— Вы уже закончили? — спросила его Тесс бесцветным голосом.

Все благие намерения мгновенно улетучились из головы Люка.

— Вы самая сумасбродная женщина из всех, что я когда-либо встречал. Неужели ваша, простите, профессия настолько испортила вас, что вы не можете просто выслушать меня и принять искренние извинения?

— Это свободная страна, Мэнсфилд. Я могу принять, могу не принять. У меня есть право выбора. Но мне не нравится ваша тактика запугивания, не нравятся ваши грязные мысли и не нравитесь вы сами. А теперь простите, мне надо переодеться, меня ждут.

— Переодеться? Так сказать, сменить костюм и амплуа, да? Великолепная мысль! — Люк явно нарывался на скандал, забыв, что не получил прощения еще за предыдущую грубость. — Какую роль вы намерены играть теперь? Брошенной беспризорной девочки? Несчастной сиротки? Или Лукреции Борджиа?

— Я воровка, но не убийца, Мэнсфилд!

— И гордитесь этим?

— Да, горжусь! — выкрикнула Тесс. Ее глаза сверкали. — Почему бы мне не гордиться тем, что я выполняю трудную работу и делаю это хорошо?

— Вам даже знакомы такие понятия, как мораль и этика? — спросил с издевкой Люк.

— Сейчас отвечу, только переведу дух. — Тесс подбоченилась и посмотрела ему прямо в глаза. — Мне-то они известны, а вот вам? Вы знаете, что в основе благополучия всей этой страны лежит самый бессовестный грабеж? Сначала мы украли земли у индейцев, затем принялись обворовывать друг друга. Каждое семейное состояние в этой стране нажито или пиратством, или контрабандной продажей спиртного, или финансовыми махинациями. Посмотрите на ваше собственное аристократическое гнездо. Состояние Мэнсфилдов в действительности было сколочено на краже. Не забыли, как ваш прославленный прапрадедушка украл у своих акционеров целую железную дорогу, а? Ну, что скажете?

— Это называется умышленным извращением фактов.

— Чушь! — раздраженно заявила Тесс. — Он захотел управлять железной дорогой по своему усмотрению, но акционеры не поддержали его, и тогда он просто украл у них компанию. Ваш знаменитый дедуля скупал компанию за компанией, а их бывшие владельцы кончали свои жизни самоубийством. Это было в 1929 году. Брат вашего деда был весьма преуспевающим бутлегером и тоже сколотил себе капитал. А знаете ли вы, чем занимается половина компаний Мэнсфилдов?

— Семейным бизнесом занимается мой брат Джошуа… — начал было Люк, но Тесс его не дослушала.

— А, понятно! Вы держите ручки чистенькими, подальше от добытого нечестным путем состояния. Ну что же, весьма и весьма благоразумно. А не вы ли защищаете обожаемого всеми миллионера Джесса Валлингхема, который оказался причастным к омерзительному делу о вымогательстве?

— Конечно, ведь я его адвокат. Но Валлингхем к тому же друг моего отца, и он невиновен. Я возмущен…

— И каков же ваш гонорар в этом деле, которое не сходит с первых полос газет? Двести долларов в час, триста?

— Четыреста, — буркнул Люк.

— Не сомневаюсь, что, пока бедный Джесс томится на нарах, вы утешаете его молодую красивую женушку.

— Я видел Глорию Валлингхем лишь два раза, да и то мельком! — возмущенно бросил Люк.

— А как насчет той маленькой интрижки с Линдой Колье, о которой трещали все газеты?

— Черт возьми, вы знаете и о Линде?

— Каждый читает газеты, а я обожаю светские сплетни. И что, Линда действительно так хороша, как об этом пишут газеты?

— Лучше, — рявкнул Люк.

— Забавно! Однако одного я не понимаю, как этой великанше Марии Франклин все же удалось оттеснить вертлявую мисс Колье?

Люк не мог больше сдерживаться. Его образ, нарисованный Тесс, был настолько нелеп, что он расхохотался. Потом вдруг внезапно смолк и пристально посмотрел ей в глаза.

— Минутку, минутку, — выдохнул он. — Кто здесь кому задает вопросы?

Тесс весело улыбнулась, и он с удивлением обнаружил, что это ему даже приятно.

— Я снимаю шляпу перед вами, мисс Алкотт. Вы очень наблюдательны, и у вас острый язычок.

— Не только у меня, — тихо произнесла Тесс, — не скромничайте. Извините, мне пора.

На этот раз у него хватило здравого смысла — он не стал преграждать ей путь, и она беспрепятственно направилась к дому. Люк с улыбкой проводил ее взглядом, любуясь ее телом. Она была чертовски сексуальна, вызывающе смела и прекрасна!

Он отправился в свой офис, который находился рядом с Рокфеллеровским центром. По дороге он то ругал себя, то мечтательно вспоминал ее сладостный поцелуй, то обеспокоенно размышлял о том, что сталось с его феноменальным самоконтролем, с его хваленым здравомыслием и куда подевался «крепостной ров со свирепыми крокодилами», которым он окружил себя когда-то.

В офисе Люк погрузился в работу, отбросив все мысли о Тесс Алкотт. Проторчав два часа на телефоне и расплющив трубкой ухо, он решил сделать небольшой перерыв. Затем он потратил четверть часа на обсуждение со своей помощницей Кэрол некоторых деталей, касающихся поиска прецедента для дела Валлингхема. Он пересмотрел график своих встреч вместе с Харриет, своей секретаршей, надиктовал ей пять писем, три судебных ходатайства и затем снова вернулся к телефонным разговорам. Как раз в тот момент, когда он увлеченно болтал со знакомым адвокатом, занимающимся бракоразводными процессами, его внезапно осенило. Если Тесс не предлагала ему себя, чтобы переманить на свою сторону, — а она этого не делала, в чем он был теперь так же твердо уверен, как в том, что он — Мэнсфилд, — то почему же она поцеловала его? Почему так затрепетала в его руках, почему так прижалась к нему?

— Боже мой, — выдохнул Люк. Он знал, что она была искусной притворщицей. Но с ним во всех ситуациях, начиная от яростных споров и ссор и заканчивая сладким поцелуем, она была предельно искренна, в ней не чувствовалось ни капли фальши.

— Что вы сказали?

Все еще пребывавший в изумлении Люк вернулся к забытому телефонному разговору:

— Простите, Джефф, обратитесь к Аподаке.

Это лучший совет, который я могу вам дать. Не за что, Джефф. Желаю успеха!

Люк положил трубку и уставился прямо перед собой. Как может воровка со стажем, не гнушающаяся подлых приемов, быть такой беззащитной, трогательной и откровенной?

Вдруг до его ушей донесся знакомый голос, он раздавался из приемной. Озадаченный, он заглянул в свой календарь и покосился на настенные часы. Со стоном отчаяния схватившись за голову, он вскочил, натянул на себя плащ и шагнул к двери. Люк не имел никакого желания встречаться сегодня с этой женщиной, но выбора у него не было, поскольку не в его правилах было отменять заранее запланированное свидание.

— Люк, дорогой, а вот и ты, — пропела Мария Франклин. — Ты готов отправиться на ленч?

— Конечно. Прости, что задержался, Мария. Я был занят делами.

— Ты вечно занят делами, дорогой. — Мария подхватила его под руку.

Вздрогнув, Люк взглянул на нее. Боже мой, да она действительно великанша — ее подбородок был выше его плеча. Она заставляла его чувствовать себя неловко, и ему сразу стало неуютно и тоскливо.

Ее волосы, казалось, были небрежно уложены, на что ее парикмахеру наверняка пришлось потратить несколько часов. Яркая красная помада была тщательно нанесена на тонкие губы, грим искусно подчеркивал естественную красоту лица. Черные глаза застенчиво смотрели на него.

— Я только что прошлась по магазинам, дорогой, — сообщила ему Мария, когда они остановились в ожидании лифта. — Что ты скажешь?

И она медленно закружилась перед ним: красное итальянское платье плотно облегало ее роскошное тело, темные чулки подчеркивали красоту стройных, длинных ног.

— Ты великолепна, как всегда, Мария. Если бы ты не сказала, что купила это платье, я готов был бы поспорить, что тебе его сшили лучшие мастера.

Мария весело рассмеялась, довольная его комплиментами. Когда они вошли в лифт, она поцеловала его в губы. Люк удивленно посмотрел на нее. Боже, ничего! Он абсолютно ничего не почувствовал! Ни вкуса поцелуя, ни сладкой дрожи, охватывающей тело.