Кубинские матчи Чигорина с сильнейшими современниками не только сделали его имя широко известным любому шахматисту мира, но и превратили Михаила Ивановича в глазах передовой русской общественности в национального шахматного кумира.

Чутко реагировал на успехи русского шахматного короля петербургский газетный король А. С. Суворин, игравший ту же роль в русской прессе, как лорд Ротермир в Англии и Херст в США. Сам Суворин был талантливым журналистом, беллетристом, драматургом, выбившимся из нищеты, как и Чигорин, но ценою низкопоклонства перед правительством и циничного приспособленчества достигшим влияния и богатства. Суворин издавал и редактировал наиболее распространенную в то время газету «Новое время», был владельцем крупного книжно-журнального издательства и петербургского «Нового театра».

«Бедняк, либерал и даже демократ в начале своего жизненного пути, – миллионер, самодовольный и бесстыдный хвалитель буржуазии, пресмыкающийся перед всяким поворотом политики власть имущих в конце этого пути», – писал про Суворина В. И. Ленин.

Стремясь привлечь к своей газете выдвигающиеся таланты, которые он мог бы эксплуатировать, Суворин не пренебрегал никакими средствами. Например, он старался прочно привязать к «Новому времени» Чехова, распознав его огромное дарование еще в то время, когда тот только начинал входить в славу.

Вот что писал Чехов своему брату 24 марта 1888 года: «Суворин пресерьезнейшим образом предложил мне жениться на его дщери, которая теперь ходит пешком под столом…

– Погодите пять-шесть лет, голубчик, и женитесь. Какого вам черта нужно? А я лучшего не желаю.

Я шуточно попросил в приданое „Исторический вестник“ с Шубинским, а он пресерьезно посулил половину дохода с „Нового времени“. Его супруга, наверно, уже сообщила тебе об этом…» Чехов, конечно, не принял «предложения».

Суворин не упустил возможности завербовать в число сотрудников «Нового времени» Чигорина. Сыновья Суворина были шахматистами – членами чигоринского клуба. Как только Чигорин вернулся в Петербург после матча с Гунсбергом, Суворин через сыновей предложил ему вести в газете постоянный шахматный отдел. Дебют Чигорина в «Новом времени» состоялся 30 апреля 1890 года, «миттельшпиль» продолжался восемнадцать лет, до «безнадежного эндшпиля» – смерти.

Чигорину было установлено ежемесячное жалованье: сначала 50 рублей, потом 75, а с 1896 года – 150 рублей. Эти оклады явились своеобразным барометром, отразившим растущий авторитет Чигорина в общественном мнении страны и все увеличивающуюся популярность его шахматных отделов.

Для Чигорина предложение Суворина было очень заманчивым. Он получал постоянную творческую трибуну для пропаганды своих теоретических взглядов в газете, которая благодаря покровительству властей распространялась не только в Петербурге и Москве, но попадала и в самые «медвежьи углы» русской провинции. Это обеспечивало Чигорину многолетний контакт с десятками тысяч любителей игры и способствовало их объединению. Твердое же (под конец – довольно большое) жалованье, значительно превышавшее жалованье мелкого чиновника, спасало Чигорина от нищеты.

Шахматные отделы Чигорина были очень большими – величиною приблизительно в два полных столбца центральной газеты наших дней, набранных мелким шрифтом. В отделах этих печатались задачи, этюды, концовки, партии самого Чигорина и других русских и зарубежных маэстро, теоретические заметки, сведения по истории игры, хроника соревнований в России и за рубежом, ответы читателям.

В подробнейших комментариях к партиям, в теоретических статейках и заметках чувствовался новаторский подход Чигорина к актуальным проблемам дебюта, середины игры, эндшпиля, а глубокий, разносторонний анализ, колоссальная эрудиция великого русского шахматиста делали чигоринские шахматные отделы ценнейшим учебным материалом и для любителей игры и для профессионального маэстро. Достаточно самого беглого взгляда на эти огромные шахматные отделы, чтобы убедиться, что он был исключительным, самоотверженным тружеником.

Характерной чертой Михаила Ивановича как шахматного литератора был чисто научный подход к шахматной теории. Чигорин не выносил поверхностных комментариев и рассуждений по принципу «взгляд и нечто», анализов, основанных на «игре автора в одни ворота», когда принимается желаемое за действительное. В своих непрерывных дискуссиях Чигорин обрушивался на таких горе-аналитиков со всем пылом своего страстного темперамента.

Об отношении Михаила Ивановича к своей творческой, литературной и аналитической работе, о его требовательности не только к другим, но прежде всего к самому себе дают яркое представление найденные в конце 1966 года 57 писем Чигорина. Из них была опубликована лишь небольшая часть, да и то не полностью, и в дальнейшем я буду цитировать наиболее красочные из них.

Они адресованы тогдашнему молодому московскому шахматному энтузиасту Дмитрию Николаевичу Павлову, в котором Чигорин обрел наконец родственную душу, разделявшую его творческие установки, чаяния и надежды – своего рода первого шахматного апостола.

Эта переписка очень любопытна! Некоторые письма производят трогательное впечатление, а читая иные, сам переживаешь душевную боль их автора. Особенно грустно читать те строки, где Чигорин выдает себя за умудренного опытом, практичного шахматного дельца, а на самом деле остается все тем же детски-наивным, доверчивым человеком, которого, выражаясь словами известной трагедии А. К. Толстого, «во всех делах и с толку сбить и обмануть нетрудно».

Фанатизм страстного общественника сочетается в письмах с полной житейской неприспособленностью художника и шахматного поэта.

По внешней форме письма – обычные листки почтовой бумаги или небольшие редакционные бланки газеты «Новое время». Они до предела исписаны рукой Чигорина. Бисерный четкий почерк профессионального писца, выработанный во времена, когда пишущих машинок еще не существовало, изящный, но старомодный, с характерным для середины прошлого века начертанием букв. Зачастую письма состоят из многих листков, а порою даже пишутся с «продолжениями» – в случаях, если их автору пришлось оторваться для срочного дела.

В этих письмах, большинство которых еще не видело света, отражены и тогдашний шахматный быт, и взаимоотношения Чигорина с современниками, и травля его многочисленными недругами, и горький опыт, накопленный им при организации шахматных клубов и журналов, и ярость теоретической полемики Михаила Ивановича с отечественными и зарубежными оппонентами, неустанно и бездарно «опровергавшими» исследования гениального русского шахматиста.

К сожалению, в этой переписке не хватает многих интересных писем, относящихся ко времени выступлений Чигорина в крупнейших международных соревнованиях, о которых будет рассказано далее. А такие письма могли бы пролить свет на многие таинственные спортивные срывы русского чемпиона.

Начатая в 1892 году, эта интереснейшая творческая переписка спустя пять лет внезапно оборвалась ввиду переезда Павлова из Москвы на работу в глухую провинцию – на Нижне-Туринский завод Пермской губернии, после чего Павлов на долгие годы выбыл из шахматной жизни.

Привожу наиболее характерные высказывания Михаила Ивановича о самом важном участке шахматной культуры – дебютных анализах.

«О, господи! – восклицает в одном письме Чигорин. – Какие у нас шахматные критики, скороспелые на выводы и заключения. Отыщут какой-либо ход, против которого они сами не могут ничего поделать, и то так все в печать лезут: „вполне отражает“, „упустил из виду“… „ни тот ни другой не обратили внимания“… Очень полезно для решения вопроса, когда и малоопытные любители будут обращать внимание на то, что им придет в голову, давая даже не лучшие варианты, но когда они мнят, что „ларчик просто открывается“, то становится несколько забавно. Я работаю вот уже сколько лет над разбором партий, дебютов, и сколько труда приходится прикладывать, чтобы добиться истины (не всегда и добьешься ее); несмотря на это, я стал еще осторожнее».