сэмпл. Твоя болезнь известна современной медицине как неистовая щенячья влюбленность. Вот так.

От неожиданности Гин обжегся горячим кофе.

– Я категорически это отрицаю, – сказал он, – кроме того, разве можно в тридцать два года страдать от щенячьей влюбленности?

– Не спрашивай об этом у меня, – сказала она, пожимая плечами, – спроси лучше у того, кто написал имя Лори Сэмпл двадцать четыре раза в твоем лучшем блокноте.

– А ты думала, я буду писать ее имя на дрянной, дешевой бумаге?

Мэгги нагнулась над его столом.

– Продолжай в том же духе, – сказала она тихо, – я уже давно тебя таким не видела.

Гин осторожно отпил кофе.

– Я не могу выбросить ее из головы. Она говорит, что я ей нравлюсь и в то же время она не может со мной встречаться. Это меня бесит, я должен во всем разобраться.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросила Мэгги.

Гин помолчал, отпивая кофе быстрыми обжигающими глотками и решая, рассказать ли ей о своих намерениях. Наконец решил, что доверится ей. Мэгги всегда поддерживала его и умела логически и уравновешенно рассуждать.

– Я разработай план, – начал он медленно, – хочу пробраться в усадьбу Сэмплов.

– Что это за план?

– Мэгги, – сказал он, убеждая не только ее, но и самого себя, – это единственный выход. Я должен узнать, в чем причина ее упрямства. Возможно, дело в ее матери. Наверное, старая карга держит ее взаперти и никому не позволяет видеться с ней.

– Гин, ты в своем уме? А вдруг тебя поймают?

Он замотал головой:

– Маловероятно. Я все продумал. Я проникну туда, немного порыскаю и выберусь оттуда без проблем.

– Но там собаки, большие собаки, ты же сам говорил.

– Даже самая большая собака не устоит перед газом. Я собираюсь взять несколько баллончиков. Почтальоны иногда пользуются такими баллончиками, чтобы ненадолго оглушить сторожевого пса и подобрать оставленное письмо.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru