Стейниц, детально комментировавший течение матча в своем журнале «Интернейшл чесс мэгэзин», дал такое характерное примечание к своему 13-му ходу в первой партии матча, опубликованное, конечно, задолго до победы Чигорина:

«Мой противник ведет атаку так же, как и в большинстве игранных со мною матчевых партий, т. е. как представитель старой школы. Он уверен в пользе надвигания пешек или даже пожертвования одной или нескольких с целью поставить противника в затруднительное положение на королевском фланге или запереть его фигуры. Я же утверждаю, что король – сильная фигура, в большинстве случаев может сама себя защищать, и что Чигорину, при его методе ведения атаки, придется ввести в дело тяжелые фигуры, стесняя ими легкие. Я полагаю также, что мои легкие фигуры будут успешно развиты, а далеко продвинутые пешки Чигорина, не имеющие возможности отступить, станут объектами моей будущей контратаки. Теперь у меня есть лишняя пешка; я ее, вероятно, потеряю, но зато мое положение улучшится».

Ответ Чигорина (14-й ход белых) оказался совершенно непредвиденным Стейницем, и когда чемпион мира по окончании матча опубликовал партию полностью, он к 17-му ходу дал такое примечание: «Изумительно! Этот ход, так же, как 12-й и 14-й ходы белых, носит на себе печать гения».

На самом деле игра Чигорина отнюдь не исходила из установок «старой» школы или «новой». В каждой партии он руководствовался более передовыми принципами (для того времени – сверхновейшими!), которые в наши дни являются аксиомой для любого квалифицированного шахматиста: прочное владение инициативой и гармоничное расположение фигур при надежной координации их наступательных действий с лихвой компенсируют отсутствие пешки.

Телеграфный матч Чигорин – Стейниц вызвал огромный интерес в шахматном мире. Ходы обоих противников передавались телеграфными агентствами в газеты, оживленно комментировались в русской и зарубежной печати, не говоря уже о шахматных журналах всего мира. Всюду публиковались интервью с местными маэстро, их прогнозы и анализы. Весь шахматный мир с затаенным дыханием следил за интереснейшим соревнованием двух великих шахматистов.

И не только шахматный мир «следил», но и… американская полиция, оказавшаяся еще более духовно убогой, чем русская, и насмешившая жителей Нью-Йорка своим невежеством. Стейниц, пользовавшийся при передаче по телеграфу шахматных ходов шифром, в один прекрасный день был арестован по обвинению в том, что он является «русским шпионом»! Вытащив из кармана несколько американских газет и свой шахматный журнал, Стейниц, конечно, легко доказал оскандалившимся предшественникам «охотников за ведьмами» наших дней абсурдность ареста.

После почти полугодовой борьбы телеграфный матч окончился блестящей победой Чигорина в обеих партиях. Стейниц, который вообще отличался большим благородством и принципиальностью, заявил в издававшемся им шахматном журнале, что «игра Чигорина была во всех отношениях изумительна» и что «никогда ни одно шахматное соревнование не вызывало к себе такого широкого и буквально всеобщего интереса».

Но чемпион мира явно не мог свести концы с концами и объяснить своим поклонникам: как же так – он, чемпион мира и глава «новой» шахматной школы, – проиграл королю «старой» шахматной школы. И Стейниц, не желая признавать принципиальное превосходство новаторской игры Чигорина, дал такое курьезное объяснение.

Он писал про первую партию, забыв о процитированном мною примечании и многих других, подобных ему: «Это было медлительное сражение за позицию, и русский маэстро продвигался вперед по наиболее одобренным принципам современного боевого шахматного искусства».

Как видно, чемпион мира признавал себя побежденным дважды: и как практик и как теоретик, поняв наконец ошибочность своих прежних утверждений о принадлежности Чигорина к «старой» школе.

Результат телеграфного поединка имел важные последствия. Еще задолго до его окончания всему шахматному миру стала ясна необходимость новой матчевой встречи чемпиона мира с гениальным русским претендентом, тем более что Чигорин уже давно имел принципиальное согласие Стейница на матч-реванш.

Русские любители считали необходимым провести матч в обычном, прохладном климате.

На этот раз без всякого труда были собраны в Петербурге средства, достаточные для оплаты денежной ставки за Чигорина в две тысячи долларов, расходов Стейница по проезду его в Петербург и содержания участников матча.

Спустя лишь три дня после окончания телеграфного матча, 1 мая 1891 года, Петербургское шахматное общество направило Стейницу телеграмму с предложением играть матч в Петербурге в любое удобное для него время.

Но Чигорин уже настолько высоко котировался в мировом общественном мнении, что у его земляков появились мощные конкуренты. На следующий день из Нью-Йорка была получена встречная телеграмма: «Гаванский шахматный клуб желает устроить ваш матч со Стейницем в декабре до десяти выигранных партий на две тысячи долларов. Принимаете ли вы предложение?»

Наступил критический момент в шахматной карьере великого русского шахматиста. Чигорину было над чем призадуматься. Где лучше играть матч?

Невыгоды кубинского климата были очевидны.

Играть в Гаване значило наверняка играть ниже своих возможностей. Но на Кубе был горяч не только климат, на Кубе была горяча и любовь кубинских любителей шахматной игры к Чигорину, и не только как к гениальному маэстро, но и как к обаятельному человеку. Так к Чигорину относились не только на Кубе. Сухой, сдержанный в оценках Ласкер вспоминал о Чигорине:

«Это был живой, любезный человек, открытый, искренний. Он импонировал по внешности. Глаза его всегда оживленно блестели, одевался он очень тщательно, его манеры внушали всем уважение. Во всяком обществе он сразу же привлекал к себе всеобщее внимание – прежде всего своей сердечностью.

Если попытаться охарактеризовать его как мыслителя, то прежде всего необходимо отметить, что он был больше художником, чем философом. Однако его суждения, основанные на чувстве или инстинкте, часто бывали более метки, чем мнения многих, придерживавшихся строго логических построений. Стейниц как последовательный мыслитель был выше его, однако в понимании правильности, силы и красоты в шахматном искусстве Чигорин далеко превосходил Стейница».

Интересна и характеристика личности Чигорина, данная Ласкером.

«Михаил Иванович всегда был прекрасным товарищем. Он никогда не был в плохих отношениях ни с одним из современных ему маэстро. Он никогда не был замешан ни в какой интриге, никогда не искал случая скомпрометировать кого-либо из них. Не было случая, чтобы он пытался помешать участию в турнире кого-нибудь из своих соперников. И тени подобных побуждений у него никогда не было; он всегда стремился поднять шахматы до уровня искусства».

Однако во время пребывания на Кубе Чигорин завоевал симпатии не только тамошних шахматистов своим ярким творческим стилем игры, но и местного населения, увидевшего в представителе далекой страны простого, демократичного и просвещенного человека с широким кругозором, без каких-либо расовых предрассудков или высокомерия.

В Петербурге же Чигорину, выражаясь словами Шекспира, было бы «холодно от северных друзей». Нападки завистливых шахматных профессионалов отрицательно отразились бы и на творческом настроении и на спортивной форме Чигорина, если бы матч со Стейницем состоялся в Петербурге. Кстати сказать, события последующих лет доказали, насколько Михаил Иванович был прав в своих опасениях. Вероятно, проще всего было бы провести матч на мировое первенство в Москве. Там имелся авторитетный шахматный кружок при «Собрании врачей», были самоотверженные энтузиасты шахмат, были богачи, интересовавшиеся шахматами, которые за несколько сот рублей согласились бы прослыть меценатами.

И даже если бы московские толстосумы не пришли на помощь в организации матча со Стейницем, его финансовую сторону легко было бы обеспечить подпиской среди русской интеллигенции и вообще среди рядовых любителей шахматной игры, как это было сделано в Петербурге.