А потом проснулся Билл. Он не сразу все понял, но когда до него дошло, что мы съехали с дороги, он достал свою флягу с водкой и сделал несколько больших глотков.

— Ну и зачем ты это сделал? Здесь же никто и никогда не расчищает дороги.

Я не мог ничего ответить, просто ехал с виноватым видом.

А ехать удавалось все труднее, и уже через несколько километров мы остановились. Впереди были огромные кучи снега, которые с каждым часом все увеличивались и увеличивались. Еще один день такого снегопада – и наш грузовик простоит тут до весны.

Билл всегда был очень спокойным человеком. И даже сейчас он не злился, что я втянул его в такое говно. Наверное, все же злился, но где-то внутри. В своих мыслях он, вероятно, разбил мою голову об руль и выкинул мое тело в снег.

Билл глянул на календарь, который висел у нас за спиной и сказал:

— С новым годом, друг. Пусть восемьдесят шестой принесет тебе больше счастья, чем восемьдесят пятый.

А я не ответил. Не знал, что можно ответить. Я просто открыл дверь и вышел на улицу. От такой резкой смены температуры я чуть не рассыпался на мелкие кусочки. За полчаса снега навалило сантиметров двадцать. Это, пожалуй, самый большой снегопад, который я видел в своей жизни. Снег шел, непонятно куда, но шел. Он просто шел и шел, не собираясь уходить.

Я забрался обратно в грузовик. Билл все так же сидел и смотрел в окно. Время от времени он делал глоток из своей фляги. Я не смотрел на него в этот момент, но, думаю, он даже не морщился от горечи, так ему было хреново.

А потом Билл спросил:

— Почему ты стал водилой?

Билл повторял этот вопрос всегда, когда выпьет, а я всегда отвечаю, что у меня просто не было выбора. И это действительно так. Я никогда не врал Биллу, когда говорил, что у меня не было выбора.

Билл стал водилой, потому что дома его никто не ждал, никто не готовил ужин и никто не обнимал, когда он возвращался.

Но не суть.

Мы просто сидели, наблюдая, как снег хоронит нас в нашем родном грузовике-гробу.

Снег все шел и шел. А мы просто сидели.

— Нужно поспать, — сказал в какой-то момент Билл, — посмотрим, что будет завтра. Он сделал еще несколько глотков из своей фляги и отвернулся к окну.

А я уснуть так и не смог. Просто смотрел в окно.

Когда я захотел выйти, дверь открыть сразу не получилось. Так что, пришлось постараться, чтобы выбраться наружу. Там была невыносимая холодрыга, ветер завывал как голодные волки. Но хуже всего было то, что снегопад и не думал успокаиваться, похоже, кто-то неплохо его разозлил.

Приятней всего то, что в грузовике было тепло, можно даже сказать, жарко. Билл тихо сопел, часы спокойно тиктакали, а я просто решил поговорить со снегом. Тихо так поговорить, чтобы не разбудить Билла.

— Перестань, друг, — говорил я снегу, который наваливался на мое лобовое стекло. — Просто нам нужно ехать, понимаешь?

Но он не слушал. Наверное, тот снег, к которому я обращался был уже мертв, его придавил и убил новый снег, который падал сверху. И теперь я говорил с ним. Но он не слушал тоже. Слишком уж быстр он умирал. Мне ничего не оставалось, кроме как бросить эту затею. Когда не слушают – не очень-то и хочется говорить.

2

Утром было плохо. Мы немного позавтракали тем немногим, что лежало в наших рюкзаках.

Мы мало разговаривали с Биллом, потому что не знали, что можно сказать. Если сказать что-то с веселым видом, Билл может подумать, что не прошло еще и двух дней, а я уже успел рехнуться. А о грустном не хотелось даже и думать. Но хорошие мысли разбежались, как тараканы убегают со стола, когда включается свет.

Снегопад, кстати, успокоился. Кто знает, может на него подействовали мои разговоры. А потом Билл сказал:

— Я так понимаю, домой мы не попадем сегодня. Не хочешь напиться?

У нас полный грузовик выпивки. Это и есть тот товар, который следовало бы довезти целым и невредимым. Я ответил:

— Отличная идея.

Но выйти на улицу оказалось большой проблемой. Снега за ночь навалило столько, что открыть сразу дверь оказалось не по силам ни мне, ни Биллу. Тогда мы навалились вдвоем на мою дверь, и она все же поддалась.

Столько снега я не видел ни разу в жизни. Он был повсюду и везде. Мы с Биллом были как две неуклюжие мухи, утонувшие в молоке. Кое-как добравшись до хвоста грузовика, по пути застревая по пояс в снегу, я сорвал пломбу, открыл прицеп и залез внутрь. Выпивки там было и вправду много, хватило бы на целую китайскую деревню. Я взял несколько больших бутылок водки и выпрыгнул наружу.

Билл стоял, а снег съел его ноги. Он стоял и трясся от холода и пронзительного ветра.

— Я бы остался здесь до конца своих дней. — сказал Билл, когда мы залезли в грузовик, так там было тепло и уютно. Тогда он еще и не знал, насколько близко подобрался к истине.

— В таких ситуациях, Билл, - говорю я, — в таких ситуациях нужно о чем-то говорить. И тут он начал хохотать как сумасшедший. Хохотать так, что я и вправду подумал, что он уже все, лишился ума.

Так смеются люди, которые выигрывают в лотерею четыре с половиной миллиона долларов.

Наверное, так должны смеяться люди, которые упали в реку, кишащую крокодилами, а потом, чудом спасшись и напившись с незнакомцем, говорит: «Представляешь, друг. Меня сегодня чуть не съели крокодилы».

Но так не должны смеяться люди, которые застряли неведомо где в каком-то сраном грузовике.

Он долго смеялся, наверное, целых лет сто, пока не заткнулся и сказал:

— Через 7 часов должен наступить новый год.

1986.

3

Ели мы мало, в основном только пили.

Мне интересно, если пить маленькими глотками, то в какой момент наступает опьянение? Хотя нет, слово «опьянение» совсем не может описать то, что было со мной, или с Биллом. Помню, что в какой-то момент, когда я уже толком не мог понять, где я и кто, я сказал:

— Чувак, походу мне все...

Но никто не ответил, Билла в грузовике не было. Я был один, сидел там как дурак, и не мог понять, что же мне делать.

Мне сложно и трудно вспоминать, что творилось в моей голове в тот момент, но я отчетливо помню, что начал реветь, как маленький ребенок, которого забыли в супермаркете одного. Я мотал головой, надеясь, что вот-вот Билл выскочит из ниоткуда и крикнет: «ОБДЕЛАЛСЯ?». Но его не было.

Не знаю, сколько прошло времени, даже часы не могли помочь мне узнать время. Они только тикали и тикали, будто издевались.

Тик-так.

Тик-так

Все не тик, и даже не так.

Когда я выполз на улицу и грохнулся в снег, меня окутал такой холод, что я сразу же пожалел о своей затее. И даже тот алкоголь, который гулял в моей крови, даже он был не в силах согреть меня.

— Эй, — кричал я, пытаясь вспомнить имя своего напарника, — дружище, ты куда делся?

Я обошел грузовик, падая и поднимаясь раз за разом, но его не было.

А потом все, помню только, как проснулся утром уже в грузовике и не мог понять, прошлая ночь была сном или нет. Но Билл по-прежнему отсутствовал, а значит, это был никакой не сон.

4

— Что случилось с Биллом?

Офицер сидит возле моей кровати и тщательно записывает самое важное из моих слов. Кажется, он искренне сочувствует мне. И моим отсутствующим пальцам и кончику носа.

Я говорю.

5

Утром я увидел человеческие следы, которые убегали от нашего грузовика вдаль. Это были следы Билла. Следы очень пьяного и очень огорченного Билла.

Я собрал всю еду и закинул ее в свой рюкзак. Потом я плотно набил свои ботинки страницами playboy’a, который валялся в бардачке и туго завязал шнурки. Голову я обмотал какой-то тканью, которая завалялась за сиденьем. А потом я вышел и попрощался с грузовиком. Ну, то есть по-настоящему с ним попрощался. Сказал пока, или прощай, не помню точно, в общем, дал ему понять, что есть вероятность, что мы больше никогда не увидимся.