— Перед ДИЛЕММОЙ, товарищ капитан...

Что-то щелкнуло в голове, хрустнуло так...

— Ну в отношении ВАС, то-ва-рищ Бо-ро-вик, я перед ДИаЛЕММОЙ не стою — два наряда вне очереди!..

Надо отдать должное — вы будете смеяться, но за первый курс наш взвод стал отличным! И на втором, когда старый ротный уходил в академию — Шура остался временно исполняющим обязанности командира роты.

«Ему ЕЩЕ ТОЛЬКО сорок один, а, смотрите, смотрите — он УЖЕ целый капитан! Карьерист, однако...» И тут, вот оно, Фортуна! Нашему «вечному» капитану, «засветил», забрезжил МАЙОР...

Мечты, мечты... Как он старался! Да только судьбу не обманешь. «Фортуна нон пенис, ин манус но реципи...» За первые два месяца его ВрИО, временного исполнения обязанностей, рота дала 37 пьянок. Времена были суровые, андроповские. Сколько пьянок — столько отчисленных. Этого Шуре комбат не простил... Денисыча «сослали» в батальон обеспечения. Уже навсегда. До пенсии... А мы потом, до самого выпуска, уже были только отличным взводом.

На выпуске он стоял не в нашем строю. Он вообще не стоял в строю.

Он стоял в гостевых рядах, и, улыбаясь, махал нам рукой...

Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту...

Через двадцать лет мы встречались на встрече выпускников нашего батальона. Были все курсовые офицеры. Комбат, ротные. Был и Шура. Увидев группу выпускников третьего взвода, подошел к «своим»:

— Ну что, «рас-звез-дяи», не обижаетесь на старика, с это?..

— Да ладно, Денисыч, ты что! Ты брось это! Все ж на пользу...

А за столом, когда пришла его очередь говорить тост, он сказал:

— Я имею право тут говорить. Я тут из вас один такой — шестнадцатилетний капитан...

Шура, Шура... Александр Денисович...

Он, и правда, имел это право.

Наш «Вертолет».

Заслуженно.

Я знаю...

Как и когда Борька, здоровенный черного цвета козел, появился в мангруппе, никто уже не помнил. Казалось, он был в мангруппе всегда. Он был ее неотъемлемой частью, как знамя, как сын полка, как комната боевой славы, как строевая песня. У редкого бойца в дембельском альбоме не было набора фоток с Борькой: «Я и мой ефрейтор», «Я и мой боевой конь», «Я и Вовка, который попил водички из „дурного“ колодца», «Я с пленным духом», и так далее, и тому подобное.

Неизвестно где пропадавший в течение дня Борька обычно появлялся на публике строго к боевому расчету и вставал позади начмана. Народ, припухавший и скучающий в строю, начинал тихо «умирать».

— Опять встали, как бык поссал?

«Не бык, а козел!»

Борька в это время тихо струил в песочек.

— Командиры, доложите наличие людей (за спиной тихо: бе-е-е...) Отставить шум и возню! Чарыев, подтяните ремень! Все? Р-р-равняйсь! Смир-на-а! Слушай боевой расчет! Обстановка на участке ответственности нашей мангруппы продолжает оставаться сложной (у-хр-хр, бе-еее...). Гм-х, выход отдельных вооруженных групп и банд возможен на следующих направлениях... Епона мать, старшина, откуда так воняет, опять отходы не вывезли?

Отходы... Отходы — это семечки. А вот когда Борька валит — это аут! Фосген по сравнению с его дерьмом — просто «Шанель №5», парфюм от Диора! Ну а как иначе: козел — он и в Афгане козел!

Старшина (мертвый от смеха) сквозь зубы:

— Никак нет, товарищ подполковник, увезли вовремя, лично контролировал!

— Контролировал? Может, говновозка протекла?

— Проверю, товарищ подполковник!

Ветерок сменился, и начман продолжает:

— Отставить смех! Кому смешно — предоставлю такую возможность — умрете на говне! Слушай боевой расчет!

(Хр-хмх-хр-бе-ееее...)

И тут Борька, потеряв бдительность, перестает чувствовать дистанцию и начинает тереться об начмана.

— Это что за тварь?!! Опять?!! Старшина, я же вчера приказал — в «зиндан» гада! Какого хера он опять здесь трется?! Расстрелять! За баню и расстрелять! Немедленно!! Из пулемета!!! Нет, привязать жопой к СПГ — и бронебойным!!!!..

Боря, включив заднюю, пятится. К нему уже мчится бригада добровольцев, остальной народ лежит на плацу «мертвый». Еще минут пять продолжается коррида. Борьку ловят и прячут от начманова гнева в «зиндан». С глаз подальше. А то пальнет, правда, в запале — и прощай, реликвия...

— Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик!..

Начман отходчив. А Борька... Борька вечен, как индийская корова.

Потому что у Борьки есть священная обязанность: он всегда провожает рейды на выходе. Это — примета, добрый знак. И мы уже стали настолько суеверны, что не тронемся с места, пока он не потрясет своей бородой нам в дорогу на прощание.

А еще у Борьки есть право — право на вечернюю сигарету. После ужина Борька «курит». Бойцы раскрывают пачку «Охотничьих» («Смерть на болоте») и скармливают ее всю этому черному козлу. Борька «курит» вдумчиво, по одной, медленно пережевывая и смешно шевеля губами, а бойцы пускают ему дым в нос. Глаза его постепенно краснеют...

— Б-ее-е-шка, сука, Бе-ее-шка. Смотри-смотри, кайф ловит, бля, наркоман, гы-гы-гы! Небось, мама много конопли кушала, когда тебя сиськой кормила? Че молчишь, баран?

— Не баран, а козел...

— Монопенисуально, брат, один хрен, тварь, полорогая и парнокопытная...

— Умно. Слышь, а интересно — он ведь, наверное, еще мальчик-одуванчик, ни разу не целованный ниже пояса?

— Ясный пень, и чё?

— Чё-чё? Хрен в очё! А что, если ему невесту надыбать? Бо прикол, а?

Мысль запала в головы. Кто-то вспомнил, что в старые добрые времена казаки, воевавшие Сибирь, умыкали себе невест из местных племен.

Али мы не казаки?

И во время одного из рейдов бойцы, отжав, отрезав бортом БэТэРа от основного козьего стада красивую белую козочку, затащили ее внутрь. Трофей тут же окрестили Машкой.

— Хороша, сучка! Гля, какая жопа! А глаза? А рожки, а ножки, а? Мисс Бариабаф-88, шемаханская царица! Улетная стерва... Ну, Боря, не подведи!

На «свадьбу» собралось полмангруппы. Алик Мишин, начальник 2-й заставы был и за тамаду, и за бабку-повитуху, и за генерального продюсера. Процесс!

— Боря, давай!

Боря ошалело крутил головой и не двигался с места.

— Маша, Манюня, сделай глазки козлику!

— Алик, а может, они при свете стесняются?

— Ага, а может им еще свечку принести и подержать? Давай, Боря, давай! Маша, не строй из себя целку, смотри какой у нас парень, красавец мужчина, в самом расцвете сил! Ну?

— Алик, а может им помочь?

— Угу. Помочь, показать, поднаправить... С головой-то у тебя как, нормально? Это ж козлы... А хотя, why бы и not ? Ну-ка, парни, давай, вы вот держите Маню, а вы давайте-ка тащите Бе-е-ешку поближе. Давай-давай, поднимай. Так-так, ну, Боря, Боренька, елки-метелки, мужик ты или где?

— Алик, а ты ему подрочи!

— Я щас тебе подрочу, гиббон...

Цирк этот мог бы продолжаться долго. Уж больно тема была интересная и животрепещущая.

— Мишин! Чем это вы тут занимаетесь?

Увлекшись процессом, никто не заметил, как появился начман.

— Ассимилируем местное население, товарищ подполковник! Используем, так сказать, половой процесс как мощное средство спецпропаганды. Культуру в массы, советский образ жизни! Опять же, честь мундира — никак нельзя ударить в грязь лицом! Мы — казаки...

— Что за бред? А ты, стало быть, за инструктора?..

— Так, а ну-ка, войска, жопу в горсть и скачками к старшине! Он вам нарежет фронт работ до отбоя. Марш-марш, клоуны, ебт!..

— Олег Николаевич, как не стыдно? Ну ладно, пацаны, но ты-то взрослый мужик, епрст...

— А что я, Николай Иванович?!! — Мишин завелся с пол-оборота, — Я три месяца не видел женского тела! Я из рейдов не вылезаю, я что — не человек? Я тоже имею право на отдых! Даже в Древнем Риме императоры понимали — без хлеба и зрелищ толпа звереет. Ну может боевой пехотный офицер расслабиться один раз?

— Ну ты бы, Олег, еще личным примером показал личному составу, епона мать! Ты вот что — побрейся, приведи себя в порядок. Завтра колонну отправляем в Термез за пополнением. Давай-ка дуй, там пару-тройку дней у тебя будет. Вот и отдохнешь. Смотри только — без дури, чтоб потом с опергруппой не пришлось объясняться!