— Что за ерунду ты несешь!

— Все говорят, что там ничего нет. Оставаться здесь — напрасная трата времени и денег. Но Тибальт и слушать ничего не хочет. Сэр Эдвард умер. Но прежде, чем умереть, он признал, что потерпел неудачу в поисках. Тибальт тоже потерпел неудачу. Но не желает этого признавать.

— Я не знаю, откуда у тебя такие сведения.

— Если бы ты не была влюблена в него до безумия, ты бы тоже это поняла.

— Послушай! Они нашли в гробнице указания на то, что вскоре будет сделано величайшее открытие всех времен!

— Я хочу домой.

Лицо ее было бледным. Она выглядела такой несчастной, что я тотчас же перестала на нее сердиться за то, что она нападает на Тибальта.

— Уже осталось недолго, — успокаивающе произнесла я. — А потом вы с Эваном вернетесь домой. Он сможет приступить к работе в университете. У вас появится очаровательный малыш, и вы будете жить тихо и мирно. Постарайся не жаловаться так часто, Теодосия. Это беспокоит Эвана. Кроме того, ты же знаешь, что можешь отправиться домой в любой день и час. Твоя мать с удовольствием примет тебя.

— Это последнее, чего бы мне хотелось, — вздохнув, ответила Теодосия. — Представляю!.. Мать будет все время отдавать приказы… Нет, я сбежала от нее, когда выходила замуж — и я не хочу возвращаться.

— Ну тогда держись стойко. Перестань грустить и видеть во всем сплошное зло. Наслаждайся экзотикой этой страны. Ты ведь не можешь отрицать ее странную притягательность!

— Притягательность?! Не в том ли она заключается, что они бросили в реку нашу Ясмин?!

— Ну что ты! Это была всего лишь кукла.

— Кукла в человеческий рост!

— А почему бы и нет? Они хотели, чтобы она была максимально похожа на живую девушку. Пойдем к Ясмин, и ты сможешь сама рассказать ей, как эта кукла напоминала ее саму!

Мы дошли до узкой улочки, пробрались сквозь толпу — и перед нами оказалась лавочка, в которой были выставлены товары из кожи. На стуле, который обычно занимала Ясмин, сидел какой-то человек. Мы остановились, и человек встал со стула, приняв нас за потенциальных покупателей. Я догадалась, что это — отец Ясмин.

— Да пребудет с вами Аллах, — сказал он.

— И с вами тоже, — ответила я. — Мы разыскиваем Ясмин.

На его лице промелькнуло выражение, которое я могла бы описать только как ужас.

— Кого? — переспросил он.

— Ясмин. Она ваша дочь? — спросила я.

— Не понимать.

— Мы почти каждый день разговаривали с ней. Но в последнее время не видели ее здесь.

Он покачал головой, будто бы пытаясь вникнуть в смысл моих слов, но я была совершенно уверена, что он все понял.

— Где она? Почему ее здесь больше нет?

Но он только качал головой.

Я взяла Теодосию за руку, и мы ушли. Я не замечала ни толпы, ни гула голосов, ни подносов с пресным хлебом, ни шипящих кусков мяса, ни пестрых одежд продавцов лимонада. Я думала только о кукле, которую бросили в бурлящие воды Нила и которая очень напомнила Ясмин. А теперь девушка исчезла…

Вернувшись во дворец, мы узнали, что пришла почта. Это всегда было важным и радостным событием. Я захватила свои письма в спальню, чтобы почитать в одиночестве.

Первое было от Доркас и Элисон. Как я любила эти письма! Они писали их на протяжении нескольких недель, добавляя по нескольку строк каждый день, так что можно было читать их, как своеобразный дневник. Я представила, как «письмо Джудит» лежит на письменном столе в гостиной, и каждый раз, когда случается что-нибудь стоящее упоминания, Элисон или Доркас берутся за перо.

А, это почерк Элисон…

Что за погода! В этом году ожидается хороший урожай. Будем надеяться, дождя не будет. Джек Полгрей нанимает людей издалека — даже в Девоне — потому что предполагается небывалый урожай.

Яблоки наливаются, и груши тоже. Надеемся, осы не доберутся до слив. Ты же знаешь, какие они! Сабина выглядит прекрасно. Она довольно часто приходит, и Доркас помогает ей готовить приданое для младенца — хотя ждать еще довольно долго. Бог мой! Я никогда не видела такого грубого шитья! А ее вязание! Доркас приходится распускать все, что она навязывает за день, и все делать самой. Не понимаю, почему бы не позволить Доркас все сделать самой? Но Сабине нравится думать, что она сама готовит вещи для ребенка.

Потом писала Доркас:

Мы уже очень давно тебя не видели. Ты осознаешь, что мы расстались впервые в жизни? Когда ты возвращаешься? Мы так соскучились!

На прошлой неделе умер старый мистер Пеггер. Он не был нежным и заботливым мужем и отцом, хотя и нельзя говорить плохо о покойных. Ему устроили пышные похороны, и Мэтью Пеггер стал новым могильщиком. Он сам копал могилу для своего отца — хотя некоторые полагают, что это неправильно. Надо было нанять кого-то другого для этой цели.

Оливер думает пригласить викария. Тут столько работы! Когда был жив отец, Оливер ему помогал. Он работает не покладая рук. И нам очень приятно видеть, как он сплотил наш приход.

И так далее. Наступила пора сбора урожая. Он оправдал все ожидания. Джек Полгрей, экстравагантный и широкой души человек в сравнении со своим скупым отцом, устроил по окончании уборочной страды танцы в большом сарае — и даже пригласил скрипачей! Все делали кукол из соломы и кукурузы, и вешали на стенах кухонь до нового урожая, чтобы и следующий год был таким же щедрым и удачным.

События, описанные в письме, представлялись мне так отчетливо и ярко, что меня с головой накрыло жгучее желание оказаться там. В конце концов, там мой дом, а я сейчас так далеко от него!

Пришло письмо и от Сабины — полное ее несвязных каракулей, в основном о том, как ей помогают мои тетушки и с каким нетерпением она ждет появления ребенка, и не странно ли, что Теодосия тоже в таком же положении… А что же здесь странного? Все вполне естественно. А как насчет меня? Я же не собираюсь отставать? Я должна буду сразу же сообщить ей эту новость, потому что тетушки очень тоскуют, им хотелось бы, чтобы я вернулась домой, забеременела и дала им возможность хлопотать над еще одним младенцем в семье. Потому что хотя они и ангелы, и относятся к ней, как к родной, все же никто на свете не заменит им Джудит.

Я читала письмо, когда послышался стук в дверь. Вошла Табита. В руке у нее было письмо. Она смотрела на меня невидящими глазами.

— Тибальт… — начала она.

— Он на раскопках, конечно.

— Я думала, что, может…

— Что-то случилось, Табита?

Она не ответила. Я вскочила и подошла к ней. Тут я заметила, как сильно у нее дрожат руки.

— Плохая новость?

— Плохая?.. Не знаю, можно ли ее так назвать. Наверное, хорошая… Джудит… это наконец случилось.

— Что случилось?

— Он умер.

— Кто?.. А, ваш муж! Присядьте. Вы испытали шок.

— Это письмо из той лечебницы, где его содержали. Он очень болел… Вы помните, как я ездила повидать его. А теперь… он умер.

— Полагаю, — сказала я, — это то, что называют счастливым избавлением.

— Он был неизлечимо болен. О, Джудит, вы не представляете, что это значит! Наконец… я свободна!

— Я могу вас понять, — мягко заметила я. — Может быть, выпьете чего-нибудь? Немного бренди?

— Нет, спасибо.

— Тогда я велю принести мятного чаю.

Она не ответила. Я позвонила в колокольчик. Появился Мустафа, и я попросила его принести чай. Он очень скоро вернулся. Мы сидели и пили освежающий чай, и Табита рассказывала мне о тех долгих тоскливых годах, когда она была одновременно и замужем и не замужем.

— Уже около десяти лет назад его поместили в больницу, Джудит, — сказала она. — А теперь… — ее прекрасные глаза сияли. — Теперь, — добавила она, — я свободна!

Ей страстно хотелось поговорить с Тибальтом. Хотелось рассказать это именно ему. Но ей это не удалось, потому что все задержались на раскопках, а когда вернулись, уже подали обед. Сразу после окончания обеда Тибальт поспешил на раскопки. Я наблюдала за Табитой. Ей так не терпелось сообщить ему эту новость!