Я благодарю Тимоти Биньона за весьма ценную консультацию. Я многим обязан Эдварду Томасу и Мэри-Кей Уилмерс за прочтение моей рукописи, конструктивные комментарии и критические замечания.

Также я хочу поблагодарить мисс Энджелу Серджент за ее любезность и терпение, проявленные при печатании моей зачастую неразборчивой рукописи.

Все даты в этом тексте даны по юлианскому календарю, который отставал от принятого в Западной Европе григорианского на одиннадцать дней в XVIII в. и на двенадцать дней – в XIX в. Юлианский календарь использовался в России до 1918 г.

«Советую тому, кому достанется эта книга после меня, помнить, что честному человеку всегда тяжело находиться на ответственных постах в государстве» (надпись, сделанная Аракчеевым на форзаце его Библии).

Человек, добившийся успеха собственными силами, в наши дни не редкость. Даже в иерархическом обществе России XVIII–XIX вв. было возможно благодаря сочетанию удачи, способностей и амбиций достичь самого высокого положения в государстве без помощи денег или влиятельных лиц, которые были обычно в распоряжении знатных семейств. В начале XIX в. – время, описанное Толстым в «Войне и мире», – когда русская аристократия, казалось, была сильнее и положение ее прочнее, чем когда бы то ни было, во время правления императора Александра I два таких человека проложили себе путь к вершинам власти. Один – это Михаил Сперанский, прославленный сын сельского священника, который познал краткий миг славы, пока Александр играл в конституцию, составленную для него Сперанским. Второй – Алексей Андреевич Аракчеев, которого часто противопоставляют Сперанскому, хотя на самом деле они никогда не были соперниками. Пушкин однажды сказал Сперанскому: «Вы и Аракчеев стоите в противоположных дверях этого царствования, как добрый гений и злой гений».

Аракчеев всегда говорил о своем простом происхождении и гордился своей необразованностью. Тем не менее, он родился в семье поместных дворян и получил такое же образование, как и большинство русских в XVIII в., имевших аналогичное социальное положение. При повсеместном отсутствии школ и учебников мелкопоместные дворяне довольствовались деревенским священником; более привилегированные семьи обычно нанимали для своих сыновей учителей-иностранцев. Начальное образование Алексея было явно недостаточным, и связанный с этим комплекс остался у него на всю жизнь. Он часто с сарказмом заявлял, что от «необразованного бедного дворянина» не стоит ждать, что он будет вести беседы с умнейшими людьми в обществе и при дворе. Но на протяжении всей карьеры образование стало едва ли не основной его страстью. Так, часто заявляя, что чтением не интересуется, Аракчеев собрал библиотеку, в которой было более одиннадцати тысяч томов. «Я не слишком грамотен. Отец учил меня на медные деньги», – заявил он, по своему обыкновению, представляясь членам Военного министерства, когда был назначен на должность министра¹. Он писал одному из друзей: «Бедный дворянин, я получил образование в старом русском стиле. Читать учился по молитвослову, а не новомодными способами. Потом, когда научился читать Псалтырь, чтобы молиться за упокой душ моих родителей, меня отправили служить царю, и я был вверен чудотворной иконе Казанской, и родители наказали мне начинать все, что я буду предпринимать, с ее благословения, как я и поступаю по сей день»².

Семья Аракчеевых не была влиятельной; ее члены не занимали высокого положения в обществе и тихо жили в Тверской губернии. Однако Аракчеевы все же были дворянами и, таким образом, принадлежали к привилегированному слою помещиков, владевших крепостными, а таковыми были как богатейшие князья Российский империи, так и безвестные помещики, порой владевшие лишь несколькими акрами земли и горсткой крепостных. Род Аракчеевых был причислен к дворянскому сословию в марте 1695 г., когда Ивану Степановичу Аракчееву «за службу предков, и своего отца, и собственную в войну с Польшей» было высочайше пожаловано имение неподалеку от города Бежецка, который находился примерно между Москвой и Санкт-Петербургом. Впоследствии предки Аракчеева по мужской линии служили офицерами в армии. Один из потомков Ивана Степановича – Василий Аракчеев – дослужился до чина генерал-майора и отличился в знаменитой кампании фельдмаршала Миниха 1730 г. против турок и крымских татар; брат Василия, который был дедом Алексея, погиб во время той же кампании.

Отец Алексея, Андрей, ушел в отставку в 1762 г. в чине лейтенанта согласно указу Петра III, освобождавшему дворян от принудительной государственной службы, и поселился в своем имении Гарусово, примерно в ста километрах от Бежецка. Андрей никогда не был богат. За душой у него только и было что двенадцать крепостных, но он имел городской дом в Бежецке, куда переезжал каждый год вместе с семьей, чтобы спастись от суровой зимы. Его родственники, которые тоже жили в Тверской губернии, были более состоятельными. Их семья в целом владела более чем пятью сотнями крепостных в Бежецком уезде, и у жены Андрея было собственное имение³.

Алексей родился 23 сентября 1769 г. в Гарусове. У Аракчеевых родилось еще два сына – Петр (1776 г.) и Андрей (1778 г.). Их отца, не имевшего ни энергии, ни особых амбиций, вполне удовлетворял образ жизни мелкого провинциального помещика. Он дал детям образование и отказался даже от управления имением в пользу своей более деятельной супруги Елизаветы Андреевны.

Влияние Елизаветы Андреевны на Алексея в детстве было очень велико, и впоследствии он всегда нежно относился к матери. Прозванная соседями немкой за страсть к чистоте, она передала сыну, по крайней мере, одно качество, благодаря которому он потом стал известен всей России, – педантичную любовь к дисциплине и порядку, рьяно насаждавшимся им как в своей общественной, так и в личной жизни. Не умея ни читать, ни писать, Елизавета Андреевна наняла гарусовского священника, чтобы тот дал ее сыну начальное образование в обмен на «четверть ржи и две четверти овса». Однако священник был не слишком способным учителем, ибо Аракчеев так и не выучился складно и грамотно писать. Его отец, который не хотел, чтобы сын поступил на службу в армию, и надеялся, что тот станет чиновником в одной из государственных канцелярий, был огорчен столь малыми успехами Алексея и давал ему переписывать длинные служебные документы, чтобы улучшить его почерк и грамотность. Но мальчик, не лишенный прилежания, предпочитал арифметику, и одним из его любимых занятий в детстве было умножение больших чисел⁴.

Был и еще один человек, вызывавший восхищение Аракчеева в детские годы, – его тетя Настасья Жеребцова. Она имела дом неподалеку от Бежецка, была, по общему мнению, женщиной с характером и играла видную роль в жизни города. Детская привязанность Аракчеева к Настасье оказалась такой же нежной и прочной, как любовь к родителям. Когда они умерли, он продолжал навещать ее в Бежецке и проявлял интерес к местным событиям, принимая просителей и чиновников и по возможности помогая им решить их проблемы и восстановить справедливость. В гостях у тетушки он старался не проявлять те не самые лучшие качества своего характера, из-за которых к тому времени он приобрел ужасную репутацию в Санкт-Петербурге. Настасья даже иногда отправляла некоторых просителей к Аракчееву в столицу, и он всегда принимал их с вниманием и любезностью.

В конце концов, они были приятным напоминанием о пройденном им пути⁵.

Когда Алексею исполнилось тринадцать лет, нужно было подумать о его карьере. Он еще не знал, по какому пути намерен идти, и без воодушевления относился к намерению отца отправить его в Москву к родственнику, который помог бы ему получить место чиновника в одной из канцелярий. Однажды он с отцом пришел в гости к соседу, два сына которого только что приехали в отпуск, успешно пройдя курс обучения в Шляхетской артиллерийской школе. Они сразу произвели впечатление на Алексея. Он с завистью смотрел на их нарядные красные мундиры и ловил каждое слово из их рассказов о лагере, учениях и стреляющих орудиях. «Они казались мне высшими существами. Я не отходил от них ни на минуту». Он умолял родителей отправить его в эту школу, но они полагали, что неразумно посылать сына в Санкт-Петербург без денег и протекций. Наконец, видя настойчивость Алексея, они смягчились.