Надо отметить, что Ласкер так и не стал профессиональным ученым и в этом качестве вряд ли даже достаточно заработал денег для покупки масла на тот хлеб, который зарабатывал как сильнейший шахматист мира. Правда, он в дальнейшем годами не принимал участия в международных турнирах, но никогда не оставлял шахмат: гастролировал по США и Европе, писал шахматные книги, издавал свой шахматный журнал, долго и тщательно готовился к каждому новому выступлению, будь то турнир или матч на мировое первенство.
В математике, по отзывам специалистов, Ласкер ничем не проявил себя. Как философ, в своих работах не возвышался над средним уровнем бесчисленных идеалистических сочинений, о чем свидетельствуют и их названия: «Борьба», «Понимание мира», «Философия незавершенного», причем в первых двух он проводит аналогии между законами жизни и законами шахмат.
Приезжавший в 1966 году в Москву бельгийский гроссмейстер Альберик О'Келли, приглашенный в качестве арбитра на матч Петросян – Спасский, в своей статье «Слагаемые успеха» так неожиданно вспомнил о Ласкере:
«Когда титул чемпиона мира уже добыт и нет возможности идти еще выше, честолюбие обращается на другие области. Это проявилось, например, в поведении Ласкера, который, после того как добился славы в шахматах, пытался завоевать себе имя в области философии. Я имел возможность держать в руках книгу о философских проблемах, написанную Ласкером. В ней было более четырехсот страниц. После того как я пролистал ее, просмотрев заголовки немногочисленных глав, я пришел к выводу, что очень мало людей прочитало ее от начала до конца».
Не был чужд Ласкер и литературе, написав совместно с братом пьесу, которая даже увидела ненадолго свет в одном из берлинских театров.
Занимался доктор математики и философии Ласкер и тем, что дико звучит для уха советского человека, когда речь идет о деятеле науки: торговыми спекуляциями и вообще коммерцией.
Интересно, как неудачный исход одной коммерческой операции Ласкера вынудил его согласиться на матч с Капабланкой, от которого чемпион мира, предчувствуя, видимо, потерю своего титула, вначале долго уклонялся.
Мне об этом со смехом рассказывал покойный московский мастер А. И. Рабинович, хорошо знавший Ласкера лично.
После первой мировой войны Ласкер в результате инфляции германской марки потерял почти все сбережения. Однако он знал, с какой стороны хлеб намазан маслом, и задумал одним ударом поправить свои финансовые дела. На оставшиеся деньги он приобрел в США несколько тонн масла и повез его в голодающую Германию, дабы с выгодой продать на черном рынке. К несчастью, пароход наскочил на невыловленную после войны мину, которыми еще изобиловал былой театр военных действий – Северное море, и, конечно, страховое общество не стало платить за это.
Потеряв полностью свой капитал, Ласкер вынужден был принять выгодные условия Гаванского шахматного клуба, предложившего чемпиону мира в качестве гонорара за матч с их соотечественником кругленькую сумму в одиннадцать тысяч долларов. В 1921 году матч на Кубе состоялся, и шахматная корона перешла к Капабланке, победившему Ласкера без единого поражения со счетом +4, –0, =10.
Одно время Ласкер увлекся японской игрой «го» и даже играл в нее по переписке с другими знатоками, а позже прославился еще и как карточный игрок.
С 1926 по 1933 годы он зарабатывал себе на жизнь главным образом игрой в бридж и даже открыл в Берлине школу карточной игры. Ласкер был участником команды Германии на Всемирной олимпиаде по бриджу и выпустил «научный» труд «Энциклопедия игр», став признанным авторитетом и в этой области.
В шахматных соревнованиях в этот период Ласкер не выступал, но написал объемистый «Учебник шахматной игры», перевод которого неоднократно издавался и в СССР.
В интересных воспоминаниях Н. Розенель-Луначарской «Память сердца» находим такое упоминание о Ласкере, относящееся к 1930 году, когда она с Луначарским посетила Берлин:
«Мы пересекли площадь возле Геденскирхе и направились в знаменитое „Романишес кафе“ – место встреч берлинской художественной богемы. Это Монмартр и Монпарнас Берлина, вместившиеся в один, правда, огромный зал…
Не успели мы войти, как сквозь сизый табачный дым нас увидели и узнали завсегдатаи кафе. Несколько человек поднялись из-за своих столиков и подошли к нам. Среди них был прославленный экс-чемпион д-р Э. Ласкер. Оказалось, что он здесь ежевечерне играл в покер. В тот период он слыл крупнейшим арбитром по покеру, и покеристы всего мира считали его решение окончательным. Жилось ему в материальном отношении трудно, и этот „арбитраж“ служил для него подспорьем».
Но, конечно, несмотря на такую широту интересов, Ласкер всегда был прежде всего шахматистом. Не случайно, когда он в 1941 году умирал в Нью-Йорке, куда направился из Москвы, где он прожил несколько лет, спасаясь от гитлеровского «рейха», последние слова Ласкера были: «Шахматный король»!
Чигорин, характеризуя в 1903 году игру Ласкера, первым из шахматных знатоков высказал общепринятое теперь мнение, подтвержденное и самим чемпионом мира, что «Ласкер рассматривает шахматы, главным образом, как борьбу. И вооружение его разнообразно. Ласкер еще долго будет страшен для самых одаренных противников. Вот Тарраш, который не любит Ласкера, удосужился как-то подсчитать, сколько тот выиграл партий, которые ему „подарили“ противники. На одном Нюрнбергском турнире, по подсчету Тарраша, Ласкер был обязан „счастью“ не более не менее, как пятью очками! Правда, из этих пяти выигранных партий он действительно не меньше, чем в трех, стоял на проигрыш. В частности, у меня против Ласкера была выигранная партия, которую я испортил, удалив ферзя из игры. Но кто, кроме Ласкера, мог бы задумать опасную атаку на королевский фланг теми малыми средствами, какие оставались в его распоряжении?! Нет, все это вздор! Ни счастьем, ни внушением нельзя объяснить силу Ласкера. У него и темперамент бойца и огромный талант. Стейниц из шахмат хочет сделать науку, я искусство, Ласкер – борьбу, или, если хотите, – спорт».
Это замечательное самокритичное высказывание Михаила Ивановича требует пояснений. По свидетельству современника, наблюдавшего упомянутую партию Ласкер – Чигорин, Ласкер по окончании партии сказал ему, что «час назад потерял надежду сделать хотя бы ничью». Кому, как не Чигорину, было бы говорить о случайности победы чемпиона мира, но Михаил Иванович всегда оставался верен себе и истине!
Упоминание о «внушении» объясняется тем, что завистливый Тарраш в одной статье заявил, что из-за подобных «случайных» побед Ласкера «поневоле хочется верить в колдовство, гипноз и тому подобное… Действительно, кажется, что Ласкер оказывает необъяснимое влияние на многих своих противников. Слишком трудно понять тот факт, что испытанные маэстро, вопреки своему обыкновению, внезапно начинают ему проигрывать безусловно выигрышные партии».
В высказывании Тарраша страннее всего, что этот «доктор», профессиональный врач столь по-обывательски рассуждает о гипнозе, что ставит его на одну доску с колдовством, а «трудно понимаемые» для абстрактного, шаблонного мышления Тарраша победы Ласкера тонкому аналитическому уму Чигорина, как видно, были «легко понятны».
Сам Ласкер позже изложил свои основные установки. «В шахматах, – писал чемпион мира, – есть элементы науки и искусства, но те и другие подчинены основному – борьбе!»
«Мне, – говорил как-то Ласкер Тартаковеру, – удавалось спасать восемь или девять партий из десяти, которые авторитеты объявляли проигрышными, но я сам не считал их безнадежными даже в самый критический момент. Шахматы – это борьба между людьми, а не между фигурами, и ошибка – такая же составная часть партии, как и ее ходы».
Ласкер был замечательным спортивным психологом, учитывавшим не только чисто шахматные особенности стиля и недостатки игры противников, но и их индивидуальность в целом. Он первым ввел в обиход обычную в наши дни тщательную подготовку к встрече с каждым конкретным противником, изучение не только его партий, но и всего шахматно-спортивного комплекса.