На пол опустили труп молодой женщины с необычайно красивым аристократическим лицом, на котором застыло только одно глубокое удивление. У нее был пробит череп выше правого уха. Очевидно, смерть наступила мгновенно. На белой шее виднелось жемчужное ожерелье. Изящное черное шелковое платье было лишь немного изорвано внизу и от ворота до плеча. На обнажившемся плече виднелась родинка.
«Как у той, — подумал Керн. — Но это… какая красота! — Керн наскоро измерил шею. — Как по заказу».
Керн сорвал дорогое ожерелье из настоящих крупных жемчужин, бросил его служащим и сказал:
— Я беру вот этот труп. Но так как у меня нет времени произвести здесь тщательный осмотр трупов, то на всякий случай я беру и вот этот, — он указал на первый труп девушки. — Скорее, скорее. Оберните их холстом и выносите. Вы слышите? Толпа собирается. Вам придется открыть морг, и через несколько минут здесь будет настоящее столпотворение.
Трупы были унесены, уложены на автомобиль и быстро доставлены в дом Керна.
Все необходимое для операции было уже заранее приготовлено. День, вернее — ночь воскрешения Брике наступила. Керн не хотел терять ни одной минуты.
Оба трупа были обмыты и принесены в комнату Брике завернутыми в простыни и уложены на операционный стол.
Голова Брике горела нетерпением посмотреть на свое новое тело, но Керн умышленно поставил стол так, чтобы голова не видела трупов, пока не будут закончены все приготовления.
Керн быстро произвел сечение голов трупов. Эти головы были завернуты в холст и вынесены Джоном, края среза и стол вымыты, тела приведены в порядок.
Еще раз критически осмотрев тела, Керн озабоченно покачал головой. Тело с родинкой на плече было безукоризненной красоты форм и особенно выигрывало по сравнению с телом «камеристки» — ширококостным, угловатым, неладно скроенным, но крепко сшитым. Брике, конечно, выберет тело этой аристократической Дианы. Однако при тщательном осмотре тела Керн заметил у Дианы, как называл он ее, некоторый дефект: на ступне правой ноги была небольшая рана, причиненная каким-нибудь обрезком железа. Большой опасности это не представляло. Керн прижег рану, заражения крови опасаться еще не было оснований. Но все же за успех операции с телом «камеристки» он был более спокоен.
— Поверните голову Брике, — сказал Керн, обращаясь к Лоран. Чтобы Брике не мешала своей болтливостью во время подготовительных работ, у нее был заткнут рот, то есть выключен баллон со сжатым воздухом. — Теперь можно пустить воздушную струю.
Когда голова Брике увидала трупы, она вскрикнула так, как будто неожиданно обожглась. Глаза ее расширились от ужаса. Один из этих трупов должен стать ее собственным телом. Впервые остро, до боли почувствовала она всю необычайность этой операции и начала колебаться.
— Ну, что же вы? Как вам нравятся тру… эти тела?
— Я… боюсь… — прохрипела голова. — Нет, нет, я не думала, что это так страшно… я не хочу…
— Не хотите? В таком случае я пришью к трупу голову Тома. Тома сделается женщиной. Вы хотите, Тома, сейчас же получить тело?
— Нет, подождите, — испугалась голова Брике. — Я согласна. Я хочу иметь вот то тело… с родинкой на плече.
— А я вам советую выбрать вот это. Оно не так красиво, но зато без единой царапины.
— Я не прачка, а артистка, — гордо заметила голова Брике. — Я хочу иметь красивое тело. И родинка на плече… Это так нравится мужчинам.
— Пусть будет по-вашему, — ответил Керн. — Мадемуазель Лоран, перенесите голову мадемуазель Брике на операционный стол. Сделайте это осторожно, искусственное кровообращение головы должно продолжаться до последнего мгновения.
Лоран возилась с последними приготовлениями головы Брике. На лице Брике были написаны крайнее напряжение и волнение. Когда голова была перенесена на стол, Брике не выдержала и вдруг закричала так, как она еще никогда не кричала:
— Не хочу! Не хочу! Не надо! Лучше убейте меня! Боюсь! А-а-а-а!..
Керн, не прерывая своей работы, резко крикнул Лоран:
— Закройте скорее воздушный кран! Введите в питательный раствор гедонал, и она уснет.
— Нет, нет, нет!
Кран закрылся, голова замолчала, но продолжала шевелить губами и смотреть с выражением ужаса и мольбы.
— Господин профессор, можем ли мы производить операцию против ее воли? — спросила Лоран.
— Сейчас не время заниматься этическими проблемами, — сухо ответил Керн. — Она потом сама нас благодарить будет. Делайте свое дело или уходите и не мешайте мне.
Но Лоран знала, что уйти она не может — без ее помощи исход операции оказался бы еще более сомнительным. И она, пересилив себя, продолжала помогать Керну. Голова Брике так билась, что трубки едва не вышли из кровеносных сосудов. Джон пришел на помощь и придержал голову руками. Постепенно подергивания головы прекратились, глаза закрылись: гедонал производил свое действие.
Профессор Керн приступил к операции.
Тишина прерывалась только короткими приказаниями Керна, требовавшего тот или иной хирургический инструмент. От напряжения у Керна даже вздулись жилы на лбу. Он пустил в ход всю свою блестящую хирургическую технику, соединяя быстроту с необычайной тщательностью и осторожностью. При всей своей ненависти к Керну Лоран не могла в эту минуту не восхищаться им. Он работал, как вдохновенный артист. Его ловкие чувствительные пальцы совершали чудеса.
Операция продолжалась час пятьдесят пять минут.
— Кончено, — наконец сказал Керн, выпрямляясь, — отныне Брике перестала быть головой от тела. Остается только вдунуть ей жизнь: заставить забиться сердце, возбудить кровообращение. Но с этим я справлюсь один. Вы можете отдохнуть, мадемуазель Лоран.
— Я еще могу работать, — ответила она.
Несмотря на усталость, ей очень хотелось посмотреть на последний акт этой необычайной операции. Но Керн, очевидно, не хотел посвящать ее в тайну оживления. Он еще раз настойчиво предложил ей отдохнуть, и Лоран повиновалась.
Керн вновь вызвал ее через час. Он выглядел еще более уставшим, но лицо его выражало глубокое самоудовлетворение.
— Попробуйте пульс, — предложил он Лоран.
Девушка не без внутреннего содрогания взяла за руку Брике; за ту руку, которая всего три часа тому назад принадлежала холодному трупу. Рука была уже теплая, и прощупывалось биение пульса. Керн приложил к лицу Брике зеркало. Поверхность зеркала запотела.
— Дышит. Теперь нужно хорошо спеленать нашу новорожденную. Несколько дней ей придется пролежать совершенно неподвижно.
Сверх бинтов Керн наложил на шею Брике гипсовый лубок. Все тело было спеленато, а рот крепко завязан.
— Чтобы она не вздумала говорить, — пояснил Керн. — Первые сутки мы продержим ее в сонном состоянии, если сердце позволит.
Брике перенесли в комнату, смежную с комнатой Лоран, бережно уложили в кровать и подвергли электронаркозу.
— Питать мы ее будем искусственно, пока не произойдет сращение швов. Вам уж придется поухаживать за ней.
Только на третий день Керн позволил Брике «прийти в себя».
Было четыре часа дня. Косой луч солнца прорезал комнату и осветил лицо Брике. Она легко повела бровями и открыла глаза. Еще смутно соображая, посмотрела на освещенное окно, потом перевела взгляд на Лоран и наконец опустила глаза вниз. Там уже не было пустоты. Она увидела слабо колыхавшуюся грудь и тело, ее тело, прикрытое простыней. Слабая улыбка осветила ее лицо.
— Не пытайтесь говорить и лежите тихо, — сказала Лоран. — Операция прошла очень хорошо, и теперь все зависит от того, как вы будете вести себя. Чем спокойнее вы будете лежать, тем скорее подниметесь на ноги. Пока мы будем с вами объясняться мимикой. Если вы опустите веки вниз, это будет означать «да», вверх — «нет». Чувствуете вы где-нибудь боль? Здесь. Шея и нога. Это пройдет. Хотите вы пить? Есть?
