Уже на берегу советские моряки узнали, что во время этого циклона в Северном море погибли три парохода и два парусника. Спаслось только несколько человек с парусника. Привязанных к мачтам, их подобрали в море только через двое суток.
Ремонт парохода затянулся почти на три месяца. За это время Новиков-Прибой написал рассказ «„Коммунист“ в походе» (первоначальное название — «Буря») и приступил к работе над повестью «Женщина в море».
Вспоминая о том, как судьба в очередной раз отвела от него погибель, Алексей Силыч напишет в письме Рубакину: «Теперь я сижу в Москве — изображаю свои переживания на бумаге. И делаю это с удовольствием, ибо палуба под моими ногами не качается и сумасшедшие волны не обливают с ног до головы холодной водой. В квартире тихо. Только восьмимесячный карапузик мой что-то лопочет на своём языке: очевидно, хочет выразить свои философские взгляды на жизнь».
А повесть «Женщина в море» родилась из следующего наброска в записной книжке Алексея Силыча:
«Любовь на корабле. Рассказ.
На пароходе вместо прежней буфетчицы появилась новая скромная молодая девица.
Уже с первого раза команда обратила на неё внимание. А когда вышли в море, то все были влюблены в неё. Всех она дарила улыбками. Не было на судне человека, который хоть чем-нибудь не хотел бы услужить ей. И каждый думал про себя, что она относится к нему лучше, чем к другим. И каждый питал надежду на её любовь.
Но она могла полюбить только одного и действительно полюбила.
Сразу все отвернулись от неё.
Каждый считал себя обманутым.
Этого ей не могли простить, как и тому, на ком остановился ею выбор.
На пароходе устроили радиотелеграфную рубку. А вскоре заявился и сам радиотелеграфист.
Он был красив, ловок, одевался чисто.
Вся команда обрадовалась, увидав его: выручит.
Все начали следить за развёртыванием нового романа».
На повести «Женщина в море» «лежит ясный отпечаток, — писал критик И. Кубиков в 1928 году, — влияния поэмы М. Горького „Двадцать шесть и одна“». Оба эти произведения, с одной стороны, о том, как может женщина в корне изменить атмосферу в мужском коллективе, как может она преобразить его, разбудив в мужчинах самые лучшие чувства: порядочность, благородство, великодушие. С другой стороны, о том, как могут эти же мужчины резко измениться по отношению к женщине, когда она выбирает кого-то из них, особенно если этот «кто-то», по общему мнению, её не достоин.
Гордая самостоятельность, присущая горьковской Тане, переросла в героине Новикова-Прибоя с таким же именем в сознание полного равенства с мужчиной (это, безусловно, влияние времени, ведь действие повести Горького относится к концу XIX века, а герои «Женщины в море» живут в новом социалистическом государстве).
Женщина в море — это очаровательная молодая девушка, буфетчица большого торгового парохода. Её облик неповторимо романтичен и притягателен: «Таня обладала одной особенностью: золотистые глаза её всегда были игриво-лучистые, зовущие к жизни. Когда она смотрела на кого-нибудь, то, помимо своей воли, обещала близкое счастье». Она, по существу, является составной частью лучезарного морского пейзажа: «Таня, щурясь, смотрела на море, а море, забывая свою суровость, смотрело на Таню, покрываясь сетью сияющих морщин. И улыбались друг другу».
И как море в часы своего покоя даёт радость труженикам-морякам, так и образ этой девушки, привлекая, «заставлял матросов выглядеть опрятнее, воздерживаться от ругани, и они наперебой старались быть интересными».
Любопытны те страницы повести, где Новиков-Прибой изображает резкую перемену отношения к Тане команды, когда, в результате грязных сплетен старой Василисы, все заподозрили её в связи с «простодушным рыжеватым парнем» — матросом Максимом Бородкиным. То обстоятельство, что он ничем не интересен, кроме страстной влюблённости в буфетчицу, гасит романтический ореол вокруг Тани, которая казалась матросам идеалом. Но вот появляется новый радист, человек со стороны, и команда, «прощая» Таню, начинает следить за развитием их отношений. Команда искренне хочет, чтобы такая исключительная женщина, как Таня, выбрала себе достойного мужчину.
В 1925 году выходит в свет новая повесть Новикова-Прибоя «Ералашный рейс», которую хорошо принимают не только читатели, но и критики. И. Кубиков, например, пишет: «Повесть „Ералашный рейс“ — прекрасное художественное достижение писателя. Она носит приключенческий характер, который в самом конце принимает, пожалуй, даже слишком сгущённый вид. Но эти мелочи, по отношению к данной повести, существенного значения не имеют. Задача писателя, как художника, заключается здесь в том, чтобы с помощью показа всех этих необычайных приключений вскрыть основные, индивидуальные черты, присущие различным персонажам повести».
В начале повествования мы встречаемся с капитаном небольшого торгового судна — человеком, призванным играть трагикомическую роль в «ералашном рейсе»: «На мостике прохаживался капитан Огрызкин, хилый и забитый жизнью старичок. Как всегда, он и на этот раз ковырял в своих пожелтелых зубах спичкой, потом нюхал эту спичку, морща маленький, как у ребёнка, нос. Временами узколобая голова его откидывалась назад, осматривая небо с редкими облаками, морской горизонт». Мы уже подготовлены к следующим словам о капитане: «Он не любил моря, а свежая погода вызывала в нём чувство отвращения».
Когда маленький пароходик «Дельфин» сел на подводные рифы, то трусливый капитан, увлекая за собой жену, первый спасается бегством, перебираясь на баржу. За ним следуют и его матросы. На покинутом «Дельфине» остаётся один машинист Самохин, человек бывалый, исполненный чувства собственного достоинства, который видит насквозь и капитана, и его взбалмошную жену. Он может быть груб: не терпит легкомыслия и бестолковости.
Но в роли если не главного, то самого привлекательного героя выступает шкипер баржи, спасшей команду «Дельфина». И вот этот самый шкипер, похожий на героев Джека Лондона, уверенный в себе, мрачный, немногословный, привлекает внимание жены капитана «Дельфина»: она хоть и капризна, но мечтательна и романтична. К тому же к концу произведения, проведя её через ряд испытаний, автор делает её более вдумчивой и глубокой.
«Соединение причудливой романтики и реализма», по словам Кубикова, — отличительная черта «Ералашного рейса», которая, впрочем, присуща большинству произведений Новикова-Прибоя.
И в «Женщине в море», и в «Ералашном рейсе» так же, как в большинстве произведений Новикова-Прибоя, ярко звучит тема женщины, которая, по словам А. Воронского, не менее значительна в творчестве писателя-мариниста, чем тема моря. Быть может, это объясняется тем, что эти две стихии во многом схожи? Непредсказуемы, капризны, бездонны, притягательны в своей красоте и непостижимости.
Кстати, необыкновенную популярность Новикова-Прибоя в 1920–1930-е годы можно объяснить и тем, что у него много книжек «про любовь». Поэтому его читательская аудитория была столь широкой, охватывая не только любителей приключений, но и любительниц того, что сейчас назвали бы «женской прозой».
С середины 1920-х годов Новиков-Прибой, как уже довольно известный писатель, стал часто выступать перед читателями в самых разных аудиториях: на заводах и фабриках, в библиотеках и школах, в военных частях. Эти выступления часто сопровождались лекциями о его произведениях. Их читал литератор Виктор Александрович Красильников, который впоследствии стал одним из самых серьёзных и авторитетных исследователей творчества Новикова-Прибоя.
По воспоминаниям М. Л. Новиковой, Красильников был человеком обязательным, пунктуальным и чрезвычайно преданным Алексею Силычу, к которому относился с исключительным уважением и любовью. «Немного старомодный в манерах, — пишет Мария Людвиговна, — медлительный в разговоре, он взвешивал каждое слово, как бы опасаясь, не обидит ли собеседника. С людьми говорил тихо, а на выступлениях немного повышал голос, и его было слышно в самых отдалённых концах зала. Разбор произведений писателя делал очень обстоятельно, никогда не забывая ни одной мелочи».
