Так поступает Иващенко при выполнении заданий.
Но был случай, когда прорвалась в нем ненужная лихость после служебных дел. И суровое наказание было...
Полковник задержал свой взгляд на молодом лейтенанте. Ему вдруг стало жалко, что так строго наказали человека, но тут же вспомнился разговор, который ему передали. Когда Иващенко объявили приказ, он спокойно заметил: "Ну что ж, наказали за дело, а убиваться не буду. Пусть падают духом те, у кого нет веры в свои силы. Такие за первым взысканием получат еще десять. А, я быстро выправлюсь". И это не осталось словами...
Умные и смелые люди. Мастера высшего класса.
- А вы хорошо понимаете, на что идете? - после долгой паузы спросил полковник.
- Так точно, товарищ полковник! - отрапортовав Иващенко. - Мы обо всем подробно говорили. Если потребуется, мы готовы жертвовать жизнью.
Полковник грустно посмотрел на него:
- Этого очень мало, лейтенант.
Что же еще можно требовать от человека, если он готов отдать свою жизнь?
* * *
Валя решила попросить внеочередной выходной день, а отработать в воскресенье. Не потому, что сегодня уезжает Гурам, а просто накопилось много домашних дел. Если бы она хотела из-за него, то незачем и выходной брать. Поезд отходит в шесть, а она кончает в пять. В крайком случае, можно было отпроситься на час раньше.
Получив разрешение, Валя вернулась домой, помыла полы, кое-что постирала, прибрала в комнате. Чем заняться дальше, она не знала. Странно, казалось, так много дел, а вот забыла. Память какая-то стала...
Ну что ж, сегодня в столовую она не пойдет, а сварит себе обед на два дня. Если заглянет подруга, хватит и ее накормить. Пожалуй, на первое придется сварить суп с фасолью. Гурам прав, это очень вкусно.
В магазин она шла медленно, оглядываясь, но как только завернула за угол, начала торопиться. На счастье, в это время покупателей мало, и она не задержалась. По дороге домой вспомнила, что давно уже у нее лежит подворотничок Гурама. Машинально ускорила шаг. Ей теперь безразлично, будет ли у Гурама еще один чистый подворотничок, и, конечно, он не придет за этой тряпочкой, но постирать ее все-таки надо.
Если явится, пусть не считает ее мелочной.
Подворотничок оказался чистым и лежал в ящике комода. Но раз уж она его достала, решила немного освежить и подкрахмалить.
Потом готовила обед, и тут выяснилось, что забыла купить лавровый лист, который очень нужен. Ей было страшно досадно. То и дело поглядывая в окно, она не могла решить: идти за ним или нет? Будь дома хозяйка, можно было бы сбегать. Нет, обойдется без лаврового листа. В магазине, конечно, сейчас много людей, а она взяла выходной не для того, чтобы торчать там.
Когда сварился обед, было уже четыре часа. Обычно Валя обедала в два. Но сейчас есть еще не хотелось. Села отдохнуть у окошка. То ли она сильно устала, то ли просто задумалась, но когда взглянула на ходики, был уже шестой час. Ей пришла мысль пойти прогуляться. В самом деле, почему она должна сидеть дома в выходной день.
Надев свое любимое платье, вышла, не зная, куда направиться. В центре можно встретить знакомых, начнут расспрашивать, почему в рабочий день гуляет, а объяснять не хотелось. Машинально пошла в сторону железнодорожного полотна, взобралась на высокую насыпь, и здесь ее внимание привлек вокзал и перрон, заполненный людьми.
Она смотрела на толпу, но неожиданно подошел поезд и все загородил. На каждом вагоне табличка "Москва - Батуми". За два часа до Батуми станция Лакчхуги. От станции до дома десять минут ходу. Если много вещей, можно взять такси...
Какой минный состав - четырнадцать вагонов!
Первый багажный, потом почтовый. Ресторан почти в центре, а по бокам спальные вагоны прямого сообщения. Зачем, интересно, такие большие буквы, через весь вагон. Солдаты в таких вагонах не ездят...
Сквозь окна она видела, как в купе и в проходах суетятся пассажиры, и все это были незнакомые, чужие люди. На запыленной стенке вагона надпись:
"Мягкий - 32 места"... А в жестком - шестьдесят.
Значит, во всем поезде - шестьсот тридцать два...
Сколько пассажиров! И каждого, наверно, кто-нибудь провожал, и всем уезжать очень грустно.
Нет, не всем грустно. Есть такие, которых ждут.
Эти с радостью едут... Гурама тоже ждут - отец и виноградники...
Интересно, в каком он вагоне?.. Когда приедет домой, вторую кровать, приготовленную для нее, выставят...
До отхода поезда оставалось минут пять. Глаза забегали по вагонам. В тамбурах стало тесно, и теперь ничего не увидишь. И почему они все толпятся в проходах?
Мелькнула и скрылась за чьими-то спинами фигура солдата...
Со стоном тронулся поезд. Валя пошла, не отрывая глаз от вагонов, всматриваясь в каждое окно. А они уходили быстро, потом побежали, и вот уже в мелькающих стеклах все слилось. Отчетливо видна фигурка кондуктора с флажком на последней площадке.
Валя остановилась у маленькой березки, обхватив рукой ствол.
Поезд набирал скорость, извивался на стрелках.
Потом вытянулся в прямую линию, несколько минут удалялся, и вдруг паровоз нырнул куда-то вправо, исчез и втянул за собой весь состав.
Стройная, худенькая, с выбившейся прядью волос, стояла Валя, держась за березку, и смотрела на длинные нити опустевших рельсов. Что она здесь делает и почему стоит? Из-за того же поворота, куда нырнул поезд, показался паровоз, а за ним красные вагоны.
Товарный состав быстро приближался.
Ни о чем не думая, она сорвала с березки веточку, за которой потянулась полоска коры от молодого, неокрепшего ствола, и пошла обратно. На краю насыпи обернулась. Товарный поезд подходил к станции.
На стволе березки остался белый след, как оголенная рана. Заживет она или погибнет березка? Но Валя не смотрела на березку и не видела раны. Она спустилась с насыпи.
На улице было оживленно. Взад-вперед шли люди, проносились автомобили, автобусы, трамваи.
Валя смотрела по сторонам и видела незнакомый, чужой город. Ей вдруг стало жаль маму. После смерти отца она осталась одинокой.
Откуда-то доносилась музыка, кто-то расхохотался у нее за спиной, громко кричала мороженщица, выхваляя свой товар... Она живет в этом большом и шумном городе, ей здесь весело, а мама совсем одна. Если в самые ближайшие дни к ней не переедет брат, как он собирался, Валя сама отправится к маме. Нельзя допускать, чтобы человек был одинок. Можно все перенести, кроме одиночества.
Незаметно Валя подошла к дому. Вот тут, на крылечке, они всегда прощались. Часто, сидя здесь, она ждала его. Старые, покосившиеся ступеньки, жиденькие перильца. Он все хотел поправить, да так и не выбрался. Ваня Махалов оказался прав. "Ты, - говорил он, - от Гурама не дождешься, поломать - он мастер".
Гурам горячился, но тоже отшучивался, а вот так и не сделал...
Идти домой Вале не хотелось. Сидеть сейчас одной в комнате невыносимо. Хорошо бы Ваня с ребятами зашел. Но разве теперь они придут! Без Гурама никто из них никогда не приходил. А как их повидать, не идти же ей в казарму. Она бы, конечно, пошла, но стыдно.
Медленно и тяжело поднялась по ступенькам. Хозяйка еще не вернулась, в комнате было темно. Не зажигая света, Валя села на кровать. На аккуратную, беленькую, девичью кровать. Как же теперь жить?
* * *
Есть среди минеров мастера, обладающие не только знаниями, но и каким-то особым чутьем. В их числе и начальник штаба инженерных войск округа полковник Сныков. На его груди несколько рядов орденских ленточек и два ромба военных академий.
Все тайны мины, плоды самой изощренной фантазии вражеских "королей" минного дела, он познал не только в академиях, но главным образом в жизни. Он уже не молод, в движениях его пальцев возможно нет былой микронной точности, но обмануть его на минном поле невозможно.
Полковник Сныков срочно вылетел в Курск. По пути с аэродрома Диасамидзе подробно рассказал о создавшемся положении. Ему не терпелось узнать мнение Сныкова. А минер торопиться не может.
