Сара все еще увлеченно возилась с постройкой замка, поэтому Лиз расслабленно растянулась на своем полотенце и закрыла глаза.

Похоже, женщина проспала не так уж мало, поскольку, очнувшись и посмотрев вокруг, она увидела, что солнце стояло уже очень высоко, а время приближалось к полудню. Народу на пляже было еще больше, чем утром, – просто яблоку негде упасть. Одни просто лежали, нежась в лучах солнца, другие играли в бадминтон или в боччу,[1] третьи плескались в воде. Слышался громкий детский смех и возгласы взрослых, ласково плескалось море, и откуда-то издалека едва доносился гул самолета. Денек был само совершенство.

Щеки у Лиз горели – она пролежала на открытом солнце слишком долго и совершенно забыла нанести защитный крем. К счастью, ее кожа могла выдержать довольно большую порцию ультрафиолета. Лиз обернулась и увидела, что Сара тоже уснула. Девочка улеглась, свернувшись калачиком на своем полотенце. Карусельная трагедия и строительство замка явно утомили ее. Она дышала глубоко и ровно, ее рот был слегка приоткрыт.

«Слава богу!» – подумала Лиз. Лишь в спящем состоянии дочь казалась ей по-настоящему милой.

Женщина почувствовала голод, но жевать привезенные с собой бутерброды с отвратительным, похожим на мыло сыром на безвкусном маргарине ей не хотелось. Рядышком с автобусной остановкой расположилась закусочная, где продавали аппетитнейшие ломтики багетов, щедро покрытые томатами и моцареллой. Лиз любила именно такие бутерброды. Сара тоже. К этой роскоши напрашивалась также бутылочка чудесной охлажденной колы, а вовсе не теплая минералка из сумки… Лиз встала и потянулась за кошельком. Несколько мгновений она глядела на свое спящее чадо. Если она сейчас разбудит Сару и возьмет ее с собой, та снова вцепится в карусель с лошадками, и увести ее обратно на пляж будет стоить огромного труда, нервов и слез.

«Если же взять ноги в руки, – думала Лиз, – то можно вернуться очень быстро, так что малышка ничего и не заметит. Ведь она спит так крепко…»

Вокруг такая прорва народу. Что же может случиться? Даже если Сара проснется и побежит к воде, она не сможет утонуть на глазах у десятков людей.

«Я вернусь самое позднее через десять минут», – подумала Лиз и бросилась бежать.

Расстояние до палатки с закусками оказалось больше, чем предполагалось. Похоже, они с Сарой проделали утром вдоль берега довольно приличный путь. Но движение доставляло Лиз огромное удовольствие, причем она ясно ощущала, что ей достается немало мужского внимания. Фигурка у этой уже рожавшей женщины была просто замечательной, и купальник-бикини великолепно подчеркивал великолепные формы. Ни один человек, встретив Лиз в таком виде, даже не смог бы предположить, что к ней прилагается голосящий довесок. Сейчас это была просто молодая женщина двадцати трех лет, обаятельная и соблазнительная.

Лиз постоянно опасалась, что у нее из-за пролитых с рождения дочери слез появятся мешки под глазами и повиснут уголки рта. Так что женщине приходилось постоянно быть начеку: нельзя было кому-либо позволить прочесть по ее лицу, что она каждый день чувствует себя несчастной.

В павильоне ей не повезло – у прилавка толкалась целая гандбольная команда. Молодые мужчины во все горло обсуждали ассортимент, и многие из них никак не могли определиться с тем, что им хотелось бы купить. Двое парней тут же принялись активно флиртовать с Лиз, и она с удовольствием начала пикироваться с ними, поскольку умела быть острой на язычок. Что ни говори, стоять среди красивых загорелых мужчин, чувствуя, что они стараются тебе понравиться, было приятно. Лиз начала уж было раздумывать о том, куда девать Сару, если один из этих красавчиков захочет назначить ей встречу, как вдруг явился тренер команды, велел прекратить балаган и вытолкал своих питомцев на улицу. Через несколько секунд павильон опустел, и Лиз наконец смогла купить багеты и колу.

Поворачивая обратно, она взглянула на часы и увидела, что ее поход длится уже целых двадцать пять минут. Пока она вернется, пройдет больше получаса. Уходить так надолго она не планировала. Лиз молилась в душе, чтобы Сара не проснулась во время ее отсутствия и не побежала с ревом по чужим людям. Молодая женщина уже представляла себе, с какой укоризной будут смотреть на нее окружающие. Уж конечно, хорошая мать никогда так не сделает – не оставит ребенка без присмотра в угоду своим прихотям. У хорошей матери вообще не должно оставаться личных нужд. Она живет исключительно ради ребенка.

– Черт побери! – обожгло Лиз. – Ведь я никому ничего не сказала!

Теперь она уже не фланировала перед жадными мужскими взглядами, а бежала во всю прыть, крепко прижимая к себе пакет с бутербродами. В бутылке плескалась кола. У Лиз зашлось дыхание и начало колоть в боку. Бежать по песку было трудно.

Вот наконец ее полотенце. Ее сумка. Лопатка для песка. Замок, который построила Сара. Дочкино светло-голубое полотенце с желтыми бабочками.

Но самой девочки нигде не было.

Лиз стояла на месте, тяжело дыша. Она согнулась пополам, преодолевая колотьем боку, но быстро разогнулась и лихорадочно осмотрелась вокруг. Вот тут же, тут, сорок минут назад лежала ее дочь, лежала и крепко спала.

«Меня не было добрых сорок минут. Сорок минут!» – металась укоряющая мысль в голове у Лиз.

Нет, Сара обязательно должна быть где-то рядом. Девочка проснулась, испугалась, что мамы нет, и теперь бегает где-нибудь поблизости. Вот если бы только народу было не так много. На пляже просто не протолкнуться, и с каждой минутой отдыхающих становится еще больше. Как же искать такую крошку среди сотен и сотен ног?

Лиз бросила бутерброды и бутылку колы на свое полотенце, а кошелек сжала в руке. Никакого чувства голода женщина больше не испытывала. Наоборот, ее слегка затошнило, и теперь она не могла даже думать о еде.

Проклятье! Куда подевалась малышка?!

Уже не на шутку встревожившись, Лиз обратилась к даме, лежавшей рядом с ней. Соседка обладала весьма приличными объемами и пасла четверых детей, которые самозабвенно возились в песке неподалеку.

– Простите, вы случайно не видели мою дочку? Примерно такого роста, – сделала Лиз соответствующий жест рукой. – Такая черненькая, темноглазая… В голубых шортах и полосатой футболке.

Толстушка удивленно воззрилась на Лиз.

– Вы о той девочке, что спала вон на том полотенце?

– Да-да! Вы видели ее? Она уснула так крепко, и я… только на две минуты отлучилась, чтобы купить поесть, а сейчас прихожу и вот…

Чувство удивления на лице толстушки сменилось брезгливостью.

– Что? Вы оставили ребенка одного и отправились так далеко, к тем будкам?!

– Я лишь быстро пробежалась туда и обратно, – солгала Лиз.

«Сорок минут!» – сверлило в ее мозгу.

– Сначала, конечно, я видела, что она там спит, – заявила дама. – Но не могла же я глядеть на нее бесконечно! Тем более моему Денису стало плохо. Он перегрелся на солнце.

Денис сидел, съежившись, в песке, и на самом деле выглядел бледным и вялым. Но он, по крайней мере, никуда не делся.

– Она не могла уйти далеко, – выговорила Лиз, успокаивая саму себя.

Толстушка потянулась к своей знакомой, которая лежала на полотенце по соседству.

– Слушай, ты не видела такую темненькую девочку? Она спала тут рядом. Ее мать бегала аж вон до тех будок, и пожалуйста: ребенок пропал!

Естественно, ее знакомая тоже не обошлась без того, чтобы не окатить непутевую мать порцией ледяного презрения.

– Что? До тех будок?! Подумать только! Да чтобы я когда-нибудь оставила ребенка одного так надолго…

«Ах ты, тупая корова», – подумала Лиз в бессильной злобе.

Похоже, на Сару не обратил внимания ни один человек. Ни толстушка, ни ее знакомая, ни кто-то еще из многочисленных загорающих, которых Лиз опрашивала одного за другим, содрогаясь в дикой, все возрастающей панике. Круг ее поисков становился все шире и шире, и вместе с тем таяли шансы на то, что отыщется хоть один человек, способный сказать что-то внятное о Саре. Лиз бегом спустилась до самой воды, но и там не нашла ни одного следа, ни одной зацепки. Утонуть девочка не могла. На глазах такой массы людей не утонул еще ни один ребенок.