Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Да уже закат! – я посмотрел на небо.

Со стороны Ростова на нас надвигалась мутная жёлтая стена. Вот уже померкло солнце, вода стала жёлтой и какой-то безжизненной.

– Боря, что же это такое.

– Наверное, пыльная буря…

Цапля, долгое время стоявшая в воде неподвижно, вдруг широко распластала крылья и тяжело полетела. Две трясогузки, переговариваясь о чем-то, быстро промчались мимо. Стало так тихо, что даже капли воды, стекавшие с удилищ, громко шлёпали в озеро.

Дохнул ветер. Над озером полетели сухая трава, ветки, я вынужден был закрыть глаза, чтобы уберечься от пыли и песка, остро бьющего в лицо.

– Собирай удочки, Ваня, сейчас пойдёт дождь.

Словно в подтверждение, вдали сверкнула молния, и гром покатился над тучами, гремя всё сильнее, сильнее, пока не разразился страшным ударом. Ещё молния, ещё… Кто-то вверху словно торопился чиркнуть спичкой, но вместо огня получались синие линии. Гром гремел, ветер шумел в камышах, со свистом проносился мимо. Мы прибежали к палатке. Юра, укладывавший плащи и пиджаки, крикнул, чтобы мы скорее залезали в палатку и застёгивали вход.

Снова дунул резкий ветер. В окошечко я увидел, как он покатился вдоль озера, пригибая книзу камыш и побелевшие ивовые кусты. Оглушительно треснуло, как мне показалось, у нас в палатке. В брезент что-то ударило снаружи, потом ещё и ещё, и палатка присела под обрушившимся потоком воды.

Я высунул голову наружу. Шум, грохот, темень. Камыши и белые кустарники, выхваченные из темноты, словно подпрыгивали при вспышках молний. По озеру мчалась пустая лодка Хлюстовых – её гнал ветер.

– Эй, товарищи, поплыли! – крикнул Юра.

Дно палатки намокло. Мы сели на корточки.

– Ну-ка, как тут поживает дергачишка? – сказал Юра, сунув руку в один из карманов палатки. – Э, да он удрал!

Дождь продолжал хлестать в палатку. Я не выдержал и, закрывшись плащом с головой, выскочил на воздух. Совсем стемнело. Молнии слились в сплошной клубок, гром гремел не переставая. Я посмотрел в сторону фермы и вскрикнул:

– Пожар! Ребята, Федина ферма горит…

Накинув на себя плащи, мы помчались, не разбирая ни дорог, ни ям. Молнии слепили глаза. Когда поравнялись с бешено раскачивающейся кукурузой, из неё навстречу нам выбежал человек. Я сразу узнал Молчунова.

– Молчунов! Давно горит?

Он нелепо взмахнул руками и снова скрылся в кукурузе.

Через мокрое поле, хлеставшее початками по моему лицу, я выскочил к сараю. Он горел с одного конца. Рёв пожара смешался с шумом дождя и мычанием телят.

Я подбежал к воротам. В тот же миг метнулись мимо меня фигуры Бори и Юры, скрылись в дыму: «Там же телята!»

Я кинулся за ребятами. На первых же шагах наскочил на телёнка. Схватил его за уши, но он мотал головой, ревел и пятился от меня. Тогда я сбросил с головы плащ, забежал сзади и стал хлестать телка плащом. Задыхаясь от дыма, выгнал телёнка и у самых дверей почти налетел на Федю. Он вытаскивал за уши сразу двух телят.

– А, Ваня, – только и пробормотал Федя и снова исчез в дыму.

Мы добежали почти до огня, и я увидел на полу ту белоголовую тёлочку, что изжевала у меня рубашку. Тёлка тяжело кашляла и ревела. Она подобрала ноги, хотела подняться, но снова упала. Я схватил белоголовую за передние ноги и потащил. Тащить было трудно. Тёлочка упиралась задними ногами в землю. Меня обожгло жаром – с крыши упала горящая слега и подкатилась прямо ко мне. Я снова схватил тёлку. Подскочил Юра, и мы, задыхаясь, выволокли её.

– Ну, теперь всё! – облегчённо вздохнул Федя, выбегая из ворот.

– А где же Боря? Боря! Борис! – закричал Юра.

Вместе с Федей мы бросились в горящий сарай.

Боря лежал, закрыв руками лицо. Задыхаясь, мы вынесли его из дыма.

А возле сарая хлопотали уже колхозники с топорами и вёдрами, стояла пожарная машина. Огонь осветил её, и я узнал дядю Стёпу. Он крикнул кому-то возле того конца сарая, где било особенно яркое пламя:

– Разворачивайте рукав! Миша, Никанор, давайте качать, сатаны!

Пока я лежал на земле, откашливался и приходил в себя, машина работала, по крыше бежала хлопающая водяная струя.

– Отпрягай! – доносилось до меня. – Да скачи быстрее.

– Молока! Молока привези!

Около меня суетились женщины. Одна торопливо вытирала мне лицо, другая принесла воды, и я почувствовал, как холодная влага освежает, пробуждает к жизни.

Приехал какой-то мужчина. Вспышки огня, теперь уже редкие, позволили рассмотреть чемоданчик в его руках. Блеснули очки.

– Где? – спросил мужчина.

– Вот здесь, Николай Александрович. Один очень уж плох.

Я понял: привезли доктора.

– Кто очень плох? – спросил я у женщины, прикладывающей мне к голове холодную повязку.

– Да, пионер какой-то…

– Боря! – вскричал я и хотел подняться, но женщина взяла меня за плечи и с силой прижала к земле.

– Ты, мальчик, лежи, лежи! Ничего, всё обойдётся.

– Пу-устите! – пытался я вырваться.

– Лежи, лежи! – строго приказывала женщина.

С неё текла вода, и я только сейчас заметил, что и сам тоже мокрый насквозь, и подо мной грязная земля, и от моих рук пахнет дымом.

Яркий свет фонаря ударил в лицо. Чья-то рука взяла кисть, нашупывая пульс, потом прошлась по моей голове и остановилась на лбу.

Лагерь на озере чикомасов - pic_19.jpg

– Подводу, живо! – услышал я голос доктора. – В больницу!

Началась суматоха, меня понесли. Я почувствовал на лице мокрый полог. Двинулась телега, и мы поехали быстро-быстро.

Очнулся я в больнице. И первый, кого увидел, был Федя с перевязанной головой. Из-под повязки смотрели на меня с сочувствием чёрные Федины глаза.

– Что у тебя, Федя? – спросил я, кивая на повязку.

– Ерунда! Ты лежи, лежи. Сейчас тебе дадут горячего молока, и всё будет в порядке.

– Лучше бы холодненького…

– Что, горячее надоело? – Федя, как показалось мне, грустно улыбнулся и добавил. – Да, горячо было. Но всё-таки мы телят спасли…

– Главное – белоголовую, – сказал я, вспомнив, как тёлочка не хотела идти и как мы с Юрой её тащили. – А где Юра?

Оказывается, он тоже был здесь, в палате.

Сидел на постели у Бори и что-то говорил.

Боря пострадал сильнее всех. Горящая слега свалилась и ударила его по голове. Он упал без сознания. Если бы мы не подоспели…

У Бори всё лицо было в бинтах, кроме глаз, носа и рта, – ему сделали такую повязку, что он мог через неё только глядеть и дышать.

Няня принесла мне горячего молока.

– Да что вы в самом деле. Думаете, я маленький, что ли?

– Пей, вояка! – улыбнулась она и поставила передо мной на стуле стакан с молоком.

Я стал потихоньку пить молоко, но вдруг, словно обжёгшись, уставился на Федю:

– А кто поджёг ферму, известно?

– Грозой подожгло, – вяло ответил он.

– Нет, не грозой!

И я рассказал, что видел во время грозы Молчунова, выскочившего из кукурузы.

Через полчаса против меня уже сидел милиционер и записывал с моих слов некоторые события вчерашней ночи.

Лагерь на озере чикомасов - pic_20.jpg

ПОСЛЕДНЯЯ РЫБАЛКА

Из больницы нас вскоре выписали. Голова моя больше не болела, мы были здоровы. Только у Бори на щеке красовалась белая марлевая наклейка: ему смазали ожог какой-то мазью и приклеили марлю, чтобы не отрывалась.

Ещё в селе, по пути к лагерю, мы встретили милиционера. Товарищ Саакян шёл с наганом в руке, а впереди него семенили Молчунов и оба Хлюстовы. Они прошли мимо, не поднимая глаз, и только Григорий Хлюстов обжёг нас колючим взглядом.

После грозы установилась хорошая погода. По яркому синему небу тихо плыли небольшие белые облака. Трава, омытая дождём, весело зеленела.

– Давайте сегодня подольше порыбачим, чтобы домой рыбы привезти, – сказал Боря.

14
{"b":"193721","o":1}