Среди аборигенов Африки может быть найдено большое число подобных примеров, некоторые наиболее типичные из которых здесь упомянуты. Камминс пишет о племени динка (на юге Судана): «Любые добродетели, которые присутствуют в отношениях между членами одного сообщества, полностью теряют свое значение в отношениях с иноплеменниками. В таких отношениях главным является право силы и право тех, кто ею обладает. Подобное положение вещей, бесспорно, справедливо в отношении всех диких сообществ, но подобные же примеры могут быть найдены и в истории цивилизованных народов. Во взаимоотношениях между членами внутри группы в чести были правила справедливой игры, но обычаи, регулировавшие отношения между группами и народами – международные обычаи или законы, – развиты очень плохо.

Багешу, если верить Роско, прожившему среди них много лет, «вероломны и очень недоверчивы по отношению ко всем людям, не состоящим в их клане», а Станнус говорит об аборигенах Британской Центральной Африки, что «воровство у других племен, безусловно, одобрялось». У нигерийских племен Западной Африки считается «неправильным обворовывать своего соплеменника, особенно из того же самого города, даже если он недостаточно силен для того, чтобы наказать вора, но обворовать чужака не считается преступлением». Уикс говорит о племени бангала, живущем в верховьях реки Конго: «В отношениях с чужаком не будет считаться неправильным обворовать, избить, оскорбить или даже убить, если только он не пришел навестить кого-либо в городе». На практике, если бангала «обворует чужака и продаст ему его же имущество, все соседи будут восхищаться таким бангала и считать его умным и проницательным человеком, но если он ограбит своего соседа, предварительно не заплатив ему, он будет публично осужден и назван человеком, обладающем дурными привычками».

Даже мирные гренландцы (эскимосы. – Ред.), естественная среда обитания которых воспитала в них уважение к честности и взаимному доверию, которые редко лгут и никогда не воруют друг у друга, по-другому расценивают свои обязательства по отношению к чужакам, особенно если они другой расы. «Мы должны помнить, – пишет Нансен, – что иностранец для него (эскимоса. – Ред.) – это не имеющий особого значения объект, чье благополучие для него является пустым звуком, и гренландцу не важно, может ли он положиться на чужака или нет, так как ему не надо жить бок о бок с ним». При этом он вряд ли сочтет неприличным присвоить себе что-нибудь из имущества чужака, если оно покажется ему полезным». Похожее положение дел наблюдается у племени атов (Британская Колумбия), где «предмет, отданный на хранение индейцу, находится в абсолютной безопасности, при этом воровство является обычным делом там, где затрагивается собственность других племен или белых людей». Банкрофт писал об индейцах нутка (несколько мелких племен, заселяют западный берег о. Ванкувер, Канада, и м. Флаттери, США. – Ред.): «Воровство у них не распространено, за исключением воровства у чужаков». Это утверждение может быть применено ко многим другим племенам. Среди арауканов (арауканцев) Южной Америки «грабеж является частью повседневной жизни индейцев… Регулярно предпринимались вооруженные набеги на соседние деревни, и так поддерживалось постоянное состояние войны, но внутри клана воровство было запрещено, и все считалось общим».

В отношении древних германцев известное утверждение Цезаря свидетельствует о том же самом: «Грабеж вне пределов племени не влечет бесчестья, но расценивается как способ тренировки молодежи и уменьшения затрат». Робертсон Смит писал об арабах: «Если человек был виновен в убийстве соплеменника, наказанием была смерть, и его ближайшие родственники не предпринимали попыток спасти его, но все племя вставало за спиной человека, убившего чужака, даже если убитый принадлежал к братскому племени».

Объяснение того, почему первобытный человек отделял свою группу от других, кроется в восприятии своего племени как центра всего и в привычке взвешивать и оценивать все через отношение к племени. «Каждое племя, или настоящая национальная единица, считало себя превосходящим все другие, а свою культуру – лучшей». Такому взгляду на мир было дано определение «этноцентризм». Самнер говорит: «Каждая группа лелеяла собственную гордость и добродетели, хвасталась своим превосходством, превозносила собственных божеств и смотрела на всех чужаков с презрением. Каждая группа считает свою мифологию единственно верной, и, если выясняется, что у других племен существует иное религиозное мировоззрение, это только усиливает их презрение. В адрес иноверцев употреблялись различные оскорбительные эпитеты – «свиноед», «коровоед», «необрезанный», «болтун» – эпитеты, выражающие презрение и отвращение». Когда борьба за жизнь приводит к возникновению контактов между группами, их обычаи становятся источником противоречий, что ведет к усилению противостояния. Таким образом, фактор этноцентризма, или группового эгоизма, который «ведет народ к преувеличению значимости собственных обычаев, которые являются уникальными и отличают их от всех других», является важной причиной войны.

Если изучить самоназвания племен, можно увидеть, что большинство из них означают «люди», что подразумевает, что «только мы – люди», тогда как все остальные – это что-то иное, иногда неопределенное, но не настоящие люди. Некоторые примеры, собранные случайным образом, включены в приложение А. Тенденция племен возвышать себя по сравнению с другими, без сомнения, применима и к более развитым племенам. Евреи, например, считают себя народом избранным, в отличие от других народов. Греки и римляне называли все остальные народы «варварами». Слово deutsch первоначально означало «люди». Саамы называли себя «людьми» и «человеческими существами». Арабы считали и считают себя наиболее благородной нацией, а остальных – в большей или меньшей степени варварами. Подобное чувство не исчезло и сегодня даже у цивилизованных народов. Каждое государство считает себя верхом цивилизации, самым лучшим, свободным и мудрым, а остальных – «низшими». Национальная гордость и патриотизм с легкостью превращаются в манию величия, шовинизм и заносчивое презрение ко всем иностранцам. Пока торжествует этноцентризм, мир будет исключением, а война – правилом.

То, что человек – homo – существо двуполое, является фундаментальным фактором в истории человечества. «Разделение рода человеческого на два пола, – говорил Самнер, – самый главный из всех антропологических фактов». Влияние этого факта прослеживается во всей социальной структуре. Оно проникает в каждую сферу человеческой деятельности, и особенно это очевидно в военном деле, которое поглощает такую большую часть человеческого времени и интересов. Война – это занятие половины человечества; это обусловлено борьбой за выживание и природой.

Два пола принципиально разные во многих аспектах. Физиологически они различаются по строению тела и функциональности. Также заявляется о существовании определенных психологических различий, но здесь все не настолько ясно. В общих чертах женщины представляются более пассивными, трудолюбивыми, они легче адаптируются к рутинным занятиям; мужчины, в свою очередь, более активны, воинственны и склонны к порывам, требующим напряженной деятельности. В какой степени эти различия являются врожденными, а в какой – необходимыми или обусловленными культурой, вопрос спорный. Конечно, различия в социальной роли полов усугублялись на протяжении всей истории культуры, и особенности в ощущениях и характере должны объясняться именно этим, если не на еще более фундаментальном уровне. Интересы полов противоположны, и их жизнь сопровождали различные обычаи. Но какова бы ни была природа этих вторичных половых различий, разница между первичными признаками непреодолима. Женщины вынашивают и выхаживают детей. Более того, они обычно физически меньше мужчин, даже если принадлежат к одной и той же расе. Хотя расовая принадлежность оказывает определенное влияние на физические различия между двумя полами и хотя эти различия менее значимы в примитивных сообществах, нежели у цивилизованных народов, этот факт все равно имеет огромное значение.