Низко опустив голову и покраснев так, что заметно было даже в сумерках, итальянец еле слышно выдавил несколько слов.

– Что? Не слышу! – рявкнул Дугал.

– San Gradualis, Святой Грааль, – по-прежнему тихо, но вполне отчетливо на сей раз повторил Франческо. – Я дал вам напиться из чаши Святого Грааля. То есть, мне кажется, это была именно та чаша. Я не знал наверняка, но решил, что вреда все равно не будет.

Повисла гробовая тишина.

Дугал выглядел, как человек, только что получивший по башке дубиной. У мистрисс Уэстмор самым натуральным образом отвисла челюсть и округлились глаза. Гисборн соскочил со своего топчана. Франческо, глядя в пол, нервно крутил на пальце серебряное колечко.

Потом все загомонили разом.

– Это такая невзрачная деревянная посудина? – ошеломленно спросил Дугал. – Не может быть! Мы в Дингуолле из таких сидр пили, а Грааль, он… он совсем другой… золотой с каменьями… наверное…

– Рехнулся, не иначе, – пробормотала Изабель. – Но если и правда… Грааль… да, это все объясняет, но это невероятно, клянусь Богом…

– Мессир Дугал, я из лучших побуждений, честное слово, я же не думал! – заторопился итальянец. – Вы умирали, и я по чистому наитию…

– Да подождите вы! – рыкнул Гай, ошарашенный новостями. Ибо Франческо утверждал, будто держал в руках вещь, священную для любого христианина и утраченную в незапамятные века.

Одна из величайших реликвий мира, наряду с Древом Истинного Креста и Копьем Лонгина. Крест и Копье были потеряны два года назад в Святой Земле, в великой битве при Тивериаде. Что же до Чаши Грааля, то в запутанной истории ее странствий вряд ли могли толком разобраться самые высокоученые клирики Сорбонны и Кентербери. Все сходились в одном – Чаша существовала, у подножия Голгофы Иосиф Аримафейский наполнил ее кровью Христовой… и затем на три столетия святая реликвия исчезла из мира. Где она хранилась все эти годы, чьи руки прикасались к ней – знает один лишь всеведущий Господь да еще, может быть, немногие особо доверенные ангелы.

Спустя триста лет неутомимая Святая Елена, императрица Византии, собирательница реликвий времен земной жизни Христа, будет держать Чашу в руках и с трепетом поставит ее на алтарь церкви во Имя Страстей Господних в Иерусалиме. Однако пройдет еще полтора столетия, и неведомые пути приведут Чашу в павший под ударом готов Рим. Здесь ее история становится двоякой, как течение разделившейся на два рукава реки. Около 500 года от Рождества Христова свет Чаши воссияет на далеком острове Альбион, при дворе правителя полудикого племени бриттов, Артура. Однако в это же время Священный Сосуд пребывает в сокровищнице франкских королей, наследников легендарного Меровея. Рыцари Круглого Стола, призванные Артуром, ищут Чашу по всему свету и обретают ее в таинственном замке Монсальват. Меровеи ничего не ищут и никуда не стремятся, храня свое сокровище… в замке под названием Монсальват.

Рукава истории сливаются воедино. Паломники ко Гробу Господню опять воочию зрят Чашу на ее исконном месте, на алтаре иерусалимской церкви.

В начале десятого века последователи воинственного пророка Мухаммеда захватят Вечный Город, разграбят христианские святилища… а Чаша вновь исчезнет. Одни скажут – ее укрыли в тайнике. Другие будут уверять – она сама покинула Иерусалим, ибо он перестал быть для нее надежным пристанищем. Третьи шепнут – Чашу украли арабы и теперь ищут, кому бы из европейских государей продать ее подороже. Четвертые… Бог его знает, что скажут четвертые?.. Предводители первого из Крестовых походов и их воины утверждали, якобы все три сокровища христиан были обретены в Иерусалиме, но с той поры миновало почти сто лет, и алтарь пустует…

Только пилигримы и паломники долгими вечерами рассказывают о чудесах, произошедших в Компостелле или в Тулузе, об исцелениях смертельно больных и о неземном свете, сходящем на землю… О маленькой чаше, вырезанной из куска старого дерева, чуть теплой на ощупь, взявшейся неведомо откуда и пропавшей неизвестно куда… Молва приписывала Святой Чаше всевозможные чудесные свойства – в том числе и бессмертие для приобщившегося божественной благодати.

Но одно дело – слушать занимательную байку у костра, на сон грядущий, и совсем другое – самому столкнуться с легендарной реликвией, так сказать, в действии. Гисборн ощущал себя рыбаком, поймавшим в сети морского змея из древних саг. Вот он, змей – только руку протянуть. А ты стоишь на берегу дурак дураком и лихорадочно соображаешь: как же так и что теперь делать? Бежать за подмогой, тянуть самому? Закоптить живую легенду на зиму? Разрезать сети – пусть себе плывет?

Или там вовсе не змей? Обман зрения, причудливая коряга с бородой из водорослей?

– Франческо, тебе не кажется, что ты… э-э… слегка преувеличиваешь? Посуди сам, откуда здесь, в этом безбожном краю, взяться Святой Чаше?

Итальянец наконец оторвал глаза от пола. Выглядел он до чрезвычайности несчастным и удрученным.

– Пути Господни неисповедимы, мессир Гай. Я не знаю. Не могу ничего объяснить. Знаю только, что наткнулся на эту вещь в крипте под замковой часовней. Только увидел ее, меня… ну, словно что-то под руку толкнуло. Взял в руки, почувствовал… И еще свет… нет, даже не свет, а как будто… как если бы что-то живое, но не человек, не зверь, а… – от волнения он сбился и перешел на родной язык, потом безнадежно махнул рукой. – Правда, не знаю. Не спрашивайте.

– Coglione, болван, – скривилась практичная Изабель Уэстмор. – У тебя хоть достало ума прихватить его с собой? Где он – в каком-нибудь из вьюков? Проклятье, неужели Джейлю досталась и Святая Чаша тоже?!

– Украсть реликвию? Украсть San Gradualis?! – ужаснулся юноша. – О, нет! Он остался там, на столе… или на подоконнике, я точно не помню…

– Дважды болван, – припечатала девица. – Однако ты меня удивил. Я уж и не думала, что еще способна удивляться… Подумать только! Святой Франциск и бессмертный горец, вот умора!

– Да, – деревянным голосом произнес Дугал. – Смешно. И что мне теперь делать с этим бессмертием?

– Ну как же! – мистрисс Уэстмор веселилась от души. – Радоваться, конечно! В любое сражение – без всякого страха, оружие врага бессильно, отрубленные конечности отрастают заново! Герои древности, и те бы обзавидовались! А может, вкупе с бессмертием тебе досталась еще и вечная молодость, а, мессир Дугал?

– Поди к дьяволу, ехидная ведьма, – мрачно буркнул шотландец, с трудом поднимаясь со скамьи. – Спасибо, Френсис. Удружил. Век не забуду.

Придерживаясь за стену, он неверной походкой двинулся к ближайшей лежанке.

– Мессир Дугал, не стоит отчаиваться! – жалобно крикнул ему вслед Франческо. – Нам не дано проникнуть в замыслы Господни. Может, Он уготовал вам впредь великую участь…

Время неспешно текло мимо, отмечаемое перезвоном колоколов орденской часовни. В стоявший на отшибе странноприимный дом почти не долетало звуков, сопровождавших повседневную жизнь прецептории, и можно было только догадываться, чем заняты населяющие ее братья. В десятом часу под охраной двух сержантов явилась кухонная прислуга, принеся завернутые в овчину судки, а в качестве приятного добавления к ним – небольшую корзину с кувшинами местного вина. Вкусный запах съестного мгновенно пробудил Мак-Лауда ото сна, и шотландец набросился на еду, аки голодный волк. Остальные, впрочем, нимало от него не отставали. Гай взирал на Дугала с изумлением: кельт поразительно быстро восстанавливал силы. Сейчас уже сложно было заподозрить, что всего три часа тому назад сей достойный муж уверенно стоял одной ногой в могиле.

После трапезы ждал еще один приятный сюрприз: явившийся служка проводил мужчин в купальню, где вдоль стен стояли громадные деревянные бадьи с нагретой водой и где Гай, Дугал и Франческо наконец сменили вонючую рванину на чистое льняное белье. Некоторое затруднение возникло с мистрисс Уэстмор: орденский устав не предусматривал купания женщин вместе с братьями-рыцарями. После краткого совещания четверо дюжих служек с натугой подхватили бадью и поволокли в гостевые кельи.