Я пыталась успокоиться. Подняла фонарь повыше и посмотрела кругом… на ступени, высеченные в скале, на стены камеры. Тибальт должен быть где-то здесь. Он сейчас появится. А потом я припомнила свои подозрения в отношении Тибальта. Может ли так случиться, что он попросил привести меня сюда… чтобы самому от меня избавиться? Но зачем ему было посылать на это дело Леопольда Хардинга? Кто он такой, этот Леопольд Хардинг? Почему Тибальт сам не привел меня сюда? Потому что не хотел, чтобы кто-то видел, как он идет сюда вместе со мной? А когда я не вернусь…

Нет, это глупость, настоящее безумие!

Кто угодно может сойти с ума, если его закрыть в гробнице. Я поставила фонарь на землю и ударила кулаками в дверь. Она не поддалась. Как она закрывается? Леопольд Хардинг, казалось, только толкнул ее — и она открылась, когда мы входили сюда. Все казалось очень просто. А теперь она захлопнулась, и я оказалась не с той стороны. Должно быть, он просто спрятался, чтобы напугать меня. Какая глупая шутка! Я вспомнила, как сама когда-то вылезла из саркофага в Гиза-Хаус. Я отчетливо вспомнила пронзительные крики Теодосии.

— О Господи! Сделай так, чтобы кто-нибудь пришел! Не оставляй меня одну в таком месте!

Тибальт должен быть где-то здесь. Нужно осмотреться и во всем самой удостовериться, прежде чем позволить ужасу сковать сердце. Я подняла фонарь и решительно направилась к ступеням. Спустилась по ним в большую камеру. Нужно ее осмотреть. Здесь должен быть какой-то выход. Тибальт где-то наверху ожидает, пока Леопольд Хардинг приведет меня к нему. Я высоко подняла фонарь и осмотрела стены камеры. На них не было украшений, но дальше я увидела отверстие. Я прошла сквозь него. Там оказался какой-то коридор.

— Тибальт! — позвала я. — Ты здесь, Тибальт?

Ответа не последовало. Я снова подняла фонарь и увидела, что стены были густо расписаны. Длинные ряды грифов. Их крылья были распростерты, словно они парили в воздухе. Потом я вошла в следующую камеру и внимательно осмотрела ее. А затем пришла к конечной точке — дальше дороги не было.

И здесь никого не было. Я почувствовала дрожь в ногах и опустилась на пол. Меня охватил страх, какого я никогда раньше не испытывала. Меня специально привели сюда. Все те предупреждения, которые я получала, все дурные предчувствия — все они были не беспочвенны. Мне следовало внять им со всей серьезностью.

Но зачем Леопольду Хардингу обманывать меня? Зачем он солгал мне? Я вспомнила, как выбежала из храма и столкнулась с ним. Так ведь именно он преследовал меня там! Он собирался убить меня! Но эта, сегодняшняя, его идея оказалась получше, что и говорить!

Неужели Тибальт приказал ему сделать это? Кто же он такой, если исполняет приказы Тибальта? Я уставилась на рисунок — отвратительная, уродливая, злобная тварь. И ощутила над головой какое-то движение. Кто-то смотрел на меня сверху. Я подняла фонарь повыше. Па потолке была изображена летучая мышь с огромными распростертыми крыльями. Глаза мыши, вероятно, были выполнены из обсидана. При свете фонаря они казались почти настоящими. Показалось, что я слышу голос прорицателя: «Мышь кружится над вами, готовая броситься вниз».

«Что со мной будет? — спросила я себя. — Что все это значит? Зачем меня привели сюда?»

Я замерзла. Или это страх заставлял меня дрожать так сильно, что я не могла усидеть на месте? У меня стучали зубы — и звук получался каким-то странным, гулким.

Невозможно было заставить себя встать и пойти назад. Меня гипнотизировала эта жуткая летучая мышь на потолке камеры.

Теперь я смогла рассмотреть и рисунки на стенах. Там был изображен фараон, приносящий жертвы какому-то богу. Была ли это Хатор, богиня любви? Наверное, да, потому что рядом был еще один рисунок — женщина с головой коровы, а я знала, что именно корова является символом этой богини.

Я так замерзла! Мне нужно двигаться. Через силу поднявшись, я стала осматривать стены. Тут мог быть выход. Тут должен быть выход! Теперь я внимательней рассмотрела рисунки. На стенах были изображены корабли, а на носу у каждого из них — привязанные вверх ногами люди. Я вспомнила: это — пленники. И еще люди — без рук или ног. И рядом — крокодил, который изувечил их — уродливый, с ожерельем на шее и серьгами в ушах.

Где я нахожусь? При входе в гробницу? Но если я у входа, то он, естественно, должен куда-то вести. Где-то впереди, вероятно, находится погребальная камера, а в ней — в каменном саркофаге — мумия, которой несколько тысяч лет.

Человек может привыкнуть ко всему — даже к страху. Ужас заполнял в мое сердце, но все же я чувствовала себя спокойнее, чем вначале, когда осознала, что нахожусь одна в этом ужасном месте. Я сделала несколько шагов. Если из этой камеры есть выход… куда он приведет? Только к древней мумии. А мне ведь нужно найти выход на волю, на свежий воздух.

«Здесь мало воздуха», — подумала я. Очень скоро мне будет его не хватать. Я умру. И буду лежать здесь, пока какой-нибудь археолог решит исследовать это место, понадеявшись, что оно может привести к великому открытию. А откроет только мое мертвое тело…

— Какая чепуха! — воскликнула я, как говорила много раз Теодосии. — Я наверняка смогу что-то придумать, что-то сделать!

От этой мысли я осмелела. Не буду смирно сидеть тут и тихо ждать своей смерти. Я найду выход, если он тут есть.

Я подняла фонарь, и снова стала исследовать стены. Теперь я поняла значение рисунков. Они должны были изображать путешествие души по реке Туан. Тут был изображен корабль в море, из вод которого поднимались ужасные морские чудовища и гигантские волны, которые грозили потопить корабль. А над ними изображен Осирис, бог подземного мира и судья всех мертвых. Это означало, что он защитит того, кто плывет на корабле, и проведет его по бурным морям Туана в царство Амон Ра.

В стене я обнаружила отверстие. Сердце подпрыгнуло в груди от ожившей было надежды. Но потом оказалось, что это — всего лишь ниша, похожая на ту, в которой устроили себе ложе Ясмин и ее возлюбленный. Когда я обследовала эту нишу, то наткнулась на что-то ногой. Я испугалась, представив себе каких-то ужасных существ, которые на рисунках поднимались из вод Туана. Я замерла и посмотрела вниз. Это был не ужасный змей, а какой-то блестящий предмет.

Спичечный коробок! Маленький золотой спичечный коробок. Какой странный предмет — и найти его здесь! Это вовсе не старинная вещь. Этот коробок принадлежит нашему веку. Я повертела его в руках, и увидела имя владельца, выгравированное на нем: Э. Трэверс! Коробок сэра Эдварда! Значит, он был здесь! От этого открытия у меня закружилась голова. Мысли спутались. Сэр Эдвард был здесь когда-то. А что, если это случилось в ту ночь, когда он умер? Он умер, потому что побывал здесь? Но он вернулся во дворец. Он никому не сказал о том, что увидел здесь, но Тибальт знал, что отец обнаружил что-то необычайное. Потом он съел то, что ему приготовили. Кто готовил еду? Мустафа и Абсалам — те люди, которые носили символ шакала, слуги паши.

Сэра Эдварда убили. В этом уже не было сомнений. И убили из-за того, что он побывал здесь. Значит, это был приказ паши. Он приказал убить сэра Эдварда, как приказал убить Ясмин и бросить ее в реку, как приказал устроить несчастный случай на мостике — в подтверждение истории о проклятии фараонов.

Паша хотел, чтобы мы убрались отсюда. Он хотел, чтобы наши изыскания закончились провалом. Почему? Потому что именно здесь было то, чего мы не должны были обнаружить. Если интерес паши к археологии действительно имел место, то почему он предпочитал убить, но не позволить кому-то сделать открытие?

Потому что сам хотел сделать его? В моем теперешнем состоянии, когда меня переполняли страх и паника, все воспоминания всплывали в памяти ярче и отчетливее, чем обычно. Я вспоминала толстое лицо паши, его трясущиеся толстые щеки, вымазанные жиром губы. Его хитрую улыбку, когда он пробормотал: «Существует легенда о том, что мои предки сколотили свое состояние на грабеже захоронений». Неужели он по-прежнему приумножает свои богатства таким незаконным способом?